История России глазами поляков

Эдвард Трыярски

Из «Мемуаров» З. Дембицкого "О киргизах, башкирах и татарах на рубеже веков"

Автор этого повествования — Здзислав Клеменс Дембицки (1871—1931), польский поэт, публицист и литературный обозреватель, начавший свою деятельность во Львове и продолживший её в Варшаве. Он происходит из семьи землевладельца. В 1896 году он становится членом Лиги Народовой, представляющей польское национальное демократическое движение. Во время учёбы в университете принимает участие в патриотических демонстрациях против царского режима в Польше. После демонстрации 17 апреля 1894 года арестован российской охранкой и после шестинедельного заключения приговорён вместе со своими единомышленниками к трёхмесячному тюремному заключению и двум годам ссылки в Россию. Пользуясь правом выбора места высылки, выбирает Оренбургскую губернию. В результате объявленной амнистии вернулся в Польшу раньше предполагаемого срока.

Хотя его литературное наследие теперь достаточно забыто, оно представляет определённый художественный и общественный интерес. После возвращения в Варшаву он публикует свои заметки и статьи в таких изданиях, как «Газета Польска», «Библиотека Варшавска», «Курьер Варшавски», «Тыгодник Илюстрованы». В период с 1917 по 1929 годы был главным редактором перечисленных периодических изданий. Его литературно-критические статьи 1927—1928 годов вышли в сборнике под названием «Портреты». Наиболее заметная из его публицистических работ — «Кризис польской интеллигенции», опубликованная в 1918 году.

Группа польских молодых ссыльных (одетых на протяжении всего времени в свою университетскую униформу!) добиралась до Оренбурга поездом и пароходом через Вильно, Минск, Смоленск, Вязьму, Москву,Владимир, Нижний Новгород и Казань. После прибытия на место назначения З. Дембицки и трое его товарищей были определены на поселение в Орск, населённый пункт в 285 километрах от Оренбурга. Во время короткой остановки в Оренбурге юные поляки впервые встретились с Востоком лицом к лицу. Вот первые впечатления З. Дембицкого об этом:

«Меновой двор в Оренбурге стал для нас живым свидетельством того факта, что торговля в её примитивных формах обмена товара всё ещё существует в том же виде, как и века назад. Громадная территория, ограниченная квадратом строений, в которых размещались склады товаров и лавки, — вот и весь рынок, но как же много нового предстояло увидеть там людям, прибывшим с Запада!

Присутствие киргизов в их овечьих малахаях — конусообразных шапках с ушами (они носят эти шапки и зимой, и летом), жителей Бухары и Хивы в узорчатых халатах, татар и башкир придавало экзотический характер картине, разворачивавшейся перед нами. Эту экзотику ещё более подчёркивал караван гружёных верблюдов, который только что подошёл неподалёку от нас и теперь ожидал разгрузки.

Здешняя торговля основана на самом бессовестном обмане. Точно так же, как цивилизованные европейцы забирают у негров слоновую кость в обмен на кусочки разноцветного стекла, которое ослепляет их, здесь ценные товары «варварского» Востока можно получить за пачку табака, чая, сахара либо хлопчатобумажное тряпьё.

Этот «варварский» Восток поставляет в Оренбург прекрасные волчьи, лисьи и жеребячьи шкуры, которые используют для изготовления верхней одежды (так называемая «доха»), огромное количество выделанных овечьих шкур (так называемая «мерлушка»), которыми оборачивают или обивают «цыбики» (ящики) чая, чтобы защитить его от потери аромата и впитывания других запахов во время долгого путешествия, «кошмы» (толстый войлок), очень красивые и дорогие бухарские ковры. Эти ковры хорошо продаются не только в магазинах Москвы и Петербурга под названием «персидские», но прямо и здесь идут нарасхват у казахов, в жилищах которых, даже самых неприхотливых, можно увидеть эти ковры, покрывающие сундуки с одеждой. Кроме того, для любителей Востока немалую ценность представляют шёлковые пояса и разноцветные халаты из Бухары, мягкие вязаные шали из козлиной шерсти, очень тёплые и настолько эластичные, что шаль размером в несколько квадратных метров можно легко пропустить сквозь кольцо. И, наконец, здесь много «кишлиша» (видимо, ошибочно употреблено вместо «кишмиша»), «урюка» (сушёные абрикосы), фисташек, «альбухары» (тыквы из Бухары) и других экзотических фруктов.

И всё это наивные киргизы и жители Бухары обменивают на сущую ерунду. Вот почему оренбургские торговцы, татары и русские, имеют баснословные доходы. Этот грабёж происходит на глазах у властей и с их соизволения. Это даже поощрается, поскольку государственное казначейство имеет немалый доход, собирая налоги с продаж.

Череда караванов, состоящих иной раз из двух-трёх сотен гружёных верблюдов, несущих на спинах большие тюки товаров, а иногда запряжённых в маленькие повозки, которые они терпеливо тащат, начинают свой путь в начале тёплого сезона, когда подсохнут тропы, и продолжают всё лето напролёт. Прибывшие в Оренбург остаются тут до тех пор, пока все товары не будут обменены, но с начала сентября, когда им пора собираться в обратный путь, торговцы-грабители резко снижают объём операций, чтобы в последний момент получить сверхприбыли, пользуясь спешкой торговцев-караванщиков. Мы приехали сюда как раз в такой момент “ликвидации”».

Дальнейшие наблюдения автора касаются тюркского населения Оренбурга:

«Понемногу мы знакомились с городом и его восточными особенностями. В нём было мало русских и много татар. Несмотря на то, что в городе было с дюжину православных церквей, мечетей было намного больше. Татары и башкиры считались «инородцами» (иностранцами) в своей собственной стране, и мы тут же привязались к ним. Их скромная, но опрятная одежда, так похожая по покрою на народные костюмы (польские жупаны и кунтуши) наших предков, низкие астраханские шапки, так похожие на наши шапки «батори», дали нам почувствовать ту связь, которая существует между Востоком и нами. Несомненно, что на протяжении многовековых столкновений с татарами мы многое позаимствовали у них, так же как и они что-то позаимствовали у нас. Следы заимствований остались и в нашем языке. Никто, однако, никогда не говорил нам, остались ли наши влияния в языке татарском.

Часто нам встречались на улице и представительницы прекрасного пола. Татарские женщины носят платья разных расцветок. Они любят яркие цвета — красный, зелёный, жёлтый. На фоне тёмно-коричневой и серой одежды мужчин они выделяются яркими пятнами, будто хотят обратить на себя внимание, что, впрочем, и надлежит делать их полу. На улице их лица покрыты цветной «чалмой» так, что видны только глаза, зачернённые брови и часть сильно нарумяненных щёк.

Подчёркивать свою красоту с помощью красок — этот обычай восходит к очень отдалённым эпохам. Несмотря на полузакрытое лицо, татарские женщины способны бросать многозначительные взгляды не хуже, чем это делают европейские женщины.

В основном татарский пролетариат работает на малых предприятиях, однако в Оренбурге есть с дюжину очень богатых татарских семей. Эти татарские миллионеры отчасти русифицировались, то есть приобрели некий налёт русской культуры. Тем не менее они остаются мусульманами и, в глубине души, сохранили чувство единства со своими соотечественниками. Об этом свидетельствуют их щедрые пожертвования на «национальные» нужды и их забота о беднейших горожанах.

Влияние мусульманской религии чрезвычайно сильно среди татар, и это заставляет их ощущать единство с остальным мусульманским миром. Они считают Турцию своей исторической родиной и вместе с толпами других слуг пророка отправляются в паломничество в Мекку и Медину.

Они с большим уважением относятся к своим священникам, поскольку те знают «Коран», но и каждый мулла ведёт себя очень благопристойно. Мы видели некоторых из них, шествующих по улице в белых тюрбанах и длинных одеждах или халатах чрезвычайно серьёзно и с достоинством.

Но аборигенами, урождёнными хозяевами этой страны и её богатств являются башкиры, которые в давние времена кочевали по всей территории Южной Сибири, а потом осели на её западе, в Оренбургской и Пермской губерниях, занявшись охотой и пчеловодством. Они называют себя «башкурт», что значит «большой волк» или «пчеловод». Действительно, они с великим удовольствием и искусством разводят диких лесных пчёл и производят много мёда и воска на экспорт.

Теперь это угнетённый, бесправный и почти безземельный народ, который российские власти, путём различных уловок, разорили и довели до полнейшей нищеты. Но так было не всегда. Раньше они имели и свободу, и достаток, и всегда отличались благородными качествами.

В прошлом они совершили большую ошибку, которая заключается в том, что после взятия и разрушения Казани Иваном Грозным в 1556 году они добровольно присоединились к Москве. Очень скоро они осознали, что такое угнетение со стороны своих покровителей. Среди них начались восстания, которые периодически повторялись. Последнее вспыхнуло в 1735 году и закончилось для башкир трагически.

Русские историки, которых в данном случае трудно подозревать в пристрастности, утверждают, что в то время около тридцати тысяч башкир, то есть одна тридцатая всего их населения, были убиты в сражениях или погибли на виселицах. Не удовлетворившись этим, российское правительство переселило их вдов и сирот на территории черемисов и чукчей. После этой катастрофы Башкирия уже не оправилась. Тем не менее среди башкир сохранились национальные традиции, а также чувство отвращения и недоверия ко всем государственным мероприятиям на территории их проживания.

Как правило, народные традиции в их среде пользуются большим уважением. Это устные традиции, поскольку число грамотных у этого народа минимально. Тем не менее они по-своему приспосабливаются к своему безграмотному положению. Так, каждый башкир имеет собственную «тамгу», то есть знак, который ставит вместо подписи. Такую тамгу можно увидеть на их простых ульях. Так же они клеймят ею лошадей, чтобы обозначить принадлежность животного своему табуну. Точно так же и каждая община имеет собственную тамгу, что-то вроде герба, и собственный клич, по которому в древние времена отличали своих от чужих и применяли в качестве боевого крика во время сражений. Всё это заслуживает особого внимания учёных-ориенталистов.

Внешне башкиры схожи с татарами, но менее симпатичны, чем последние. У них более выступающие вперёд щёки и более приплюснутый нос.

У них нет специфического товара для обмена, как это есть у татар. Не занимаются они и земледелием. Разведение крупного рогатого скота, коневодство, пчеловодство и охота — их единственные занятия. Мужчины занимаются только своими делами, в то время как всё бремя домашних дел, даже требующих самых тяжёлых физических усилий, ложится на плечи женщин, молчаливых, терпеливых, очень работящих и совершенно бесправных. Вот и всё о местных жителях».

В другом месте своих мемуаров З. Дембицки описывает впечатление, которое произвели на польских студентов киргизы:

«В это время мы познакомились с киргизом, который зимой селился в Тургайском крае, на другом берегу реки Ор, которая впадает в Урал возле Орска. Он часто приезжал в город на лошади за табаком, чаем и сахаром. Так случилось, что мы встретились с ним на Бажановском рынке. За разговором мы предложили ему при случае прийти к нам в гости. Он не заставил себя долго ждать. Уже в следующее после приглашения воскресенье он появился перед нашим домом. Он привязал свою лошадь к перилам крыльца и постучался в дверь. Мы тепло его приняли. Скоро на столе появился самовар, и мы начали разговаривать, попивая чай. Вдруг на нашего киргиза напала ужасная отрыжка. Мы даже забеспокоились за его здоровье. Мы стали спрашивать, здоров ли он, но он продолжал испускать из самой глубины своего желудка звуки отрыжки. Только потом мы узнали, что именно так по обычаю киргизы выражают своё удовольствие и удовлетворение и не выразить таким образом благодарность хозяину — невозможное, смертельное нарушение приличий.

Уходя, киргиз пригласил нас к себе в гости. Мы обещали приехать к нему весной, посмотреть его лошадей и овец. Также мы предложили ему посещать нас всякий раз, когда он приезжает в город. Он делал это с удовольствием, но нам трудно было разговаривать друг с другом. По-русски он понимал почти всё, но не мог выразить свои мысли на этом языке. Он пытался помогать себе жестами. Но мы не всегда могли понять его правильно».

А теперь наблюдения молодых поляков во время визита к другу-киргизу весной:

«Хозяин был дома (...) Он наполовину откинул наружу войлочный полог и пригласил нас войти в юрту, в самом центре которой горел очаг. Он представил нас жене, некрасивой, старообразной и измождённой женщине (...) Что касается домашней работы, то здесь мужчина и пальцем не пошевелит, он занимается исключительно лошадьми и овцами. Даже когда он переезжает на новое место стоянки, то без малейшего сомнения предоставляет своей жене выполнять все труды по разборке юрты и установке её на новом месте. (...) Жене нашего друга не было ещё и сорока, но она уже выглядела, как увядшая старая женщина. Лицо её было морщинистым, глаза потускневшими, а в её мелких косичках, свисавших по обеим сторонам головы, были видны пряди седых волос. В то же время его одиннадцатилетняя дочь, которую отец позвал в юрту коротким посвистом, выглядела вполне взрослой, созревшей девушкой. Сыновей не было дома, они занимались стадом.

По предложению хозяина мы опустились на корточки на землю и попытались завязать разговор, попивая кумыс, который нам подали в толстых зелёных стаканах. Это было нелёгкой задачей. Мы пытались понять друг друга с помощью жестов и пытались выразить ими взаимное расположение.

Как только наши стаканы опустели, киргиз забрал их из наших рук, ополоснул водой и принёс кожаную сумку, висевшую в углу юрты и напоминавшую кавказкие бурдюки для вина («буклак»). Он разлил из сумки белую мутную жидкость и протянул нам стаканы, предлагая выпить. «Что это?» — спросили мы. «Это буза», — ответил он. Мы понюхали: достаточно сладкий запах молодого вина. Мы немного отпили — совсем неплохо.

Позже мы узнали, что это был довольно хмельной напиток, приготовленный из проса. Мусульмане не отождествляют его с водкой или вином. А значит, они без зазрения совести пьют бузу и напиваются на самых законных основаниях.

Тем временем хозяйка подкинула веток («тальник») в огонь и повесила над огнём чайник, металлический, почерневший от копоти. Он висел так низко над очагом, что его лизали языки пламени. Прежде чем мы выпили бузу, вода вскипела. Чай был заварен, и через минуту мы уже наслаждались этим ароматным напитком, который в жаркий день ничем другим не заменишь (...) В юрте стояло несколько маленьких сундуков из дерева, обитых по углам металлом, вероятно с одеждой, пара сёдел и связка спутанной упряжи на стене. Больше ничего. Абсолютная простота. И столько свободы — сколько пожелаешь».

Далее автор описывает особенности кочевого образа жизни:

«Существует легенда, согласно которой странствия киргизов объясняются поисками «лучших пастбищ». Но на самом деле это неправда, киргиз прирождённый степной бродяга и нередко бросает хорошее пастбище ради худшего только лишь из-за охоты к перемене мест. Эти странствия начинаются весной и заканчивается осенью. Происходят они согласно установленным семейным традициям. Пра-пра-правнук кочует по тому же маршруту, которым кочевал некогда его пра-пра-прадед. Он останавливается у тех же источников, покрывает такое же расстояние — до китайской границы и обратно, — и возвращается зимой на ту же зимнюю стоянку со значительно увеличившимся поголовьем скота, поскольку во время пути кобылы жеребятся, а овцы ягнятся».

Далее автор рассказывает о кайсак-киргизах, их политическом и социальном положении:

«В это время свобода кайсак-киргизов была неограниченной — они не платили налогов и не служили в армии. Они жили исключительно по Божьему закону. Это вселяло в них некое пьянящее чувство, особое чувство свободы, глубоко укоренившееся в их душах. Поистине свободный народ. Конечно, генерал-губернатор Оренбурга считался их (как и нашим) повелителем. Но они не признавали его власть, как только он исчезал из виду. Сегодня здесь, завтра — там. Хотелось бы знать, кто бы смог контролировать эти двести тысяч кибиток, кочующих по двум тысячам километров зелёной степи. Каждая кибитка — это семья, в семье обычно — 4—5 человек. Таким образом, Тургайская орда кайсак-киргизов насчитывает более миллиона человек. Как, должно быть, сокрушается правительство России, не получая ни копейки налогов с миллиона своих граждан!

Что касается религии, то киргизы Оренбурга официально считаются магометанами. Сомневаюсь, что это действительно так, поскольку среди них нет ни одного муллы, нет и мечетей, даже передвижных. Вероятнее всего, они живут, следуя своим языческим традициям, среди верований и суеверий, передающихся от поколения к поколению.

Мы делаем такой вывод, исходя из следующего факта. Когда мы спросили нашего хозяина, как зовут его дочь, он произнёс её имя и пояснил, что по-русски это значит «Седло». «Но почему Седло» — спросили мы его с изумлением. «А потому что по нашему обычаю ребёнку дают имя предмета, который первым увидел отец после рождения ребёнка. Вот в тот самый момент я посмотрел на седло, и моя дочь получила это красивое имя». Мы не стали отрицать, что имя действительно прекрасно, но обычай этот, по нашему мнению, свидетельствовал о полной примитивности культуры кайсак-киргизов».

В мемуарах З. Дембицкого мы находим также описание татарской свадьбы. Главным героем церемонии был татарин, местный чиновник, человек простой и чрезвычайно расположенный к полякам.

«В назначенный вечер жених прислал за нами сани, и мы поехали в пригород, получивший со времён Екатерины II название Форштадт. Его жители, в основном татары, согласно закону строили дома из глины и веток, с плоскими, иногда круглыми крышами в форме маленьких куполов.

Мы вошли в один из таких маленьких домиков, разделённый прихожей на две части. Хозяин провёл нас в комнату по правую сторону, где собралось около дюжины мужчин, друзей жениха. Среди них был и Бажанов, их начальник.

Женщины собрались отдельно, в комнате по левую сторону, поскольку их закон не позволяет встречаться противоположным полам. Законы мусульманской религии чрезвычайно строги по отношению к женщинам и гласят, что похотливый мужской взгляд не должен видеть прелестей женщины (даже скрытых одеждой), уже принадлежащей другому мужчине.

При нашем приходе все мужчины, сидевшие полукругом на корточках, встали. Мы пожали друг другу руки и представились, что у них было не принято. После того как эта церемония закончилась, нам предложили присесть на бухарский ковёр, очень пушистый, но со скромной расцветкой. Нам предложили по стакану кумыса, и мы выпили его залпом за процветание новобрачных. Затем с кухни начали приносить блюда. Их было очень много, еда подавалась маленькими порциями и напоминала китайскую кухню. Блюда постоянно сменялись. Некоторые из них были очень вкусные, как, например, бараний плов и пирамида полуметровой высоты, сделанная из маленьких круглых пшеничных шариков, склеенных мёдом, которую подали на десерт. Каждое блюдо мы ели руками, столовых приборов не было. Также мы отхлёбывали кумыс, которым хозяин наполнял наши стаканы. В конце концов мы почувствовали, что этот невинный напиток ударил в наши непривычные к нему головы.

В соседней комнате женщины праздновали так же, как и мы, время от временами бросая на нас через открытую дверь довольно кокетливые взгляды.

Ужин проходил в молчании, серьёзно, сосредоточенно и с достоинством. Разговаривали мало. Когда ужин закончился, языки развязались, но поскольку татары разговаривали между собой, мы совершенно ничего не понимали. Время от времени кто-нибудь поворачивался к нам со стаканом кумыса и говорил: «Моя любить твоя» — а потом опустошал стакан одним глотком.

Наконец, один из татар — похоже, это был тесть хозяина — сел рядом с нами и на ломаном русском стал расспрашивать нас о Лехистане (Польше). Он знал, что в старину мы вели упорные войны с турками, также он знал, что войны эти закончились заключением вечного мира. Мы, в свою очередь, начали расспрашивать его о татарах, выражая свою симпатию к этому народу.

Глаза старика загорелись радостью. Презренный татарин, каким он считался, услышал, может быть впервые в жизни, искренние и дружеские слова от людей, принадлежащих к другой нации и к другому классу. Он начал бить в ладоши, потом шепнул что-то своему соседу и улыбнулся нам.

Через минуту ему подали громко звякнувший музыкальный инструмент, что-то наподобие украинской бандуры. В обеих комнатах все замолчали. Татарин начал бренчать на нём какую-то мелодию и затянул песню своим монотонным, заунывным голосом. Мы не поняли её содержание, но когда песня зазвучала в полную силу, мы поняли, что для всех собравшихся она имеет особое значение.

Когда он закончил, нам рассказали, что это была песня о завоевании Казани, историческая баллада, описывающая варварскую атаку Ивана Грозного на город, резню, учинённую им над татарами, поджог города русской армией, его разграбление. Под впечатлением этой песни некоторые поднимали сжатые кулаки и глухо бормотали: «Урус! Урус!» («Русские! Русские!»)

Этот случай дал нам понять, что, среди татар всё ещё жив патриотизм, что национальные традиции, переходящие от поколения к поколению, сохранены и волнуют их. Мы поняли также, что, несмотря на кажущееся их полное подчинение, всё ещё жива ненависть к захватчикам и угнетателям, память о несправедливости, которую они претерпели. А может быть, в них жива и память о том, что в далёкие времена татарские «баскаки» правили и Московским княжеством, и всеми другими русскими княжествами, а русские князья стояли на коленях перед ханом Кипчаком и привозили в Орду дань.

Уже было довольно поздно, когда мы попрощались с нашими новыми татарскими друзьями (...)»

Мемуары З. Дембицкого были написаны через тридцать пять лет после его ссылки, и можно предположить, что они потеряли свою документальную ценность. Тем не менее это не так, поскольку автор не только обладал отличной памятью, но и вёл дневник-календарь, в котором отмечал день за днём все наиболее важные события. Тонкие наблюдения обычаев тюркских народов того времени, их национального самосознания, сделанные интеллигентным и образованным поляком, несомненно представляют интерес как для нынешних представителей этих народов, так и для тех, кто изучает Восток.

Все оригинальные фрагменты заимствованы из книги:

Здислав Дембицки — «Грехи молодости». Варшава, (год не указан), «Тшаска, Эверт и Михальски», стр. 118—119, 123—127, 196—201, 222—226.

Перевод с английского Сергея Донского


[На первую страницу]                    [В раздел "Польша"]
Дата обновления информации (Modify date): 13.06.01 22:09