I`m looking for the face I had
Шестого февраля 1829 года повстанцы, преследуемые на этот раз Лавалье, шли с Юга на соединение с войсками Лопеса и сделали привал в поместье, названия которого не знали, в трёх или четырёх лигах от Пергамино; перед рассветом одному из них приснился страшный сон; в полутёмном бараке он закричал и разбудил спавшую с ним женщину. Никто не знает, что ему приснилось, потому что на следующий день в четыре часа повстанцы были обращены в бегство конницей Суареса, которая гналась за ними девять лиг, пока в поле не стемнело, и человек тот умер во рву — череп ему раскроила сабля, воевавшая в Перу и в Бразилии. Женщину звали Исидора Крус; и сын, который у неё родился, был наречён Тадео Исидоро. Я не собираюсь пересказывать его жизнь. Из всех дней и ночей, которые её составляли, меня интересует только одна ночь; об остальных я и говорить не буду, разве только затем, чтобы та ночь стала понятной. Приключившиеся события содержатся в знаменитой книге; другими словами, в книге, которая может для всех сделаться всем (I послание к Коринфянам, 9,22)2, ибо способна выдержать почти неисчерпаемое количество повторений, переложений и перелицовок. Те, кто комментировал — а таких было много — жизнь Тадео Исидоро, отмечают, что на его формирование повлияла равнина, однако гаучо, подобно ему, рождались и умирали и на заросших тропическими лесами берегах Параны, и в высившихся на востоке горах. Но Крус действительно жил в мире однообразном и диком. Он умер в 1874 году от чёрной оспы и ни разу так и не увидел ни гор, ни фабричной трубы, ни мельницы. И города не видел. В 1849 году вместе с войском установления порядка Франсиско Хавьера Асеведо он отправился в Буэнос-Айрес; пастухи вошли в город, чтобы разграбить его; Крус из опаски не решился выйти с постоялого двора, находившегося неподалеку от загонов. Там он провёл много дней, молчаливый и замкнутый, спал на земле, пил мате, вставал с рассветом, сосредоточенно молился. Особым чутьём (что сильнее всяких слов и рассудка) он понял: у него с городом нет ничего общего. Как-то пьяный пеон посмеялся над ним. Крус ему ничего не сказал, но тот, возвращаясь к ночи, присаживался у очага и продолжал насмехаться: и однажды Крус (никогда ранее не высказывавший злобы или неудовольствия) ударом кулака свалил его. А сам бежал и несколько дней прятался в высоком жнивье; но вот как-то ночью по крику вспугнутой птицы чаха он понял, что окружён полицией. Он попробовал свой нож, срубив стебель; чтобы шпоры не помешали ему на земле, он снял шпоры. Он решил не сдаваться и биться до последнего. Его ранили в руку, в плечо, в левую ладонь; и он тяжело ранил самых смелых своих противников; когда кровь заструилась у него меж пальцев, он стал ещё отважней, чем раньше; перед рассветом его, истекающего кровью и почти теряющего сознание, разоружили. Армия в те времена зачастую играла роль карателя: Круса отправили в крепость на Северной границе. Рядовым солдатом он участвовал в гражданских войнах; случалось, сражался за провинцию, откуда был родом, а случалось, что и против неё. Двадцать третьего января 1856 года в Лагуна Кардосо он был в числе тридцати христиан, которые под командой старшего сержанта Эусебио Лаприды бились с двумя сотнями индейцев. В этом сражении он был ранен копьем.Искал я, истощая зренье,
Свой лик до миросотворенья. (Йитс «Блуждающая звезда»)
2 Имеются в виду слова: «Для всех я сделался всем».
В истории его мрачной и бесстрашной жизни много пробелов. В 1868 году, мы знаем, он снова оказывается в Пергамино; жена или наложница родила ему сына, а сам он теперь хозяин небольшого земельного надела. В 1869 году он получает звание сержанта сельской полиции. Он искупил своё прошлое и теперь, должно быть, считает себя счастливым, хотя, по сути дела, счастлив не был. (Его поджидала, затаившись в будущем, всё озаряющая, главная в его жизни ночь: ночь, когда он наконец увидит своё собственное лицо, ночь, когда он наконец услышит своё имя. Если понять её как следует, то эта ночь исчерпывает всю его жизнь; вернее сказать, один миг этой ночи, один поступок этой ночи, ибо поступки наши — символы нас самих.) Судьба любого человека, как бы сложна и длинна она ни была, на деле заключается в одном-единственном мгновении — в том мгновении, когда человек раз и навсегда узнаёт, кто он. Рассказывают, что Александр Македонский увидел отражение своего ратного будущего в сказочной истории Ахилла; Карл XII Шведский — в истории Александра Македонского. К Тадео Исидоро Крусу, не умевшему читать, откровение явилось не из книги — он увидел себя в другом человеке, попавшем в суровую переделку. А было так.
В последние дни июня месяца 1870 года он получил приказ поймать злоумышленника, виновного перед правосудием в двух смертях. Человек этот бежал из войск, которыми командовал на Южной границе полковник Бенито Мачадо; однажды по пьянке в публичном доме он убил негра, а в другой раз, тоже во время попойки, — подвернувшегося под руку сторонника Росаса; в сообщении указывалось, что родом он из Лагуна-Колорада. Именно в этом месте сорок лет назад настигла беда повстанцев, и тела их остались там на радость воронью и бродячим псам; оттуда вышел Мануэль Меса, которого казнили на площади Победы под грохот барабанов, старавшихся заглушить его гнев; отсюда же был и неизвестный, что зачал Круса, а сам погиб во рву от смертельного удара саблей, воевавшей в Перу и в Бразилии. Крус позабыл название места, но теперь с лёгким и необъяснимым беспокойством узнал его. Преступник, уходя верхом на лошади, петлял по зарослям; и всё-таки солдаты окружили его ночью двенадцатого июля. Он схоронился в высоком жнивье. Тьма была почти непроглядная; Крус со своими людьми, спешившись, осторожно подступал к зарослям, в колеблющейся глубине которых спал или подстерегал их неведомый человек. Закричала птица чаха; Тадео Исидоро Крусу показалось, будто однажды он уже пережил этот миг. Преступник вышел из укрытия, чтобы сойтись с ними в открытом бою. Он показался Крусу ужасным; отросшие волосы и пегая борода будто съели его лицо. По причине совершенно очевидной я не стану описывать их схватку. Достаточно сказать, что преступник тяжело ранил или убил нескольких людей Круса. А Крус, сражаясь в потёмках (это его тело сражалось в потёмках), начал прозревать. И понял, что одна судьба ничем не лучше другой, но каждый человек должен почитать то, что несёт в себе. И что нашивки и форма только мешают и путают. Он понял, что его исконная участь — участь волка, а не собаки из своры; и ещё понял, что тот, другой, — это он сам. Над необъятной равниной светало; Крус бросил оземь форменную фуражку, и, закричав, что он не пойдёт на злодеяние и не станет убивать храброго человека, стал биться против своих солдат вместе с беглым Мартином Фьерро.
Перевод Л.СинянскойКомментарии (Б.Дубина)
Хуан Гало Лавалье (1797—1841) — аргентинский военачальник эпохи Войны за независимость, соратник генерала Сан-Мартина, участвовал в борьбе с диктатурой Х.М.Росаса.
Висенте Лопес-и-Планес (1784—1846) — военный и политический деятель Аргентины.
Мануэль Исидоро Суарес (1799—1846) — аргентинский военачальник, прозванный после победы 6 августа 1824 г. «победителем при Хунине», прадед Борхеса и двоюродный брат Х.М.Росаса.
... откровение явилось не из книги... — Как показывает финал рассказа, речь идёт именно о книге — поэме Х.Эрнандеса «Мартин Фьерро», причём созданной позднее описываемых в рассказе событий; Мартин Фьерро ретроспективно вводится в них Борхесом как реальный участник.
Бенито Мачадо (1823—1909) — полковник аргентинской армии, участник крупнейших сражений в период гражданских войн в стране.
[На
первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления
информации (Modify date): 04.06.01 21:00