Имена

Любомир Гузи

Владимир Кривош

(Словак в России царской и советской — выдающийся полиглот, стенограф, переводчик, шифровальщик)

Мы хотим вам рассказать о необыкновенной судьбе одного словака, которого, скорее всего, можно назвать космополитом, чем представителем одного определённого народа. Весь этот мир является результатом трёх факторов — естественности, человеческой воли и ряда случайностей. Взаимная комбинация этих трёх элементов может привести к неимоверным результатам. Именно так произошло в жизни человека, которого мы можем смело отнести к тем людям, чьи жизнь и судьба полны переворотов, компликаций, неясностей и противоречий, но прежде всего гигантского таланта и труда.

Родился он словаком в многонациональной Австро-венгерской монархии в 1865 году. Тогда никто северную часть монархии не называл иначе как «фельвидэк», значит «верхняя земля». Его маленькая деревня называлась Вырбицки Хнушчак на Липтове, и никто бы тогда и не подумал о том, что жребий, брошенный судьбой, приведёт его на службу царю самой большой империи в мире. Некоторые русские источники неточно приводят Комарно и другие города как место его рождения. Ребёнком, сидя на зелёных холмиках родной деревни и рассматривая работников на стройке железной дороги, он понимал, что уедет в далёкие края, что, может быть, первый поезд, появившийся на этих рельсах, увезёт его на конец света. Родители были мелкими предпринимателями и решили, что хватит средств послать одного сына на учёбу. Выбор пал на талантливого Владимира. Уже в детском возрасте он проявлял себя очень одарённым ребёнком в разных областях. Любил математику, древние классические и современные иностранные языки, в гимназии занялся очень модной тогда стенографией. Средние школы менял в соответствии с тем, чему и где мог научиться. Венгерский, немецкий, латинский, греческий и родной словацкий языки совершенствовал в немецко-словацко-венгерской гимназии в Спишской Новой Вси (тогда город Игло), стенографией занимался в чешском Пржерове. В конечном итоге он решил поступить в Королевскую Ориентальную Академию, но ещё перед этим он обучался в итальянско-хорватской гимназии в Фьюме (Рийека), которая давала ему реальные шансы поступить в Академию и стать дипломатом. Наконец получилось. Хотя и не был дворянином по происхождению, поступил в Королевскую ориентальную академию. Уже тогда знал французский, немецкий, венгерский, итальянский, чешский, словацкий и хорватский языки. Позже в Академии добавил английский, сербский, турецкий, арабский, новогреческий, но прежде всего влюбился в персидский язык. Но не только учёба его интересовала. Жизнь в столице монархии предлагала много развлечений, иногда приходилось после песен вынуть из ножен и саблю, которая была символом ученика престижной Академии. Такое поведение, славянское происхождение, слабый интерес к студенческим обязанностям привели к тому, что он вынужден был покинуть Академию. Атмосфера fin de sciecle в Вене сыграла свою роль. Он видел национальные, экономические и политические проблемы дряхлой и ветхой монархии. Славянское происхождение сближало молодого наблюдательного студента с всеславянской идеей и великим «дубом славянским» — Россией. Но всё-таки реальность ухода из Академии была семейной, а отчасти и личной трагедией. Все хотели, чтобы он вернулся домой, образования ему хватит на несколько профессий. Мать предлагала, чтобы дома он стал нотариусом. Но об этом не могло быть и речи. Он привык к свободе, к движению, к познанию.

Некоторое время спустя Кривош получает рекомендательное письмо от словацкого «барда славянства», писателя Светозара Гурбана Ваянского, которое тот написал своему другу славянофилу и слависту С.В. Ламанскому. Итак, новая цель — Санкт-Петербург. Владимиру сначала было нелегко. Ему просто не везло (незнание языка), но главное — австро-венгерские документы оказались в Российской империи недействительными. Он решился на очень смелый поступок. Добился аудиенции у самого ректора университета. Кривош по-русски изъясняться свободно не мог, поэтому ректор посчитал его немцем. Владимир дерзко ответил, что он славянин, и пусть себе господин ректор для беседы выберет один из восьми европейских языков, которыми владеет. Это произвело на ректора впечатление, и он зачислил Кривоша в список студентов Петербургского университета.

Так он в 1886 году становится слушателем Факультета восточных языков. Быстро осознав, что напрасно оставил учёбу, Владимир изучает право, статистику, возвращается к арабистике, персидскому и турецкому языкам, стенографирует на пяти языках. Через несколько месяцев догоняет своих однокурсников и чувствует себя полноценным студентом университета. В 1888 году получает российское гражданство, а год спустя становится православным подданным его величества царя.

Следующие два года в жизни Кривоша покрыты тайной. Возможно, он учился в Парижской Сорбонне. Некоторые источники говорят о том, что именно там он и получил диплом. После окончания университета он стал очень образованным человеком. Владел пятнадцатью языками, стенографировал на многих из них, написал диссертацию по арабской литературе, снова нашёл путь к любимому персидскому языку. Есть и такое мнение, что в это время он служил в Адмиралтействе переводчиком. В то же время он не потерял связи с друзьями дома. Пишет статьи в словацкую Народную газету, в которых касается различных тем. Например, лингвистики: типологически разделял языки в соответствии с данными того времени на семь эволюционных этапов, считая, что на первой ступеньке стоят языки некоторых африканских племён (первая попытка человека договориться), на второй — языки однослоговые («у которых нет ни грамматики, ни различия между существительным, глаголом, местоимением; они не склоняют, не спрягают»), третью степень занимают малайские языки («переход от однослоговых»), на четвёртом месте, по его мнению, языки американских индейцев («у них своеобразная и оригинальная грамматика, и они не похожи ни на какой другой язык»), пятое место в его типологической структуре принадлежит урало-алтайским языкам («у них также разница между существительным, глаголом и местоимением почти не заметна»), шестое место принадлежит «хамито-семитским» языкам («например, у арабского языка столько же названий ножа, сколько его применений, склонение имеет только три падежа»), седьмое место в его эволюции занимают арийские индоевропейские языки, которые имеют семь «групп», и пятую из них он называет — «славяно-литовская». Да, можно сказать, ничего нового, но всё-таки хватило для того, чтобы цензоры присматривались к автору из-за того, что венгерский язык стоял на его лестнице ниже славянских, в то время как некоторые венгры считали, что даже в раю говорили по-венгерски. Интересы Кривоша были необъятными. Наряду с изучением языков (языками занимался почти до самой смерти, владел приблизительно 40 языками), он продолжал заниматься стенографией и криптографией. Он восхищался письмом. Изучил все известные системы письма: иероглифы, майское письмо, иератическое, армянское, грузинское, еврейское и финикийское...

С такими знаниями он заступил на место царского цензора всех газет и журналов, которые поступали в империю. В 1893 г. опубликовал учебник стенографии, основанный на системе Гадельсберга, а в 1895 — собственный самоучитель стенографии. В это время работал как профессор стенографии. Затем он уезжает в Тифлис изучать грузинский язык и разгадывать или, скорее, дешифровывать документы, захваченные в войнах у азиатских народов. Уже год спустя получает орден Александра Невского, и его продвигают по службе — он назначается Главным цензором газет и журналов в царской империи. Приобретает новое жильё, жалование. Будучи богатым человеком, помогает на первых порах в России молодому студенту Душану Маковицкому, который становится позже личным врачём Льва Николаевича Толстого. Сначала Кривошу нравятся идеи Толстого, он посещает великого писателя в его усадьбе, но постепенно расходится с ним по вопросам «непротивления злу насилием» и пишет драму «Толстовец» (“Tolstojovec”), в которой сатирически оспаривает слепую преданность делу великого Л.Н.Толстого некоторых словаков, именно А. Шкарвана. Летом 1897 года Кривош уезжает вместе с выдающимся русским учёным-египтологом Голенищевым в Лондон, в Национальный музей, чтобы разгадывать иероглифы. Здесь случайно встречается с русским социалистом Чертковым. Хотя не разделяет взгляды подобного рода, всё-таки попадает под прицел царской Охранки. Однако после возвращения из Лондона получает высокую государственную награду. В 1901 году женится на русской — Антонине Ивановне Якшинской, которая рожает ему двух сыновей. И снова продвижение по служебной лестнице. В 1906 году получает задачу сформировать стенографическую канцелярию, председателем которой он остаётся до 1913 года.

Разумеется, быстрое продвижение и награды были связаны с деятельностью, о которой почти не говорилось. Уже в 1898 году Владимир Кривош получил первый классный чин коллежского регистратора и в целях более полного изучения иностранного опыта в делах перлюстрации (так называется тайное вскрытие почты) был послан в Париж, что говорило уже тогда о его очень высокой квалификации. Какие именно знания приобрёл он тогда за границей, доподлинно неизвестно, но за следующие пять лет своего служения новой родине он обогатил русскую «науку перлюстрации» многими несомненно полезными открытиями, за одно из которых получил орден Св. Владимира 4-й степени от самого Столыпина, а точнее за «новый способ вскрытия писем, не оставлявший ни малейших следов вскрытия даже для опытного взгляда перлюстратора». Кривош стал одним из виднейших специалистов в этой области, и потому постоянно приглашался для ведения заседаний государственных комиссий различного ранга секретности. С декабря 1904 по август 1906 года он состоял при секретном отделении Департамента полиции в качестве переводчика-дешифровщика, а после этого пять лет провёл в “Особом делопроизводстве Морского Генерального Штаба для заведования агентурой”. Следовательно, царское правительство использовало его талант в разных областях. В его биографии за последнее время появилось много новых фактов как в России, так и в Словакии, где её написал Рудольф Тибенски (V apolch a vo vyhnanstvach, 1991). В июле 1904 года в Особом отделе Департамента полиции, в котором сосредоточились все дела о государственных преступлениях, было создано сверхсекретное «Особое отделение по розыску международных шпионов». Так как Кривош был хорошо знаком и с криптографией, он был немедленно приглашён в это отделение в качестве переводчика-дешифровщика.

Кривош и до этого не жил бедно, но именно начиная с этого момента окружающим бросается в глаза его явная склонность к «разгульной» жизни. Желание пожить на широкую ногу не относится, вообще-то, к значительным порокам, но если такую жизнь начинает вести лицо, причастное к высшим государственным тайнам, то это, по-меньшей мере, выглядит подозрительно. Владимир приобрёл также машину, что в то время было делом неординарным, «мальчик из Липтова» в северной «Великоунгарии» весело разъезжает на дорогой машине по царскому Петербургу. Он изучил все игры царской администрации,тонкости министерской, разведывательной, политической жизни. И всё-таки он был разжалован. Его называют в русских источниках и жуликом, и злоупотребителем.

Но, как свидетельствуют русские источники того времени, не прошло и нескольких недель с момента его разжалования, как он обратился к царю с планом бесперебойно доставлять государю перлюстрированные материалы так называемого «выдающегося государственного значения и интереса». Проекту дали ход, и 1 февраля 1912 года «изгнанник» получил специально для него созданную должность помощника заведующего Собственной его императорского величества библиотеки, в которой хранились все секретные издания. Именно под прикрытием этой самой Собственной библиотеки Кривош и принялся создавать новую сверхсекретную службу. Он принимал также самое активное участие в работе так называемого «Шифровального департамента» Министерства иностранных дел и вскоре руководил целой армией сотрудников, занимавшихся разбором копий шифротелеграмм, вскрытых на Главном телеграфе столицы — это были донесения дипломатов своему руководству, в том числе из Москвы, Варшавы, Киева, Одессы и других городов, где размещались иностранные консульства.

Весной 1912 года Кривош принимает непосредственное участие в делах Государственного совета и получает чин статского советника, что соответствует полковничьему званию. С того времени дальнейшая его карьера, как могло показаться, была вне всякой опасности. Может, так оно и было бы, если бы не появились новые соблазны в виде грянувшей в скором времени Первой мировой войны. В то время Кривош поступил в разведотдел штаба Восьмой армии генерала Брусилова, действовавшей против Австро-Венгрии в Галиции. Он становится начальником довольно боеспособной агентурной сети, созданной им с помощью своих бывших сослуживцев по цензуре В.И.Пирогова и Г.Р.Шнапцева. Но вскоре в городе Самборе, расположенном на занятой в ходе военных действий русской армией территории Галиции, Кривошу, занимавшему официальную должность переводчика при штабе Восьмой армии, было предъявлено обвинение «по подозрению в военном шпионаже». Это произошло 6 апреля 1915 года. Он был отправлен в Сибирь, в Иркутск. Но и там он не теряет время даром. За полтора года пребывания в этих далёких местах вместе со своими коллегами-изгнанниками работает, собирает материалы по Иркутску и его окрестностям. Эта коллекционерская деятельность позже послужит базой для основания Иркутского университета!

После Февральской революции 1917 года Кривош возвращается в Петербург, полный надежд на реабилитацию и денежное вознаграждение. Но в Петербурге его встречает совсем другая обстановка. Вспыхнула новая революция, и Кривош как жертва «царского произвола» попадает какими-то путями к самому вождю Владимиру Ильичу. Тот в те дни не имеет человека, который бы был в состоянии создать и обосновать дипломатическую ноту о прекращении боёв на фронтах. На отличном английском и тонком французском языках сочиняет это послание с примечаниями Ленина Владимир Кривош. Ленин собственноручно отдал приказ зачислить этого человека в состав нового Наркомата иностранных дел. Там ему пришлось работать также с Троцким, речи которого ему надлежало переводить. Но пристальный взгляд железного рыцаря революции Феликса Эдмундовича Дзержинского упал на прошлое Кривоша. Его арестовывают, так как он дискредитирует советскую власть. Обвиняют его и во взяточничестве, однако Советы не могут себе позволить расстрелять лучшего специалиста того времени, и через полтора месяца тюремные нары Кривошу были заменены на место переводчика Военного контроля — так тогда называлась большевистская разведка и контрразведка под управлением бывшего царского генерала М.Д.Бонч-Бруевича. В марте 1919 года Кривош — особый секретный сотрудник разведотдела штаба Западного фронта, в июле того же года — переводчик-дешифровальщик Особого отдела ВЧК, а через год он уже заведует отделом проверки документов в том же отделе. Непосредственный начальник Кривоша в те годы — печально известный Генрих Ягода. Это означает, что наш герой стал чекистом. Но революционная неразбериха и советская милиция действуют. Новое обвинение гласит: ...взяточничество от дворян «за пропуск за границу». В то время и сам Кривош думает о том, что уедет в новосозданное Чехословацкое государство, ведь он же словак. Но эту мысль быстро при своём положении забывает. Новое обвинение грозит расстрелом. Его снова выручает квалификация, и он поступает в Спецотдел, где привлекается к разработке сложнейших шифров. Дальнейший жизненный путь этого человека напоминает скорее шутку потерявшего всякую объективность биографа-графомана: через семь месяцев Кривош снова был арестован «за принятие мер к выезду из страны» и снова был приговорён к расстрелу, но был помилован. В мае 1922-го — очередное освобождение и очередное назначение в контрразведку. Год спустя всё-таки приходит арест «за несанкционированные контакты с представителями чехословацкой миссии» и приговор к 10-летнему заключению в лагерь. В это время Кривош временно теряет зрение. В подвалах тюрем его ожидает сначала расстрел, а потом депортация в лагерь. Зрение возвращается, и Кривош с радостью прочитал целую тюремную библиотеку и занялся переводами. Неутомимый дух гения продолжает метаться в поворотах его судьбы.

Ему дозволили выбрать себе лагерь, он предпочитает Соловки. Главным образом потому, что первую волну заключённых составляли преимущественно интеллектуалы бывшего режима — священники, учителя, между прочим, и его давний друг — архиепископ московский. Приблизительно шесть лет живёт он заключённым в ГУЛАГе. Его страсть к познанию не гаснет даже в таких условиях. На Соловках он работает ботаником, зоологом, орнитологом, переводчиком (переводит с сорока языков, например с китайского перевёл на сорок языков пьесу «Булавка»), учит семьи надзирателей иностранным языкам, основывает оркестр, становится председателем научной комиссии по фауне и флоре Севера России, из которой позже вырастет Музей Севера в Архангельске. Потом переходит на маяк в Белом море. Всё выглядит невероятно, но в своих воспоминаниях Кривош говорит о том, что природа Севера ему помогла вылечить некоторые недуги, которые мучили его в Петербурге, хотя обстановку в лагере никогда не идеализировал. На свободу выходит в 1928 году. Дома его ожидает верная Пенелопа, которая должна была бы от него отказаться. До 1936 года удивительный знаток-«полиистор» работает в Министерстве иностранных дел.

Вернуться на словацкую родину он так и не смог. После эвакуации жил и работал очень скромно в Уфе. И здесь за ним велась слежка чекистов. Он начал преподавать языки их детям и целым семьям. Умер гениальный словак, имя которого до сих пор известно немногим, 4 августа 1942 г. в маленьком домике. Похоронил его сын. На могиле в тяжёлое время войны были цветы от чекистов, которым он преподавал иностранные языки. Останки Владимира Кривоша были через несколько лет помещены в общую могилу, и поэтому мы даже не знаем, где похоронен этот великий человек.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Словакия"]
Дата обновления информации (Modify date): 15.07.04 17:55