Меценатство

Страницы истории

Здесь рождались, жили и умирали Алексеевы, Морозовы...

«...Пойду крутить золотую нитку на фабрику...» —

Эти слова принадлежат великому актёру и режиссёру К.С. Станиславскому. — На фабрику? — переспросит неискушённый читатель. — Да, да, на ту самую фабрику, которая видна из окон моего дома на М. Алексеевской улице, переименованной в Коммунистическую, что находится за Таганской площадью у Рогожской заставы.

Богатые, великолепные дома, в которых ныне расположились престижные банки и офисы, делают её заповедным московским уголком. Здесь, близ Таганки, жили и умирали Алексеевы и Морозовы, занимавшие видное место в коммерческом мире России XIX — начала XX века. Среди приземистых особняков выделяется своим празднично-нарядным фасадом, иллюминирующим вечерами в тёмном переулке, Алексеевская фабрика — одно из самых процветающих предприятий дореволюционной России. Золотоканительная фабрика вырабатывала тончайшую золотую нить, из которой ткалась парча. Спрос на неё был огромен: в парчовые одежды облачались священнослужители, парчовые платья носились при царском дворе, товар шёл за границу.

Здесь, на Б. Алексеевской улице в большом купеческом доме, родился Константин Алеексеев, которому суждено было войти в историю России как великому режиссёру и артисту под псевдонимом Станиславский: ведь не пристало быть фабриканту артистом. Фамилия Алексеевы к тому времени стала символом устойчивого прочного богатства и процветания, а фабрика их приносила 1 млн. руб. дохода, т.к. впервые в русской промышленности здесь был внедрён гальванический способ покрытия проволоки благородным металлом.

В 1894 году председателем Правления Московского товарищества золотоканительной фабрики был избран Константин Сергеевич Алексеев. Будучи талантливым инженером, он повсеместно внедрял на фабрике новейшие технологии, ездил перенимать опыт за границу, узнал, по его словам, «как можно золотить без золота», выписывал новейшие машины.

В 1894 году он избирается Председателем Совета Попечительства Рогожского участка. Эстафета благотворительности перешла к нему от отца — Сергея Владимировича Алексеева, который был не только видным предпринимателем своего времени, но и почётным благотворителем всей «Рогожской части» — попечителем больниц и общества призрения вдов и сирот. Известен такой факт: во время русско-турецкой войны Сергей Владимирович собрал с прижимистых обитателей Замоскворечья на пожертвование семьям русских воинов 1 млн. руб. И все знали, что эти деньги пойдут куда следует.

Константин Сергеевич, как пишут газеты того времени, также «является попечителем 1-го и 2-го Рогожских участков городского попечительства о бедных, куда входят приют для ста престарелых женщин, не способных к труду, ясли на 25 детей, и попечителем 3-го Рогожского начального мужского училища».

«Посвятив этому доброму делу те немногие часы свободного времени, я остаюсь в надежде, что буду в состоянии послужить делу призрения в течение всего срока, на который я почётен избранием», — говорит он. И остаётся верен этому до конца дней своих. Он помогает как может, сколько может всем, кто нуждается в его помощи. В наставлениях о воспитании своей дочери он пишет: «надо учить её помогать бедным и входить в нужды других».

«Рубль, девальвация, валюта, золото!!! Ты понимаешь, что всё это слова, от которых можно замёрзнуть? — восклицает он в одном из своих писем. — Музыка, звон посуды, откупоривание бутылок, глупые тосты, остроты, вся соль которых — неприличные слова... Ах, как отчаянно невыносимо весь вечер корчить из себя делового человека и проговорить о деньгах!» Он мечтает о чём-то, что «должно осветить тёмную жизнь бедного класса».

В 1894 году на фабрике появилась читальня. На следующий год в одном из фабричных помещений на Б. Алексеевской улице по воскресеньям были организованы «публичные чтения с туманными картинами», создаётся хор из рабочих, первый самодеятельный коллектив на фабрике. На вечерние научные курсы Правление ежегодно ассигнует 300 руб. Но и это не удовлетворяет К. Алексеева (Станиславского), и будущий великий режиссёр задумывает создать на фабрике для «бедного класса» свой театр, где и зрителями, и актёрами будут свои же рабочие и служащие.

В 1898 году такой театр появился на золотоканительной фабрике при непосредственном участии и содействии Константина Сергеевича. Сначала спектакли шли в фабричной читальне на Б. Алексеевской улице. Потом одно из фабричных помещений было переоборудовано под сцену и небольшой зрительный зал. В то время организация театра была редкостью, полиция не разрешала никаких «вольностей», и потому решено было создавать театр под вывеской Общества трезвости — «Рогожское отделение 1-го Московского общества трезвости». Труппу любителей театрального искусства Константин Сергеевич собирает из работников фабрики, и в их сердцах находит горячий отклик. На первые постановки спектаклей незамедлительно появляются рецензии: «В помещении читальни при фабрике Московского товарищества золотоканительного производства состоялся бесплатный спектакль для членов Рогожского отделения общества трезвости и их семей. Силами рабочих и служащих были исполнены комедии А.Н. Островского» («Новости дня»). Рецензии публикуют «Русское слово», «Русские ведомости». «В пятницу, 10 апреля, Рогожским отделением трезвости был устроен бесплатный спектакль, привлекший массу зрителей. Разыгранные любителями пьесы «Не всё коту масленица» и водевиль «В тихом углу» прошли довольно дружно и вызвали шумное одобрение присутствовавших. Помещение под спектакль предоставлено администрацией Московского товарищества золотоканительного производства».

Рабочий фабрики А.Н. Борисов вспоминает: «Театр был небольшой, но уютный, всегда наполненный зрителями, вместо стульев ставились скамейки, а сцена устанавливалась на массивных козлах». В дни спектаклей зрителям раздавались бесплатные билеты, программки, зачастую чем-то надушенные. «В воскресенье, — писали «Русские ведомости», — в театре Рогожского отделения трезвости на Б. Алексеевской состоялся общедоступный спектакль, организованный кружком любителей из служащих Московского товарищества золотоканительного производства под режиссёрством Николаева. Были представлены пьесы «Тяжёлые дни» Островского и водевиль «Простушка и воспитанница». Театр был совершенно полон». (Николаев — рабочий фабрики, который был режиссёром театра.) Константин Сергеевич часто принимал участие в спектаклях, присутствовал на их репетициях, давал указания режиссёрам и актёрам. Рабочий вспоминает, как однажды на репетиции Станиславский взял полено и начал с ним разговаривать, «как с человеком. Полная иллюзия». В одном из директорских журналов имеется пометка — «не ставить скабрёзные вещи».

Он часто говорил с рабочими о необходимости построить настоящий театр для рабочих. И, действительно, такой театр появился в 1904 году. «По инициативе Правления, — пишут «Русские ведомости», — на золотоканительной фабрике выстроено здание с постоянной сценой, где предполагается устраивать чтения, концерты и спектакли для рабочих. Число мест рассчитано на 250 человек. Всё здание оснащено электричеством и прекрасной вентиляцией. Стоимость постройки обошлась в 50 000 руб.». С первых спектаклей стало ясно, что зрителей намного больше, чем театр может вместить, было закуплено ещё 330 стульев.

Летом спектакли проходили на территории завода, с этой целью Правление отдавало в распоряжение артистов фабричный садик. Для посещения театра нужно было иметь только пригласительный билет.

«Константин Сергеевич — замечательный человек, — вспоминает рабочий фабрики, — бессребреник! Когда ложу сделали в нашем театре, так он всегда пришлёт 25 руб., а сам, понятно, не явится. А когда Шамшину (другому члену Правления) посылали, тот всегда пятёрку даст, да норовит людей своих с десяток привести, всех своих, чтоб ничего не пропало».

Известны и другие благотворительные выступления К.С. Станиславского в ранней театральной деятельности: он играет в спектакле в пользу Московской школы для бедных детей и сирот, выступает в театре Корша — сцена из «Скупого рыцаря» — в пользу нуждающихся студентов. Известен факт, когда была оказана помощь композитору В.С. Калинникову. Узнав о его тяжёлом положении, высылает 175 р. «Посылаем 175 р. (полученные за билет вперёд). Когда продадим, ещё вышлем. Перевод или денежный пакет* будет выслан из конторы золотоканительной фабрики»— пишет он. Как Председатель Правления он повсеместно улучшал быт рабочих, медобслуживание, при фабрике был открыт приёмный покой, который знала вся Рогожская застава.

В 1909 году золотоканительная фабрика перестроилась на выпуск провода и кабеля, встал вопрос о ликвидации фабричного театра. После долгих споров Станиславский был вынужден согласиться с требованием Правления — бывшее театральное помещение перестроить под кабельные мастерские, но с условием, что за счёт фабрики будет предоставлено рабочим некоторое количество мест в уже созданном МХАТе в Камергерском переулке.

Один из рабочих фабрики И.Ф. Семёнов вспоминает как они обращались к Станиславскому: «Пришли к нему группой, говорим: “Мы от рабочих, Константин Сергеевич, желаем посещать Ваш театр”.

— Хорошо, — говорит, — очень рад. Только вам придётся сидеть на галёрке, зато будете смотреть спектакль бесплатно. И ещё нужно сделать фото.

Мы приходили в театр, предъявляли фото в кассу и получали контрамарки. Сидели на третьем и четвёртом ярусе, смотрели спектакли с уча-стием Станиславского».

Об этом же пишет ему и студент в письме: «Спасибо, что коммерческие соображения у Вас не на первом месте, я пользовался как учащийся билетами в 30—40 копеек».

В 1915 году появился «Константиновский драмкружок рабочих», существование которого было возможно благодаря материальной и моральной поддержки К.С. Станиславского.

Главный корпус Московского кабельного завода «Электропровод» (ранее золотоканительная фабрика купца Алексеева, построен в 1910—1912 гг.)

Во время войны в результате повышения цен на продукцию доходы фабрики возросли, Станиславский отказывается от части прибыли и передаёт её на удовлетворение материальных и духовных нужд товарищества. Он пишет дочери: «У меня был маленький инцендент на фабрике, я отказался от невероятных доходов и от жалованья. Это, правда, бьёт по карману, но не марает душу».

Однако круг привычного налаженного фабричного дела был тесен этому могучему неуёмному таланту. Он создаёт Общедоступный народный театр — впоследствии МХАТ. И это было тесно связано с другим именем, с другим меценатом, без которого немыслимо появление театра — Саввой Тимофеевичем Морозовым.

«...Без Саввы Тимофеевича дело не выдержало бы и полгода»

Это слова Станиславского о С.Т. Морозове — его современнике, и, пожалуй, самом ярком представителе морозовской династии. Его прах покоится на Рогожском кладбище у Рогожской заставы. Здесь, где я часто бываю у могил своих родных, всегда останавливаюсь возле мраморной ограды с павлинами — фамильной усыпальницы Морозовых. Вспоминаю короткие встречи с его внуком и тёзкой — Саввой Тимофеевичем Морозовым, известным писателем, членом Географического общества, корреспондентом «Известий», где довелось работать и мне. Такой же круглолицый, как дед, он всегда приветливо пожимал мне руку в Исторической библиотеке.

— Хочу написать книгу о своём деде, — говорил он. — Забыт, незаслуженно забыт... А ведь сколько добрых дел сделал он для России!

Перелистываю книгу, переизданную уже много раз, с грустным названием «Дед умер молодым».

— Вы в честь деда названы его именем? — спросила я С.Т.Морозова.

— В нашем роду Тимофей да Савва, вот и меня назвали так, — ответил он.

Савва Первый был выходцем из старообрядцев и имел пятерых детей, одним из которых был отец легендарного Саввы — Тимофей. Он фактически не получил никакого образования, учился дома, но в течение всей жизни жертвовал крупные суммы на образование, в частности, Московскому университету.

Его сын Савва, напротив, получил хорошее образование, окончил Московский университет, учился за границей. А со Станиславским судьба свела его ещё в детстве, когда они ходили в одну гимназию у Покровских ворот.

Как и Станиславский-Алексеев, Савва Морозов чувствовал себя неуютно среди купечества, ибо, по словам Горького, «легко в России богатеть, а жить трудно». Один из современников писал: «Пусть будет им стыдно, пропивают и проедают чудовищные деньги, а на цель просветительскую и пятиалтынного жаль. Оделись в бархат, понастроили палат, засели в них, а внутри грубы, как носороги». Савва выделялся своей незаурядной натурой среди роскоши, которой окружила себя его жена З.Г. Морозова. В её особняке, построенном Шехтелем, расписанном Врубелем, он чувствовал себя одиноким. «Личные его потребности были весьма скромные... по отношению к себе он был скуп, ходил в стоптанных туфлях», — писал о нём Горький. Две его собственные комнаты отличались простотой и скромностью обстановки. И это была не жадность богатого человека: наделённый от рождения натурой незаурядной, он тянулся к другой жизни, творческой, не похожей на окружающую его жизнь «носорогов».

Задолго до появления МХТа он выделяет крупные денежные суммы на создание провинциальных и частных театров. 29 августа 1896 года в «Новостях сезона» сообщалось, что С.Т. и С.В. Морозовы «ассигновали 200 000 руб. на создание общедоступного театра для рабочих и служащих Орехова-Зуева». А в 1897 году газеты сообщили о завершении его строительства. Это был первый в московской губернии театр для рабочих и служащих. Двухъярусный, деревянный, он был построен в берёзовой роще. Исполнителями хора, созданного по инициативе Саввы Тимофеевича, были не артисты, а рабочие морозовской мануфактуры. На сцене этого театра ставились такие вещи, как «Фауст», «Русалка», «Демон», «Евгений Онегин». И даже сам Ф. Шаляпин отметил прекрасное исполнительское мастерство хора.

С.Т. Морозов также оказывал материальную помощь частному театру Чарского, театрам Абрамовой, Суворина, Корша. Но, давая деньги, просил сохранять это в тайне: «Коммерция руководствуется собственным катехизисом, и потому я буду просить Вас и Ваших товарищей ничего не говорить обо мне».

Будучи Председателем ярмарочного комитета в Нижнем Новгороде, он выделял деньги на организацию и проведение гастролей.

Когда в 1897 году К. Станиславский и В. Немирович-Данченко приступили к созданию театра, вопрос в первую очередь встал о деньгах. Сам Станиславский не мог обеспечить театр необходимым капиталом хотя и был достаточно богат. Финансируя Общество литературы и искусства, он потерпел такие убытки, что расплачивался за них вплоть до революции. Вначале они обратились к Варваре Морозовой, очень известной меценатке, родственнице Саввы, но встретили с её стороны полное непонимание и холодный приём. Савва, не раздумывая, сделал первый взнос 10 000 руб, а потом ещё 5 000 руб. «В числе пайщиков нет ни одного любителя из предпринимателей, — пишут газеты, — кроме Саввы Морозова. Для них участие в театре и посещение его — это лишь одна из форм самоутверждения в обществе, где стоимость бриллиантов жены или личная ложа определяет принадлежность к кругу «избранных». Самые крупные вклады в собранный капитал 28 000 руб. были сделаны Морозовым и Станиславским. Остальные члены Товарищества внесли гораздо более мелкие суммы.

«Этому замечательному человеку, — писал Станиславский о С.Т. Морозове, — суждено было сыграть прекрасную роль мецената... Он не только поддержал нас материально, но и согрел теплотой своего отзывчивого сердца». Савва с головой окунается в дела театра. Для «Снегурочки», одной из первых постановок, он выписывает костюмы из своего имения на Урале, из-за границы привозит фонари и стёкла для изображения облаков и восходящей луны. Савва Тимофеевич отдаётся новому делу со всей душой, создаёт особую технику освещения сцены. Один из крупнейших капиталистов в России не гнушается никакой «чёрной» работы в театре — электрика, бутафора, плотника.

На средства Товарищества был арендован театр «Эрмитаж» в Каретном ряду. Но первые спектакли, которые прошли там, оказались убыточными. Положение было, по свидетельству Станиславского, катастрофическим. Савва Тимофеевич предлагает погасить долг из своих средств, а паевой взнос продублировать. В первый год он затратил 60 000 руб., и его пожертвования становятся для театра важнейшим финансовым источником.

В 1902 году он подыскал новое помещение для театра в центре Москвы в Камергерском переулке. Это было «Кабаре-буфф», принадлежащее французу Шарлю Омону. Савва Тимофеевич профинансировал всё строительство и отделочные работы по реконструкции этого здания, которое приобрело тот вид, который мы теперь находим. Архитектор Ф.Шехтель не имел средств, чтобы вложить их в общее дело, но согласился сделать работу безвозмездно. Не раз Савва с Шехтелем оставались ночевать в маленькой каморке полуразрушенного здания. «Савва был трогателен своей бескорыстной преданностью искусству и желанием помогать общему делу», — писал Станиславский. От возмещения всех затрат, произведённых на театр, Савва отказался и весь доход передал Товариществу. А театр стал приносить доход только в 1901 году, став кумиром молодёжи и интеллигенции. Строительство нового здания МХТа обошлось Морозову в 300 000 руб, а общие расходы мецената составили около 500 000 руб. По тем временам это была коллоссальная сумма!

Конечно же, не был капиталист Морозов этаким добреньким дядюшкой, который пускал свой капитал на ветер. Знал цену каждой копейке. Морозовская стачка прогремела на всю Россию. Но и добрые дела понимал и на них не скупился. «Это был просто даровитый русский делец с непомерно нравственной силищей», — сказал о Савве Морозове один из его биографов.

При фабриках Морозова существовали школы, больницы, ясли, богодельни. Правление создало специальный фонд для ежемесячной выплаты пособий семьям умерших рабочих. С.Т. Морозов содержал огромное количество стипендиатов, обучавшихся в разных учебных заведениях в России и за границей, помогал бедным людям. Он производил крупные пожертвования Покровскому собору старообрядческой Рогожской общины.

Будучи на посту Председателя Нижегородского ярмарочного комитета во время эпидемии холеры, Савва приказал доставить четыре паровые машины с Николаевской мануфактуры. Водяной насос работал днём и ночью. Из Москвы он выписывал медикаменты, одежду, бельё.

Савва умер молодым, в возрасте 44 лет. По всем человеческим меркам — это возраст расцвета личности. До сих пор вокруг его смерти витает ореол таинственности. Проститься с ним пришла вся Москва. Когда гроб прибыл из-за границы на Курский вокзал, на похороны собралось около 15 000 человек. Гроб несли на руках с вокзала до самого Рогожского кладбища. «А венков, — пишет в своей книге его внук, — оказалось столько, что ими загрузили пять траурных катафалков». Проститься с другом и меценатом пришла вся труппа МХТа. Заупокойная служба проходила в храме Рогожской старообрядческой общины, битком набитом народом. Похороны были пышными, достойными миллионера, фабриканта. Но речей по старообрядческому обычаю не было.

Я представила всё это на пустынном, таком знакомым мне с детства кладбище, где свидетелями пышных похорон были чёрные фамильные гробы-надгробия да белокаменный старообрядческий крест, поставленный ещё при жизни Саввой Первым с еле различимой надписью: «При сим кресте полагается род купца первой гильдии Саввы Васильевича Морозова». Сюда всегда кто-то приносит цветы.

И я положу две красные гвоздички на чёрный мрамор, поклонюсь Савве Тимофеевичу Морозову — человеку и меценату.

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Меценатство"]
Дата обновления информации (Modify date): 15.09.02 11:38