Поэзия Словакии

Иван Коленич

Шесть лишних стихотворений от гордости

(Вздохнуть, не плакать)
Как избавиться от этих кроваво пустых дней,
сумраков неглубоких, грустных до сумасшествия?
Чем заполнить пространство между сердцем и гордостью одиночества?
От ветров потрескались губы, глаза мутные и мятущиеся...
С надежд, как идол, соскользнула спящая совесть, Боже, дорогая,
везде холод, страшно, смешно и равнодушно;
мои красавицы с вечеринок долгих и утомительных
спутались с игроками, и братские отношения прерваны.
Одинок я, так одинок, кто будет слушать мой зов?
Одиночество пропойцы хуже, чем недвижная серьёзность усопшего.
Так чем, чем заполнить эти кроваво пустые дни?
На город тихонько капает туман. Дождь. И опять вечер...
Лишь вздохнуть. Не плакать...

(После вина...)
Столько хрупких жертв... и ни одной моей.
Столько бед, нашёптанных суетой седой, —
и эта не принадлежит мне! И всё-таки вино безумцев —
брат других, других...
А что до тех любовей, навсегда потерянных,
они были мной, а я — ими,
вынужденные молчать, остаёмся дружно после болезненного отказа.

(Хозяин полночный...)
Ещё один отличный день, сударь. С неба осыпались напёрстки,
они сходят с ума под каблуками самых востребованных красавиц...
Кто-то разгрыз телефонный шнур.
Из головных болей я сложил шпагатик головоломок,
лабиринтов для детей из подземного зоопарка;
Ты навязла у меня в зубах, дорогая, ведь знаешь, но тебя мне не хватает!
Даже одиночества после прощаний не те, что бывали,
никаких оргий от «вижу» до «плохо вижу»...
Друзья не откликнутся, запасная возлюбленная лжёт на глазок,
когда я притворяюсь, что верю ей.
Лица украшений лязгнули в отчаянии. Снег им свидетель.
Молчать до потёмок и вправду скандально,
когда мне нечего вложить в шкафчик гордости,
нет милостыни вступительного взноса среди эха прекрасной истерии.
Никто не приходит, и я не говорю «простите»...
Но это бывало у меня на сердце.

(Гордый...)
Говорят, звяканье стёкол, спешка, брат будет вешать брата,
земля разверзнется, не успеешь заломить руки
над необозримым шипением ада.
Прости, Господи, но гордость не велит мне верить...
Поэтому после третьих петухов
первой встанет красивейшая из моих утраченных любовей,
поставит воду для кофе, заплетёт косу
и голосом словно из рассветного детства,
когда мир был единственным великолепным странствием за сумасбродством,
позовёт нас к столу. Мы опять будем счастливы...

(Ещё...)
Сейчас время теней,
и это хорошо. Мелодии розовы,
но в тени черны... В тенях родится отчаяние,
и в сады войдут уже только дети...
Из дурноты тебя возвращают сонные автобусы,
полные грустных мужчин, что окунаются в тягостные дела.
Их сварливые жёны пышут злобой в душе:
«Жизнь хуже собачьей,
лучше бы я съела все бритвы на свете...»
Толпа влажна от дождя,
вода падает, и тихи крыши больших магазинов.
Душу пытаются увлечь злость, раздражение.
Мы ходим как стены: хрупкая,
вот-вот обрушится от моих молчаний,
а у меня руки в карманах. Это конец августа.
У ветра сила, у боли сила,
лишь во мне ревёт пропасть.
Мы ходим как стены наклонные, племена голодранцев...

(Что меня ещё ждёт?)
Кровь живая и чистая.
Струйками она течёт из замочных скважин,
из распахнутых окон невытопленных лачуг.
Что меня ещё ждёт? Смерть как смерть,
а я как самое неприличное из несчастий,
мы просим, бедные, хотя бы о милости!

(Специальный выпуск журнала «Ромбоид», весна 2000 года.)

Перевод Наталии Шведовой


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Словакия"]
Дата обновления информации (Modify date): 06.09.03 10:40