Обложка известной книги Маргиты Фигули «Тройка гнедых». Издание 1944 года Маргита Фигули родилась 2 октября 1909 г. в местечке Вышний Кубин. Поэтическую натуру будущей писательницы сформировала не только чарующая природа Оравского края, но и романтические истории рода, из которого она происходила. Вспоминая о своей родине, Фигули писала: «Моё родное местечко — Вышний Кубин. На протяжении долгих восьми столетий, вплоть до наших дней, это была типичная помещичье-крестьянская деревушка, где детей ещё в колыбельке обучали тому, как следует безошибочно распознавать людей по их принадлежности к определённому классу. Главными отличительными признаками сельчан были богатство и бедность, высокомерие и покорность, хотя кормильцами для всех оставались земля и крестьянство... Я жила в той самой оравской среде, что и Гвездослав *; поэтическое наследие этого гениального писателя изучено мною досконально... Под воздействием этой среды я начала писать, черпая в ней сюжеты для своего творчества. Дело в том, что в определённом смысле, сама того не желая, я продолжила эпос Гвездослава, создав эпическое произведение, которое назвала «Тройка гнедых».
* Павол Орсаг — Гвездослав (1849—1921) — известный словацкий поэт и переводчик, классик национальной литературы. В своих «Автобиографических легендах» (1969), пытаясь воссоздать историю рода, Фигули упоминает о родстве по линии матери — прадеда Боцко — с Паволом Орсагом-Гвездославом, о том, что великий поэт, «восхищаясь нежностью и красотой её бабушки, питал к ней тайное чувство любви». По случайному стечению обстоятельств сама она родилась в доме, где прежде жил Гвездослав. Ещё ребёнком, затаив дыхание, издали наблюдала она за домом великого поэта и его обитателем. Есть в «Автобиографических легендах» и упоминание об отдалённом родстве Фигули с потомками известного чешского учёного и педагога XV в. Я.А.Коменского, а также о знакомстве и взаимных симпатиях её прапрабабушки с легендарным «справедливым» разбойником Юраем Яношиком. В память об их встрече в семье писательницы хранилась белая ленточка с голубым орнаментом — яношиковский подарок. В детстве услышала Фигули романтическую историю любви своих родителей, которая поразила её воображение: мать девочки, Юлия Боцкова, земанская** дочь, вопреки воле своих близких вышла замуж за бедного крестьянского парня — Йозефа Фигули, потомка выходцев из Италии, за что молодая супружеская пара впала в немилость у собственных родителей.
** zeman — зeман — мелкопоместный дворянин.Все четверо детей, среди которых Маргита была предпоследним ребёнком, с младенческих лет трудились наравне со взрослыми. Однако, несмотря на нелёгкую жизнь, как вспоминала Фигули в своей книге «Детство» (1956), семья никогда не унывала. Доброй волшебницей для всех была мать: у неё для каждого было припасено ласковое слово, ободряющая улыбка. Один только раз видели дети, как она плакала: шёл 1914 г., и все мужчины в деревне, среди которых был и их отец, отправлялись на фронт. «В нашем роду, — вспоминала Фигули, — люди стыдились шумных проявлений чувств. Всё сокрыть в себе — таков был закон воспитания». Неизгладимый след в душе будущей писательницы оставили дедушка и сестра матери — тётя Елена — талантливая сказительница. Дедушка был страстным охотником, и дети с упоением слушали его бесконечные рассказы о животных, забавные охотничьи истории. С тётей Еленой они мысленно совершали путешествия в волшебные замки, странствовали по свету в поисках счастья. Истории, сказки, песни, услышанные в детстве, запали в душу Маргиты на всю жизнь. Они учили её мечтать, будоражили воображение, формировали склонность к фантазиям. Начальное образование Фигули получила в родном селении. Первые школьные впечатления не оправдали надежд девочки. Маргита впоследствии вспоминала, что, мечтая отдать «половину своего детского королевства за то, чтобы посещать школу», она очень скоро узнала, что такое быть словачкой в Австро-Венгрии. Когда однажды на уроке географии Маргита попросила учительницу показать на карте, где живут словаки, та ответила, что такого народа не существует. Среднюю школу и гимназию Фигули закончила в Дольном Кубине (1924). Уже в ту пору стали проявляться её незаурядные способности. Она рисовала, увлекалась музыкой, следуя примеру матери, тайком сочиняла стихи. О талантах своих родителей она писала: «...с материнским молоком впитала я любовь к словацкому фольклору. Моя мама, будучи простой крестьянкой, писала стихи в прозе. Отец — в форме произведений народного творчества. И оба рассказывали в них о проблемах повседневной жизни; таланты родителей, как и дарования их предков, проявлялись в изобразительном искусстве, в музыке, литературе. Стремясь быть настоящими людьми, хранить верность традициям рода, они были увлекающимися, прогрессивно мыслящими патриотами. В этом же духе воспитывали и нас, своих детей». Именно в тетрадку с материнскими стихами записала Маргита свои первые стихотворения. Ей было тогда двенадцать лет. Способности девочки не остались незамеченными: учителя в гимназии считали, что из неё может получиться художница. Однако материальное положение семьи, несмотря на то, что отец, вернувшись с фронта, занялся торговлей, открыв в Вышнем Кубине лавку, оставляло желать лучшего. И вместо занятий искусством ей пришлось поступить в Торговую академию*** в Банской Быстрице (1924—1928). Окончив её, Фигули работала секретарём в братиславском Татра-банке (1928—1941). Здесь прошла она суровую школу жизни, назвав этот период своей биографии «моими университетами».
*** akademia — училище; obchodna akademia — торговое (коммерческое) училище Работая в банке, Фигули одновременно посещает занятия в консерватории по классу фортепиано, много читает. Круг авторов постепенно расширяется. Её внимание привлекают К.Гамсун, Л.Толстой, Ф.Достоевский, Ж.Жионо, Ф.Тиммерманс, Ст.Жеромский, М.Крлежа, В.Дык и др. Большой интерес проявляет она к чешской, русской, западным литературам. Её любимыми писателями становятся Б.Бенешова, Ш. и Э.Бронде, С.Ундсет, С.Лагерлёф, Тимрава. Их Фигули называла своими учителями. К этому времени относится создание и публикация первых литературных опытов — поэтических и прозаических — начинающей писательницы. Вдохновлённая поэзией Я.Смрека, М.Галямовой, она постепенно обретает свой поэтический почерк. Основная направленность её стихотворений определяется стремлением воссоздать мир чувств, поэзию любви, её нетерпеливое ожидание. Стихи отличает богатство образности, музыкальность, что впоследствии будет характерно для её прозы. Многие стихотворения Фигули были переложены на музыку. Свои первые рассказы она публикует в «Календаре» Татра-банка, в журналах «Словенске погляды», «Живена», «Элан» и др. Этому предшествовала большая работа. «Я извела прямо-таки груду бумаги, — вспоминала Фигули в одном из своих интервью, — написала десятки очерков и новелл, прежде чем решилась некоторые из них послать в журналы». Одной из первых публикаций, свидетельствующей о незаурядности её таланта, был рассказ «Песнь рабов» (опубликован под псевдонимом Морена, 1930), сюжет которого во многом напоминает поэму Гвездослава «Жена лесника». Мотивы любви, смерти, убийства осмысливаются здесь в плане противостояния добра и зла. При этом суд над насильником и тираном Альберти совершается без вмешательства человека, как бы по велению свыше. И даже в осмыслении социального конфликта прослеживается стремление автора придать ему трансцендентный характер (упоминание о песне рабов — божественном «могучем хорале»). Рассказы Фигули начала 30-х гг. отличает идейно-тематическое и эстетическое многообразие. Так, наряду с осмыслением проблем социально значимых («В волнах Оравы», «Последний вечер» и др.), которые нередко основаны на автобиографическом материале («Письмо от отца (матери)», «Сын», «Следы» и др.), вырисовывается интерес писательницы к глубинам человеческой души, проблемам общечеловеческой значимости. Персонификация природных явлений, антропоморфизм, выраженное лирическое начало, поэтический язык — таковы характерные черты поэтики ранних рассказов Фигули, что станет определяющим для всего её творчества, органично вписавшегося в прозу натуризма. Особый интерес в рассказах начала 30-х гг. Фигули проявляет к теме любви, которую она считает высшим благом, дарованным человеку природой, началом всех начал. Такое отношение к этому чувству было воспринято ею от предков: «Спокон веков любовь была святыней и надёжным оплотом нашего рода, — вспоминала она, — вот почему всегда стойко сносил он все невзгоды». И далее: «Я считаю любовь двигателем мира, самой прекрасной женской добродетелью. Меня привлекает исследование силы этого чувства и судьбы тех, кто попал в его сети». При этом само любовное чувство, его природа интересует Фигули прежде всего с точки зрения так называемого «вечно женского» начала, как одно из проявлений романтического мировосприятия героинь. В рассказах, написанных в середине 30-х гг., Фигули продолжает осмысление любовной тематики. Так, уже в самом названии сборника — «Искушение» (1937, последующие издания книги были расширены) обозначена направленность большей части его рассказов: исследование различных вариантов искушения любовью. Писательница стремится передать своё восхищение непосредственностью любовного чувства, искренностью его проявлений, таинственностью (например, в рассказе «Экстаз» хранилищем тайны становится образ вавилонской башни — приём, заимствованный позже писателями-постмодернистами). Очень тонко, в импрессионистической манере она раскрывает богатство его гаммы, его тончайшие нюансы. С особой трепетностью рисует Фигули состояние души человека, опьянённого любовью, которая то осторожно подкрадывается к нему, постепенно овладевая всем его существом, властно подчиняя себе, то внезапно обрушивается на него, словно лавина, шквал, сметая на своём пути все преграды («Искушение», «Экстаз», «Откос», «Глоток дурмана», «Круча», «Буря», «Водоворот» и др.). Более всего Фигули удаётся воспеть естество, первозданность любовного чувства, о чём свидетельствуют уже сами названия рассказов. «Вечно женское» начало в её понимании постепенно всё более органично сочетает в себе чистоту, романтические грёзы и первородность греха. Желание фигулевских героинь любить, дарить жизнь выглядит столь же естественно, как и готовность природы каждую весну пробуждаться, цвести и плодоносить. Отсюда — появление таких полярных образов, как «Земля», «сходящее с ума лето», «палящее солнце», «колосья, налитые соком», «спелые зёрна», «отягощённые плодами ветки», «гроздь винограда» и т.п., ассоциирующиеся с женским телом, страстью, грехопадением, ощущением полноты жизни (известный словацкий критик Ян Штевчек назвал это «эротической эйфорией»), а с другой стороны, — «белой голубки» как олицетворения чистоты, кротости женской души. При этом «грехопадение» для героинь Фигули одновременно означает «спасение», ибо в их единении происходит самоё творение мира, продолжение жизни, рода человеческого. Стремясь показать неизменное, вечное начало в любви, философски осмыслить это чувство, Фигули нередко использует мифологические мотивы, образы, символику. Так, на мифологической параллели основан рассказ «Ревекка», который представляет собой интерпретацию библейского сюжета об Исааке и Ревекке, повествующего о том, как старый Авраам послал на свою землю раба, чтобы тот привёз для его сына — Исаака — богобоязненную невесту. Опираясь на библейский сюжет, Фигули сближает божественное и природное начала, как бы одухотворяя тем самым природу. При этом она акцентирует внимание не столько на самом действии, сколько на описании состояния Ревекки и Исаака, испытывающих любовное томление (мужское и женское начала) в ожидании встречи со своим (ей) избранником (цей), которого (ую) ниспошлёт им судьба. «Во взаимоотношениях мужчины и женщины, — как-то заметила Фигули, — я опираюсь на знание того, что эти отношения могут иметь миллионы вариантов. Суметь проникнуть во все тайны человеческой души и как можно больше почерпнуть в них для литературного воплощения — это обусловлено талантом самих писателей». Ревекка и Исаак живут в мире естества и природного инстинкта (образы земли, пропитанной влагой источника, линии горизонта, «смыкающиеся кольцом и олицетворяющие собой желание», пшеничного поля с волнующимися колосьями, птицы, вьющейся над гнездом с птенцами и т.п.). Таким образом, акцент делается не на мифологической стороне сюжета, а на природном начале психологии героев, т.е. на внутреннем действии, которое в свою очередь подчёркивает универсальный характер самого сюжета и глубинных психологических процессов. Открытие мира, упоение молодостью, любовью, а с другой стороны, — подведение итогов, несостоявшиеся судьбы, несбывшиеся мечты — таковы сюжетные контрасты новелл Фигули. По мере того, как сгущались над Европой тучи фашизма и угроза новой войны становилась всё более реальной, в творчестве писательницы всё более активизируется мотив зла, воплощённый в форме символов и аллегорий. Потерей рабочего места в банке обернулась для писательницы публикация рассказа «Свинцовая птица» (1940), написанного в форме притчи. Его появление она прокомментировала так: «Он был создан во время нападения на Польшу и выразил своё «остановите». Рассказ повествует о трагедии женщины — жены и матери, у которой Первая мировая война превратила мужа в калеку, а Вторая — отняла сына. Понятие «вечно женское» начало получает здесь новое осмысление в силу того, что женщине — дарительнице и хранительнице жизни — противостоит смертоносная военная машина. Контрастность противопоставления (женщина — война) усиливается введением в текст аллегорического образа голубя (символ чистоты и мира), заклёванного своими собратьями. В финале произведения судьба погибшего голубя ассоциируется с образом матери, в беспамятстве распластавшейся на каменном полу костёла, подобно свинцовой птице. Её образ, олицетворяющий собой трагическую судьбу женщины в условиях войны, звучит как предостережение. О деформации существующих в словацком обществе порядков, уродливости отношений повествует и рассказ «Голубиное поселение». Хотя реальная основа произведения очевидна (судьба словацкого народа в период Второй мировой войны), однако события конкретно-исторической действительности Фигули как бы переводит в символико-метафорический план, с помощью которого и конструирует рассказ об объединении голубей против демонической чёрной птицы — фашизма. Своеобразной реакцией на происходящие в мире события стала и «романная новелла» (определение писательницы) «Тройка гнедых» (1940). Названная словацким критиком Михалом Хорватом «почти совершенным произведением» (рецензия 1940 г.), она звучит как легенда о любви и верности, которые способны одолеть любое зло. В одном из своих интервью Фигули сказала, что её как писательницу уже в раннем творчестве привлекал образ лошадей. И только много лет спустя она наконец решилась написать произведение, в котором этот образ стал неотъемлемой частью истории рода, произведение, в котором «отсутствуют подробные биографии главных героев, а есть прежде всего стремление воссоздать время и жизнь в родных местах». Основу сюжета книги составляет история любви двух молодых людей — Петра и Магдалены, образы которых являются воплощением народной нравственности и одновременно национального мироощущения, основанного на вековых традициях. В духе народных сказок Фигули использует трёхступенчатый принцип его построения. Произведение начинается с зачина, в котором рассказывается о возвращении Петра в родные места к подруге детства Магдалене с намерением жениться. Однако, подобно сказочным героям, Пётр, прежде чем взять в жёны Магдалену, должен преодолеть препятствия, возникшие на их пути. Особо следует отметить важную роль мотива встречи и расставания в построении сюжета. Он символизирует непрекращающийся поток жизни, долгий и трудный путь, ведущий человека к осуществлению желанной цели (своеобразное переосмысление библейского мотива возвращения в рай). Этот мотив пути-дороги также отражает процесс мужания героя, обретения им опыта. По мере развития сюжета ощущение опасности материализуется, зло обретает реальные очертания (Ян Запоточный), нарушая естественный ход событий, природный ритм движения к воссоединению любящих сердец. При этом частные конфликты (любовный, социальный) разворачиваются на фоне общего философско-нравственного конфликта, который отражает извечную борьбу жизни и смерти, добра и зла. Противостояние Петра и Яна Запоточного, по выражению словацкого критика Яна Юрчо, «имеет подобие библейской параболы борьбы добра и зла». Некогда сватавшийся к девушке Запоточный, обесчестив её, принуждает Магдалену выйти за него замуж. В свою очередь Магдалена, давшая клятву возлюбленному дождаться его непорочной, считает себя не вправе связывать свою судьбу с Петром. Однако жестокость, необузданность Запоточного оборачивается против него самого. Зло наказано: он гибнет под копытами взбунтовавшегося коня, ослеплённого им. Таким образом, все препятствия для воссоединения любящих сердец преодолены, добро торжествует. История Петра и Магдалены становится символом вечной любви. А «неугасаемая энергия этой любви, закалённая страданием, символизирует вневременные ценности» (Ян Юрчо). Значительную роль в книге играет мифологическое начало, которое присутствует в тематической сфере (сюжет, герои), а также определяет её глубинный смысл (актуализация важнейшего принципа библейской философии: зло одолеет только чистое, доброе, преданное сердце, для которого и открыта дорога в рай). Смысловую нагрузку несут и библейские имена героев. Так, имя героини и её образ перекликается с образом кающейся грешницы Магдалены, и её, как и библейскую Магдалену, после долгих страданий прощает Бог, даруя ей счастье. Как антипода библейского Петра следует рассматривать образ главного героя произведения. В противоположность библейскому персонажу, которого Иисус упрекает в том, что тот думает «не о том, что Божие, но что человеческое», персонаж Фигули — человек набожный. Его общение с Господом реализуется при помощи вкрапления в текст отрывков молитв, с которыми герой обращается к нему. Если ученик Иисуса не выдерживает испытаний (хождение по воде), а проверка верностью в итоге оборачивается отречением и предательством, то фигулевский Пётр, пройдя через все испытания, остаётся верен своей возлюбленной, сдерживает клятву, данную ей. Как бы подтверждением упомянутой параллели с библейским героем служит прямая ссылка в произведении на текст Библии (опасения Магдалены по поводу вероятности предательства Петра, которое может состояться «прежде, нежели пропоёт петух»). Важные смысловые и эмоциональные функции выполняют обрамляющие произведение рамки, содержащие обращения Петра к Господу. Подобно вставкам-молитвам, расположенным внутри текста, они образуют особый повествовательный уровень (некое подобие «палимпсеста» в литературе постмодернизма). Обладая ритуальными функциями, эти обращения-молитвы как бы приобщают читателя к миру иному, нежели тот, который его окружает, т.е. миру трансцендентному. Вместе с тем, они являются своего рода рамками, связывающими в единый узел все мотивы книги. Однако в таком виде текст этой «романной новеллы» был опубликован лишь в начале 40-х гг. (первые семь изданий). После этого книга в течение десяти лет не издавалась: на неё был наложен запрет цензоров. Основным условием возобновления её публикации было изъятие именно этих частей из текста (издание 1958 г. и последующие десять). Несомненно, внесённые писательницей изменения несколько исказили изначальный смысл произведения, его эмоциональное звучание. Тем не менее трудно согласиться с суждением словацкого критика Милана Шутовца, который утверждает, что ликвидация рамок повлекла за собой «тематическую диспропорцию внутри текста» и что «первоначальная структура произведения, в сущности, распалась». При своей жизни, когда уже появилась возможность опубликовать оригинал текста, Фигули не захотела этого сделать, объясняя свой поступок нежеланием многократно, в зависимости от политической конъюнктуры, переделывать его. По всей видимости, в ней говорила обида за то, что когда-то она была поставлена перед выбором: либо публикация книги в искажённом виде, либо забвение. Спустя несколько лет после написания «Тройки гнедых», Фигули вновь обратилась к теме любовного треугольника, на сей раз как бы заключив его в историческую «оболочку». Это был роман «Вавилон» (написан в 1943, опубликован в 1946), отразивший реакцию автора на события Второй мировой войны. Однако было бы заблуждением характеризовать жанровую форму «Вавилона» как антивоенный или исторический роман, ибо по своему содержанию он гораздо глубже, богаче. «Вавилон» — роман-притча, в котором исторические события служат лишь отправной точкой, фоном для осмысления политических, философских, нравственных проблем современности. Прибегая к иносказанию, Фигули как бы даёт собственный ответ на вопрос, содержащийся в Библии: «для чего притчами говоришь им?». Ответ Иисуса звучал: «...для того, что вам дано знать тайны царствия небесного, а им не дано». Именно стремлением писательницы помочь читателю постичь глубинный смысл происходящих событий, по-новому взглянуть на проблемы общечеловеческие, философско-нравственные и продиктовано её обращение к роману-притче. Это подтверждают и слова Фигули о том, что свой роман она «намеревалась сделать зеркалом, в котором бы был отражён наш век». Первоначально произведение было задумано как трилогия о возникновении и падении древних государств, о завоевании Иерусалима халдейским царём Навуходоносором, о войне Персидского государства и Вавилонской державы и, наконец, о распаде империи Кира. Однако реализовать свой замысел Фигули смогла только на материале завершающего периода существования Халдейского царства, история которого рождает ассоциации с гитлеровской Германией и последующими событиями в Европе. История крушения Вавилона перерастает в притчу о трагической судьбе одного из могущественнейших европейских государств, крах которого Фигули считала неизбежным. Вместе с тем, в романе нет прямых аналогий с событиями середины ХХ века. Сила его эмоционального воздействия заключается в гуманистическом пафосе протеста против тирании, тоталитарных режимов, теократии, которые неизбежно порождают кризисные ситуации. С первых страниц книги обращает на себя внимание глубокое знание автором событий далёкой эпохи, её культуры, материального облика и нравственного климата. Это не удивительно: работе над «Вавилоном» предшествовал поистине титанический труд по изучению истории того времени, документов, преданий, легенд, Библии. Прекрасно владея историческим материалом, Фигули тем не менее не стремилась строго придерживаться реальных фактов, следовать принципу достоверности изображаемых событий, тем более, что в правдивости некоторых из них учёные сомневаются и по сей день. Многое дорисовывало воображение художницы. Поэтому в книге реальное соседствует с фантастическим, конкретные исторические факты с вымыслом, легендой, притчей. От этого притягательность произведения лишь возрастает, усиливается обобщающий смысл исторической метафоры, с помощью которой утверждается идея неизбежности возмездия за зло, вера в победу добра и справедливости. Довольно свободно трактуя исторические события и роль в них отдельных личностей, Фигули мастерски соединяет элементы исторического жанра, реалистические тенденции и притчевое начало. Идея вечных, непреходящих ценностей раскрывается в романе посредством библейских мотивов, которые реализуются не только на уровне сюжета (из Библии, например, были заимствованы слова страшного предсказания на пиру Валтасара), но и на уровне системы персонажей. Не случайно именно библейский персонаж Пророк Даниил, олицетворяющий собой добро и справедливость, становится символом возмездия за содеянное зло. Именно ему суждено было предсказать смерть Валтасара и падение империи. Важную роль в раскрытии основной идеи романа и одновременно создании его лирического плана играет история романтической любви простой деревенской девушки Нанаи и главнокомандующего царских войск Набусардара. Особое место в ней отведено персидскому князю Устиге, посланному царём Киром в качестве лазутчика в Вавилон и полюбившему Нанаи. Поставленная перед выбором — чувство или долг, — Нанаи отдаёт предпочтение последнему. Поражение Устиги имеет символический смысл: это прежде всего несостоятельность его философии о всеобщем благе. Убеждая Нанаи в неизбежности военных действий во имя мира, воссоединения народов и счастливого будущего, он искренне верит в свою правоту. Однако весь ход исторических событий свидетельствует о крахе его теории. Подтверждением тому являются слова Сурмы, приверженца взглядов Устиги, обращённые к царю Киру: «Мы ждали тебя как жар-птицу, что принесёт на своих крыльях свободу угнетённым. А ты рабов царя Вальтасара, жрецов и вельмож халдейских сделал собственными рабами. Так значит, царь царей, нет правды на свете?» Кир не в состоянии разрешить этот вопрос. Ответ на него пытается найти Пророк Даниил. Свой ответ на этот вопрос есть и у Фигули. В прологе к роману (имеется в виду первый вариант издания; из всех последующих этот пролог был изъят цензурой), опираясь на библейскую притчу о сотворении мира, она даёт собственное толкование причин всех несчастий, постигших человечество. Следуя Библии, писательница видит их в нарушении воли Господа, запретившего человеку вкушать плоды с дерева познания добра и зла. То есть уже с самого начала книги она акцентирует внимание на философском аспекте изображаемых событий. Проблема противоборства добра и зла, которая и прежде интересовала Фигули, на сей раз рассматривается в масштабе всемирной истории, общечеловеческих ценностей. В этом же прологе, повествующем об утраченном рае, одновременно содержится и перспектива, допускающая возможность возвращения человека в этот рай после долгих и трудных испытаний. «Так утратил человек свой первый рай, — пишет Фигули, — и вернуться в него он сможет, только преодолев тяжкий путь, от которого освободит его смерть. Перед райскими вратами Бог взвесит на весах справедливости его деяния, и если добро перевесит зло, если любовь перевесит ненависть, если покорность перевесит гордыню, если человечность перевесит жестокость, если щедрость перевесит скупость, если милосердие перевесит жестокость и если правда перевесит несправедливость, то человеку вновь отворятся врата рая, чтобы жил он в нём жизнь вечную». То есть, видя причину всех несчастий, постигших человечество, в нарушении моральных норм жизни, Фигули тем самым возлагает всю ответственность за случившееся на человека. Сама же проблема ответственности обретает особую остроту благодаря открытости изображаемого мира из прошлого в настоящее и будущее. Подтверждением тому служит художественный строй романа, ориентирующийся на современность. В своих последних книгах (отрывок из задуманного ею ещё в конце 30-х гг. романа «Зузана»; роман «Ариаднина нить», 1964; «Вихрь в нас», 1974) Фигули под давлением обстоятельств уже практически полностью отказалась от своей прежней идейно-эстетической концепции. И хотя нравственные проблемы по-прежнему волновали писательницу, реализовать их она попыталась в русле новой художественной системы — социалистического реализма, изначально противоречащей её творческой натуре. Творчество Маргиты Фигули представляет собой одну из самых ярких страниц в истории словацкой литературы, прозы натуризма. И по сей день, являясь любимой и популярной писательницей в словацкой читательской среде, она, к сожалению, не всегда была понята и по достоинству оценена критикой. В условиях тоталитарного режима Фигули не только была вынуждена переделывать свои произведения, но и практически не имела возможности для реализации своего творческого дарования. Писать так, как она хотела и умела, ей не было дозволено, приспосабливаться она не умела. Однако в своих лучших книгах писательница не просто сказала новое слово в литературе, но и во многом, опередив своё время, предвосхитила её дальнейшее развитие. Таков был мой рассказ о творчестве Маргиты Фигули, предназначенный для студентов Московского государственного университета. С годами желание увидеть создательницу полюбившихся книг, побеседовать с ней не пропало. Она сама, как и её герои, стала для меня легендой. Моя мечта реализовалась 25 февраля 1995 года. Добрым «волшебником», который помог её осуществить, стал мой словацкий учитель, известный педагог, литературовед, поэт и переводчик Ян Штевчек. Ещё в начале 80-х годов его рекомендация открыла мне двери в дом классика словацкой литературы Мило Урбана, автора великолепного романа «Живой бич». Давно и близко знакомый с семьей Фигули Я.Штевчек договорился с писательницей о моей встрече с ней. Я позвонила Фигули, чтобы условиться о дне визита. Уже по телефону меня поразили её не по возрасту энергичный голос и прозвучавшее предложение: «Приходите в удобное для Вас время». ...И вот я мчусь в Fialkove udolie («Долина фиалок» — название улицы, где жила писательница). Найти эту улицу оказалось не так-то просто. Расположенная неподалёку от Братиславского града, на высокой горе, она затерялась среди множества других, таких же маленьких и уютных улочек Братиславы. Внизу, у подножья этой горы, которая отвесной скалой нависает над городом, плавно и величественно несёт свои воды из Вены в Будапешт Дунай. Оттуда открывается великолепный вид на столицу Словакии, на зелёный массив, переходящий в пограничную зону. А вдали — Австрия, сверкающий купол венского костёла. Когда-то словаки ездили в австрийскую столицу на трамвае, чтобы выпить чашечку знаменитого кофе по-венски... Я стою перед белоснежным, недавно отстроенным домом, который словно парит над землей. В дверях — маленькая худенькая старушка, очень улыбчивая. У неё — не по возрасту живой и проницательный взгляд. Она излучает тепло, доброжелательность, достоинство и внутреннюю силу. Это известная писательница Маргита Фигули. Она радушно встречает меня, извиняясь за то, что вынуждена пригласить в маленькую комнату, так как ремонт ещё не завершён. Потом была долгая беседа о книгах, об истории их создания, о героях, о литературе. Рассказывала Фигули обо всём увлечённо, охотно отвечала на мои вопросы, много вспоминала о детстве, родителях, о местах, где прошли её детские годы, о войне, о трагической судьбе своих произведений. Она поражала своей эрудицией, острым неженским умом. И одновременно своей мягкостью, женственностью, открытостью. Слушая её, я как бы погружалась в мир сказочной фантазии, заново открывала для себя её книги. Мне хотелось только одного: чтобы время остановилось и голос Фигули продолжал звучать бесконечно долго... На прощание она подарила мне одно из первых изданий «Тройки гнедых» (не испорченное цензурой), пригласила навестить её, когда я снова приеду в Братиславу. Однако вновь я увидела её, ещё не покидая столицу Словакии: ровно через месяц со дня моей встречи с ней Братислава прощалась с любимой писательницей. Фигули хоронили на уютном кладбище в «Славичи удоли» («Словьиная долина»). Среди тех, кто пришёл проводить её в последний путь, были известные политики, деятели словацкой культуры, писатели, просто почитатели её удивительного таланта.
Маргита Фигули. Последние годы Я покидала кладбище вместе с Яном Штевчеком, благодаря которому мне посчастливилось встретиться со знаменитой Маргитой Фигули. (Кстати, от сына писательницы я узнала, что это была её последняя беседа о литературе.) Со Штевчеком мы говорили о том, что вместе с Фигули уходит в прошлое целая эпоха в истории словацкой литературы, что словацкая культура потеряла не только огромный талант, но и светлого человека. А через год не стало и Яна Штевчека... С тех пор, приезжая в Братиславу, я всегда бываю в «Славичим удоли» — месте, где нашли свой последний приют многие выдающиеся деятели словацкой культуры. Среди них — дорогие и близкие моему сердцу люди: Маргита Фигули и Ян Штевчек.
[На
первую страницу (Home page)]
[В раздел "Словакия"]
Дата обновления информации (Modify
date): 30.08.03 09:05