Имена/Представляем книгу

Завещание Нобеля

Представляем книгу Рагнара Сульмана (Швеция), близкого друга и ассистента Альфреда Нобеля, повествующую о драматической истории создания Нобелевского фонда.
Издание осуществлено при финансовом участии Нобелевского фонда по инициативе Академии естественных наук Российской Федерации.
Издательство "МИР", Москва, 1993.
Перевод с английского Д.Е. Лейкина и Е.М. Лейкина.
Продолжаем публикацию фрагментов этой интересной книги.

Завещание Альфреда Нобеля

Я, нижеподписавшийся Альфред Бернхард Нобель, по зрелом размышлении настоящим объявляю мою последнюю волю в отношении имущества, нажитого мной к моменту смерти.

(...)*

* Мы опускаем ту часть завещаения Нобеля, в котором перечисляются пожертвования частным лицам, отметим, что семейство Нобелей в общей сложности получило 1.000.000 шведских крон, что по текущему курсу (1983 год) составляет 23 миллиона шведских крон, или приблизительно 2 миллиона фунтов.

Со всем оставленным мной реализуемым имуществом необходимо поступить следующим образом: мои душеприказчики должны перевести капитал в ценные бумаги, создав фонд, доходы от которого будут выплачиваться в виде премий тем, кто за предшествующий год внес наибольший вклад в прогресс человечества. Указанные доходы следует разделить на пять равных частей, которые должны распределяться следующим образом: первая часть тому, кто сделает наиболее важное открытие или изобретение в области физики, вторая — тому, кто сделает наиболее важное открытие или усовершенствование в области химии, третья — тому, кто сделает наиболее важное открытие в области физиологии или медицины, четвертая — создавшему наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности, пятая — тому, кто внесет весомый вклад в сплочение народов, ликвидацию или сокращение численности постоянных армий или в развитие мирных инициатив. Премии в области физики и химии должны присуждаться Шведской королевской академией наук, по физиологии и медицине — Королевским Каролинским институтом в Стокгольме, по литературе — Шведской академией [литературы] в Стокгольме, премия мира — комитетом из пяти человек, который должен быть назначен норвежским стортингом. Мое непременное требование заключается в том, чтобы при присуждении премии никакого значения не имела национальность претендентов и ее получали самые достойные независимо от того, скандинавы они или нет.

Исполнителями моего завещания я назначаю герра Рагнара Сульмана, проживающего в Бофорсе, Вэрмланд, и герра Рудольфа Лиллеквиста, проживающего в Стокгольме по адресу Malmskilnadsgatan 31 и в Бенгтсфорсе, близ Уддеваллы. В качестве компенсации за труды и заботы я дарую герру Рагнару Сульману, которому, вероятнее всего, придется посвятить большую часть своего времени исполнению этих обязанностей, сто тысяч крон, а герру Лиллеквисту — пятьдесят тысяч крон.

В настоящее время мое состояние включает недвижимое имущество в Париже и Сан-Ремо, а также ценные бумаги, размещенные следующим образом: в банке The Union Bank of Scotland Ltd в Глазго и Лондоне, в банках Le Credit Lyonnais, Comptoir National d’Escompte и Alphen Messin & Co. в Париже; у биржевого маклера М. Петера в банке Banque Transatlantique также в Париже, в банках Disconto Gesellschaft и Joseph Goldschmidt & Cie, Berlin; в Российском центральном банке и у Эммануэля Нобеля в Петербурге; в банке Skandinaviska Kredit Aktiebolaget в Гетеборге и Стокгольме, а также в моем семействе на авеню Малахов в Париже; кроме того, имеются патенты, подлежащие выплате гонорары, в том числе патентные, и тому подобное, в отношении чего всю необходимую информацию душеприказчики найдут в моих бумагах и книгах.

С сего числа данное завещание является единственным имеющим силу и отменяет все мои предыдущие завещательные распоряжения, если таковые обнаружатся после моей смерти.

Наконец, мое последнее желание состоит в том, чтобы после моей смерти мои вены были вскрыты и компетентный врач однозначно установил факт смерти; лишь после этого мое тело следует придать сожжению в так называемом крематории.

Париж, 27 ноября 1895 года. Альфред Бернхард Нобель.

Герр Альфред Бернхард Нобель, будучи в здравом рассудке, по своей воле подписал сие завещание, о чем мы все свидетельствуем в его присутствии, прилагая к этому документу наши подписи:

Зигурд Эренборг, лейтенант в отставке, Paris, 86 Boulevard Haussmann.
Р. В. Штреленерт, гражданский инженер, 4, Passage Caroline.
Тос Норденфельт, конструктор, 8, Rue Auber, Paris.
Леонард Васс, гражданский инженер, 4, Passage Caroline.

Предлагаем вашему вниманию фрагменты из второй главы книги «Последние годы жизни», рассказывающие о личной трагедии Альфреда Нобеля.

... Вскоре после знакомства с Бертой Кински Нобель подружился с одной юной жительницей Вены, которой суждено было сыграть важную роль в его жизни в последующие 18-20 лет, хотя и совсем иную. Летом или осенью 1876 года во время пребывания на небольшом водном курорте Baden bei Wien, к югу от величественного города на Дунае, он повстречал очаровательную двадцатилетнюю девушку Софи Хесс из венской еврейской семьи ниже среднего достатка. Ее отец вел небольшое дело и едва обеспечивал свою жену и четырех дочерей; чтобы как-то помочь родителям, Софи подрабатывала в цветочном магазине, где, вероятно, и познакомилась с Нобелем. Он был поражен ее свежей красотой и обаянием, и они разговорились. Сочувственно отнесясь к ее истории, он пообещал Софи подыскать ей лучшее место. Это положило начало их дружбе, вскоре обернувшейся для Нобеля чем-то более глубоким. История отношений этих столь непохожих друг на друга людей наглядно прослеживается по их переписке. Эта переписка хранится в архивах Нобелевского фонда и включает двести шестнадцать писем Нобеля и около сорока писем Софи, а также письма ее отца, сестер, кузенов, адвокатов и многих других людей из Вены. (...)

В этих письмах Софи предстает очаровательной, веселой и весьма легкомысленной девушкой, типичной представительницей определенного круга жителей Вены, чья цель заключалась в том, чтобы улучшить свое положение, не прилагая к этому значительных усилий, и затем нежиться в роскошных отблесках высшего света. Софи получила беспорядочное образование и, видимо, совсем забросила организованные для нее Нобелем уроки французского, изучение которого он всячески поощрял.

Трудно понять, как могло столь бесталанное и ленивое создание внушить безрассудную страсть человеку такого ума и столь высоких устремлений. Возможно,одна из причин кроется в том, что поначалу она была настолько польщена его вниманием, что делала все возможное, чтобы угодить ему. В своих письмах он часто сравнивал ее с пташкой; может быть ее щебетанье и в самом деле помогало ему справиться с приступами меланхолии; вместе с тем она не была ему ровней, что впоследствии стало для него еще одним источником уныния и подавленности.

Поначалу Нобель старался играть роль опытного друга, которому доставляет удовольствие помочь очаровательной девушке получить образование и встать на ноги. Он снял для нее небольшую квартирку в Париже и обеспечил ей щедрое содержание. Но он не мог долго оставаться в роли доброго покровителя. Нобель, судя по его собственным письмам, вскоре не на шутку влюбился в свою юную протеже. Но даже и в этом, как, впрочем, и во многом другом, его поведение было полно противоречий. Позже в разговорах со знакомыми он подчеркивал, что между ними никогда не существовало иных отношений, кроме чисто дружеских, хотя на протяжении многих лет он явно ощущал потребность в ее ласке и заботе. Часто он бывал крайне ревнив, но в то же время советовал Софи не слишком им увлекаться и своевременно подыскать себе партнера помоложе.

Помимо разницы в образовании и взглядах на жизнь два обстоятельства стали постоянным источником осложнений в их отношениях. Одно из них — настойчивое требование Софи называться «мадам Нобель», а другое — все увеличивающиеся притязания и безрассудная трата денег Нобеля; впрочем, следует признать, что последнее происходило отчасти и по его вине.

(...)

Летом Софи отправилась в Бад Ишль, но так и не смогла решить, где провести зиму. Она даже пыталась уговорить Нобеля оставить Париж и пожить с ней. После ее отъезда в 1884 году из этого города она буквально завалила его заказами на платья и безделушки и, кроме того, попросила отправить мебель из ее парижской квартиры. Есть нечто трагикомическое в посланном ей в сентябре 1884 года отчете о том, как он, несмотря на напряженную работу в лаборатории, важные совещания и ведение деловой переписки, был вынужден бегать по модным лавкам, выполняя ее часто невообразимые заказы:

«20/9/1884 Милая голубка.

Я старался как только мог выполнить все твои поручения, хотя разобрать твои каракули было очень непросто. Так, например, «pieds» может означать только «ноги», но в Лувре не продают никаких ног! Ампутированные конечности не относятся к разряду модных вещей в цивилизованных странах. Я только что заказал платье у Морэ, скорее голубое, чем синее. Однако у Морэ весьма посредственный выбор, и я не советовал бы тебе покупать у него. Его плащи весьма безвкусны. Из-за твоей непоседливости я не смог сказать ему, куда отправить платье. В Лувре1 я в избытке приобрел перчатки, кружева, вуаль и шарфы и послал все это в Вену в Meissl Hotel ... однако мне не удалось купить шляп у Ребу, так как я не знал, где ты ... Все это ужасно некстати, поскольку мне уже надо уезжать, и я не могу задерживаться из-за всех этих... нарядов!»

1 Здесь имеется в виду универсальный магазин Le Louvre. — Прим. перев.

Далее в письме повторяются жалобы и встречные обвинения:

«С самого начала я убеждал тебя в необходимости развивать свои умственные способности, поскольку невозможно любить человека, чьи невежество и отсутствие такта заставляют постоянно истытывать стыд. Если бы ты знала о своих промахах, то давным-давно бы с этим что-нибудь поделала. Даже на влюбленного до безумия письмо, подобное твоему, подействует как ледяной душ. Совершенно недопустимо, чтобы кто бы то ни было, пишущий так же скверно, как ты, подписывался моей фамилией под этими рассылаемыми по всему свету ужасными письмами! Поверь, дорогая, люди, не испытывающие тяги к культуре, обречены занимать второстепенное положение в обществе и лишь там могут надеяться обрести счастье. Ты постоянно говоришь, что я неспособен любить; это неправда, и я бы мог полюбить даже тебя, если бы твоя неразвитость постоянно не досаждала мне ...

Но что толку в попытках объяснить это? Тебе не понять, что человек способен ценить такие вещи, как собственное достоинство, иначе ты давно бы согласилась со мной. В любом случае желаю тебе всего самого хорошего и надеюсь, что ты более счастлива, чем я, пребывающий здесь в грусти и одиночестве. Нежно обнимаю тебя.

Твой Альфред».

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Меценатство"]
Дата обновления информации (Modify date): 25.11.04 10:57