Из новых стихов

* * * Мы бродим без Моисея по пустыне, Съедая друга и бросая мать, И, будучи свободными отныне, Свободно можем все отнять. И некому уж бить в набат: Набата нет — распались стены, Но стоило ль давить в себе раба, Чтоб превратиться в серую гиену? Когда-то снизойдет пастух, И, стоя у горы понуро, Мы будем ждать, чтоб новый дух Вдохнул под наши волчьи шкуры.	Рис. А.Лаврухина.
* * * В отрогах — лунный город — белесою дугой, Луна на жидком море — расплавленный покой, Но не расслаблен раем — ведь впереди — конь-блед — Я с милою играю, тревожа лунный свет. Периною нам — галька, а воздухом — вино: Обманные останки того, что нам дано В преддверии печали, таинства лунной дали и сна небытия.	Рис. А.Лаврухина.
* * * Лечу на счастье и горе, Догадки дуют в крылья, А как иссякнут силы, — Падаю в мертвое море. * * * Безумный карандаш дрожит у Бога в пальцах — и час мой неровен. Пытался я к иной судьбе проехать зайцем, да подстерег Харон. Ну а в его ладье, где нет стрекоз и лилий, я думать опоздал, Что в жизни за спиной усилия унылы на облик из зеркал. И если суждено вдруг вновь в каком-то виде топтать весной траву, (Предположив финал у сказки челобитья), лишь к небу припаду.
Утренняя сирень Хвосты невнятных слов теряю, Что устремляли душу ввысь, И вот она, как встарь, немая... Скворцами к кронам унеслись Мои безумные старанья, Что смолкли, не родясь вдали, Расшить восток словесной тканью — В таинстве неба и земли... И вновь — с пером: гусиным кликом Лечу в немыслимый эфир, Но тот эфир — лишь купол цирка, Которым Бог отрезал мир.	Рис. А.Лаврухина.