Опыт благотворительности / Страницы истории

С.Н. Дурылин

Можно ли в Москве умереть с голоду?
(Отрывок из книги воспоминаний «В своём углу»)

В самый разгар 1905 года я поставил себе однажды вопрос:

— Можно ли в Москве умереть с голоду? <...>

Я знал к тому времени довольно хорошо жизнь мещанских, ремесленных и фабричных углов и знал, как трудна и горька была жизнь во многих из этих углов, но я знал и то, как и чем, и где питается эта народная Москва, и чем больше узнавал это, тем твёрже и крепче принуждён был ответить на свой вопрос:

— Нет, в Москве с голоду умереть было невозможно. <...>

Трудно ли было в таком большом и промышленном городе, как Москва, заработать 7 копеек... в день? (7 копеек — стоимость обеда в столовой попечительства о народной трезвости.) <...>

Я видел, как зарабатывали эти копейки «бывшие люди» с Хитрова рынка или «уличные мальчишки» (так звали тогда беспризорных).

Номер распространённейшей газеты «Русское слово» стоил 3 копейки. Редакция этой газеты — как и редакции других московских газет — предпочитали не держать своих продавцов, а продавали выходящий номер газеты любому, кто хотел её распространять, по 2 копейки. Всякий, желающий «заработать», будь он мало-мальски пристойной наружности, получал из конторы пачку нумеров — сначала за наличный расчёт, а потом, по завоевании доверия, и в кредит. Распределив только десять нумеров, такой вольный продавец получал гривенник чистой прибыли и, значит, зарабатывал себе на 7-копеечный обед и на ужин в виде трёх фунтов чёрного хлеба.

Но распродать 10 нумеров «Русского слова» было делом нескольких минут. По утрам и часов в 4—5, когда выходила вечерняя газета, московские улицы, перекрёстки, конки, трамваи, подъезды кишмя кишели мальчишками и просто человеками, выкликавшими сенсационные новости, они зарабатывали себе на завтрак, обед, ужин и ночлег.

В Петровских линиях существовал магазин издательства «Посредник», основанного Л.Н. Толстым и выпускавшего книжки для народа по самой дешёвой цене — от одной копейки за экземпляр. Цена на обложках не печаталась. Бывало, поутру сидишь в магазине, отбирая себе книги, и видишь необычайных посетителей: какой-нибудь плохо одетый и недообутый человек с алкоголическим складом физиономии тоже отбирает книжки — рассказы Льва Толстого или Горького. Продавщица Ольга Павловна со знаменитой фамилией Ломоносова пересчитает отобранную странным покупателем дюжину книжек и спросит, улыбаясь:

— В кредит?

— Попрошу в кредит, — поклонится недообутый человек, и через пять минут его можно видеть между Ильинскими и Владимирскими воротами. Он предлагает свои книжки прохожим, аппетитно их аннонсируя:

— Новый рассказ графа Льва Николаевича Толстого! Новейшее произведение Максима Горького! 5 копеек!

Прохожий, спеша по делам, на ходу протянет пятачок и на ходу же получит рассказ Льва Толстого... только не новый, а давным-давно имеющийся в собрании сочинений Толстого. Но что за беда! Во-первых, далеко не у всех имелось это собрание сочинений, стоившее в издании графини рублей 15, а, во-вторых, какой же из рассказов Толстого не нов вечной новизной гения?

<...>Я знал в лицо, а некоторых и не в лицо, десятки таких «бывших» или «полубывших» людей, знал подростков без отца, без матери, без роду без племени, которые изо дня в день, из месяца в месяц кормились «новыми рассказами» Льва Толстого...<...>

Я знал, что в купеческих домах, в дни помина родственников, бывают даровые столы для званых и незваных, хотя в мои молодые годы этот обычай шёл уже на умаление. Но он не уничтожился, а принял лишь другую форму.

На Хитровом рынке была народная столовая, где кормили бесплатно; были ещё несколько таких столовых и в других густо-народных палестинах Москвы.

Как же они могли существовать, эти столовые, чем, кого и на какие средства они кормили?

Я это узнал в день смерти моей матери. Она всегда отличалась особой жалостью к людям бездомным, нищим, беспутным и всегда, где могла, спешила не только «подать» им монету, но и приветить их чем-нибудь потеплее: накормить пирогом, сунуть в руки свёрток с какой-нибудь домашней едой и т.п. Когда, бывало, ей поперечут:

— Настасья Васильевна, зачем вы ему подаёте? Он всё равно в кабак снесёт, — мама отвечала:

— Куда снесёт — это его дело, а моё — подать.

Я заказывал «кондитеру» поминальный обед на день маминых похорон, а сам подумал: «А кто бы ей самой был особенно приятен и нужен за этим обедом?»

И вспомнил про её отношение к бездомным и беспутникам.

Я поехал на Хитров рынок в бесплатную столовую, содержавшуюся каким-то благотворительным общестном, и узнал следующее. Столовая принимает заказы на поминальные и на заздравные обеды для выдачи их неимущему населению Москвы на таких условиях: заказывающий платит по гривеннику за обед; за этот гривенник обедающему даётся тарелка щей с мясом и фунтом хлеба, тарелка гречневой каши с коровьим (топлёным) маслом и небольшое блюдце кутьи. К известному часу в столовую может прийти обедать всякий безданно-безпошлинно и, что особенно важно и отрадно, и беспаспортно. ...Перед обедом объявляют, что обед даётся «во здравие такого-то раба Божия Алексия» или «за упокой рабы Божией Анастасии». Кто хочет, помянет этих рабов Божиих, а кто не хочет — его воля: пообедает и без помину. Обедов отпускалось в день столько, сколько внесено было пожертвований и сколько позволяли проценты с небольшого благотворительного капитала.

Я внёс десять рублей — и в день похорон мамы её помянули сто человек... Но люди состоятельные вносили и по сто, и по пятьсот, и по тысяче рублей — и кормили, стало быть, не сотню, а сотни и тысячи людей не один день, а в течение сорока дней, когда правится сорокоуст по покойнику.

Каждый обедавший — кто б он ни был — был гостем не учреждения, не заказчика обедов, а того здравствующего или почившего человека, во имя которого созывали на обед. Стало быть, и положение этого обедающего было совершенно независимо: никто не подавал ему милостыни и ни у кого он её не просил, и ни к чему не обязывал съеденный обед, — ни к благодарности, ни к благочестию, ни к работе. Зашёл в столовую, пообедал и ушёл. Вот и всё.<...>

Как я уже говорил, цены на хлеб и все припасы в Москве сильно возросли после первой половины 1900-х годов, но и в 1914 году, накануне первой мировой войны, прекрасный обед из двух блюд (с неограниченным количеством хлеба, чёрного и белого) в столовой «Общества пособия студентам Московского университета» стоил всего 23 копейки.

В 1913 году эта столовая выдавала ежемесячно семьсот билетов на бесплатные обеды. В 1913 году в Московском университете было всего 9892 студента. Значит, 14-я часть студентов пользовалась бесплатными обедами...*<...>

* Русские ведомости. 1914. № 9. 12 января.

Хлеб насущный — на «днесь», на сегодняшний день, — был у каждого московского жителя.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Меценатство"]
Дата обновления информации (Modify date): 12.10.03 14:14