Из истории меценатства

Евгений Фирсов

Два мыслителя – два друга: Томаш Масарик и Эрнест Радлов в переписке (конец XIX – начало XX века)

В историографии встречаются лишь беглые упоминания о научных связях Т.Г. Масарика и Эрнеста Радлова, двух философов-мыслителей европейского масштаба. Дело в том, что основное внимание до сих пор, как правило, уделялось литературным контактам Т.Г. Масарика с такими корифеями русской культуры, как Л.Н. Толстой, М. Горький и др. Проблема рецепции фигуры Т.Г. Масарика и его творческого наследия в России всё ещё остаётся мало разработанной и заслуживает углубленного подхода с привлечением неизвестного ранее круга источников и, прежде всего, архивных фондов как в России, так и за рубежом. Отчасти этот вопрос уже поднимался мною на двух международных конференциях в Праге1 , а также на научных конференциях в Москве и Санкт-Петербурге2 . К настоящему времени, на мой взгляд, просто назрела необходимость последовательной разработки вопроса о рецепции Т.Г. Масарика в научной среде России. Уникальные в своём роде источники — выявленный мной в рукописных архивных фондах Санкт-Петербурга солидный блок писем Т.Г. Масарика своему другу и коллеге-философу Э.Л. Радлову, а затем найденные в Праге (с помощью сотрудницы Института Т.Г. Масарика Дагмары Гайковой и Вратислава Доубека из Карлова Университета, за что приношу им благодарность) соответственно письма Э.Радлова Т.Г. Масарику — помогают раскрыть ценные и до сих пор практически неизвестные страницы из истории чешско-русских научных связей XIX—XX веков. Стоит сказать, что переписка велась ими исключительно на немецком языке. В настоящее время все письма переведены мной на русский язык и подготовлены к научной печати.

В архивном фонде Э. Радлова насчитывается 22 письма (на 31 листе) Т.Г. Масарика (включая отдельный объёмный перечень вопросов к Э.Радлову, касающихся личности и творчества Ф.М. Достоевского), причём некоторые из них написаны на почтовых открытках из Праги (с австрийским штемпелем). В хронологическом отношении первое письмо Масарика датируется 1887 годом, а последнее — 1917! Этот хронологический рубеж мы подчёркиваем особо, так как в описи архивного фонда ошибочно приводятся не точные хронологические рамки переписки 1889—1913 годов. Ошибочное описание архивистами объясняется или просто невнимательностью, или скорее всего произошло из-за своеобразного способа датировки, принятого на рубеже XIX—XX веков. в Австро-Венгрии. Уточнённая нами датировка последнего письма Масарика 1917 годом имела принципиально важное значение, поскольку это обстоятельство помогло мне в своё время (точнее — в 1997 году) установить точный адрес (и даже с телефоном) проживания Т.Г. Масарика в Петрограде в годы революции.

Переписка двух учёных продолжалась, судя по всему, и в 20-е годы, но письма и посылки Масарика передавались тогда, как правило, с оказией из Праги (с Папоушеком, Хамманом и др.). Письма Масарика, видимо, стали своего рода семейной реликвией и в архивный фонд Радлова, таким образом, не попали, а хранятся у его потомков. Думается, что в этом отношении исследователей и в дальнейшем ждут новые открытия.

В архиве Масарика в Институте Т.Г. Масарика АН ЧР (Archiv Ustavu T.G.Masaryka — f. T.G.M. Korespondence) содержится 20 писем Э.Л. Радлова Масарику3 . Переписку открывает письмо, которое следует датировать 1884 годом (уточнение датировки осуществлено мной, ибо в письме были указаны лишь день и месяц), и завершается она 7 марта (день рождения Т.Г. Масарика) 1926 года, весьма символично для нынешней конференции. К послереволюционному периоду, таким образом, относится лишь 3 письма, однако для характеристики той эпохи они представляют ныне, в изменившихся в либеральную сторону условиях, исключительное значение4 . Через два года — в 1928-м. Э. Радлова не стало в живых.

Пожалуй, именно с Э.Л. Радлова восприятие Масарика в русской общественной мысли складывалось скорее под впечатлением непосредственного знакомства с Масариком как во время его неоднократных приездов в Россию, так и встреч с ним Радлова в ходе научных стажировок в Европе и при посещении Чехии. Учёные могли встречаться также в университетских центрах Вены, Берлина и Лейпцига, где Э.Л. Радлов, по его собственному свидетельству, «в качестве оставленного при Петербургском университете слушал лекции»5 . Отсюда исходило более глубокое проникновение русской философской мысли в лице Э.Л. Радлова в научный метод Масарика, в его творческие поиски.6  

В углублении общих точек соприкосновения с Масариком большая заслуга принадлежала именно известному русскому философу Эрнесту Львовичу Радлову (1854—1928). Напомним, что Томаш Масарик под русифицированным им же самим именем Фома Осипович состоял членом открывшегося в 1885 г. Московского психологического общества (психология считалась тогда основой всех философских дисциплин) при Императорском Московском университете. Т. Масарик и Э. Радлов были почти ровесниками (Радлов на 4 года моложе). Можно отметить их общие философские интересы, формируемые венской философской школой античников. В начале 80-х годов Радлов в ходе научной стажировки учился у профессора Теодора Гомперза. Можно говорить об определённом влиянии Гомперза и на Масарика в годы его учёбы в Венском университете. Масарик и Радлов нашли общий язык, быстро сблизились (с тех пор можно говорить о многолетней прочной дружбе двух учёных). В конце своего венского периода благодаря Радлову, совершавшему научное турне по Западной Европе, доцент Масарик пришёл к изучению Достоевского. Радлов побывал тогда (летом 1882-го) даже в гостях на родине Масарика по его приглашению — в Моравии. Вслед за этим визитом в пенаты Масарика и последовала регулярная дружеская переписка двух мыслителей.

Взаимные научные интересы этих учёных нисколько не ослабели, а даже усилились, как свидетельствует их корреспонденция, на протяжении творческой стези 90-х — 900-х годов (да и в дальнейшем, уже после революции).

Вернувшись из дальних странствий по Западной Европе после научной стажировки в крупных научных центрах, Радлов на долгое время занял пост заведующего философским отделом Императорской публичной библиотеки, после революции став даже её директором (1919—1925), причём далеко не таким покладистым, как было угодно новому режиму. До революции Радлов одновременно вёл философскую проблематику в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, возглавив философскую редакцию словаря после кончины В.С. Соловьева. Кроме того, в разное время он «читал лекции по философским предметам (логике, психологии, этике, истории философии и педагогике) на Высших женских курсах, в Женском педагогическом институте»7 .

Радлов являлся весьма активным деятелем философского общества при Санкт-Петербургском университете, входил в его руководство. Совместно с Н.О. Лосским он редактировал 18 сборников «Новых идей философии». Далее, Э.Л. Радлов с 1899 по 1918 год был редактором знаменитого Журнала Министерства народного просвещения. Под его руководством журнал стал по-настоящему интердисциплинарным ценным научным периодическим изданием в дореволюционной России. Без преувеличения можно сказать, что благодаря небывалой эрудиции Э. Радлова, его чрезвычайной работоспособности и дипломатичности обращения с учёной средой этот журнал (в лице Радлова) стал крупным интеллектуальным центром России. Данный аспект деятельности Э.Л. Радлова ещё ждёт своего исследователя. Трудно перечислить все его научные философские труды и блестящие переводы античных и современных европейских мыслителей. Основные сведения об этом можно почерпнуть в современных философских справочных изданиях8 .

Важно подчеркнуть, что Э.Л. Радлов постепенно становится лучшим знатоком античной, мировой и, прежде всего, европейской философской мысли. Ни социологом, ни политиком, ни тем более президентом Э.Л. Радлов не стал, если сравнивать его с Масариком. Слишком нелёгкой складывалась судьба учёного в годы Советской власти. Однако без преувеличения можно сказать, что его огромный вклад в философскую науку, многочисленные публикации на иностранных языках (прежде всего, на немецком) снискали ему общеевропейскую известность9 .

Если замысел о своевременном переводе труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа» на русский язык в дореволюционной России постигла неудача, то в этом отношении Э.Л. Радлову повезло больше. В 1925 году на немецком языке вышел в свет перевод расширенной версии его известного труда «Очерки истории русской философии»10 , на которые так активно опирался в своей «России и Европе» Т.Г. Масарик.

Вот как отозвался об Э.Л. Радлове вскоре после его кончины известный деятель РАН академик В.И. Вернадский: «В философской области он всё время находился в непрерывном соприкосновении с жизнью, ибо вопросы этики, нравственности, религиозно-философской мысли его особенно жизненно захватывали. И это он делал на фоне русской жизни, освещая и философски оценивая её события и её искания. Он вводил этим в русское сознание вечные достижения философской мысли человечества в их стихийной переработке русской жизнью...»11 Лучше вряд ли скажешь о значении Э. Радлова для русской да и европейской культуры в целом. Известно, что в 1927 году (т.е. за год до кончины философа) по инициативе В.И. Вернадского Э.Радлов выдвинул свою кандидатуру в академики по кафедре философии, однако козни официальных историков-марксистов заставили его сняться с выборов12 . Не исключено, что все эти перипетии пагубно отразились на состоянии здоровья Э. Радлова.

Нет сомнений, что разносторонние интересы, познания и эрудиция Радлова, близость научных интересов и менталитета, а также посты библиотекаря по философским наукам и редактора Журнала Министерства народного просвещения (далее — ЖМНП) были бесспорной находкой для Т.Г. Масарика при его неослабевающем научном интересе к истории русской философии и литературы.

Вернёмся, однако, к переписке учёных. Чем же особенно ценна и познавательна для нас корреспонденция Т.Г. Масарик — Э.Л. Радлов? В чём её информативная значимость для исследования творческого наследия Т.Г. Масарика и его личности? Прежде всего, этот источник позволяет развить исследование проблемы восприятия Т.Г. Масарика в российской научной среде и вместе с тем почувствовать атмосферу всей эпохи, реакцию двух философов на её дыхание и пульс. Новые штрихи и подробности переписка вносит также в освещение обстоятельств визитов Т.Г. Масарика в Россию. Во всей полноте в ней предстают те научные проблемы, какие на различных этапах творческого пути волновали этих двух мыслителей. Вместе с тем корреспонденция раскрывает особенности характера этих ярких личностей. Учёные делятся друг с другом новостями личного свойства, семейной жизни, но при этом всё же в письмах преобладает научная тематика, данные о регулярном обмене научной информацией и научными мнениями по тому или иному вопросу. Как Т.Г. Масарик, так и Э. Радлов щедро делятся не только своими творческими планами, но и результатами своей научной работы. Э. Радлов всемерно снабжал Т.Г. Масарика новейшей русской специальной философской литературой, в которой чешский учёный ощущал острую нехватку. Подчеркнём, что, даже будучи президентом ЧСР, Т.Г. Масарик сохранил интерес к своей философской дисциплине и к Росссии. Так, в марте 1926 года Э. Радлов по просьбе друга с некоей Нацлик, уезжавшей на жительство в Прагу, передал 4-й том переписки В.С. Соловьева13 . В Прагу Э. Радлов направил также множество справок библиографического и содержательного характера в связи с неотложными письменными запросами Т.Г. Масарика. В связи с этим можно без преувеличения сказать, что фундаментальный его труд «Россия и Европа» не отражал бы современный уровень историософских знаний, не будь бескорыстной мобильной научной помощи со стороны Э. Радлова.

Анализируемая корреспонденция позволяет сделать ряд важных уточнений в научной биографии Т.Г. Масарика. Она вносит существенные коррективы в характеристику его творческого процесса, помогает раскрыть его творческие замыслы, их продвижение во времени и раскрывает важные подробности, связанные с выходом в свет труда «Россия и Европа» на немецком языке. Огромный интерес для специалистов представляет содержащееся в письмах собственное видение Т.Г.Масариком значимости основного труда всей его жизни — «Россия и Европа» в контексте того исторического отрезка времени. Совершенно в новом свете в этой дружеской доверительной переписке предстают сокровенные чаяния Масарика о том, чтобы этот труд во что бы то ни стало появился в переводе именно в России. И далее, как бы сам ты становишься свидетелем драматичной истории о том, как в конце концов в 1914 году рухнула заветная мечта чешского учёного — сделать как можно скорее русский перевод труда (сразу после появления в 1913 году) и издать его, что называется, по горячим следам для русской читательской публики.

И, наконец, корреспонденция даёт исследователю возможность наметить перспективы дальнейшей разработки проблемы рецепции личности и творчества Т.Г. Масарика в научной среде дореволюционной России. Она выводит нас на новые имена в российской науке, с кем так или иначе был связан, встречался и сотрудничал в своё время первый президент Чехословацкой Республики.

Нет сомнения в том, что Т.Г. Масарик каждый раз весьма считался с квалифицированным мнением своего друга Э.Л. Радлова и своевременно посылал ему все свои основные труды. И, как правило, незамедлительно получал научные соображения любознательного русского учёного, к которым Т.Г. Масарик прислушивался.

С первым крупным трудом Масарика по проблеме о самоубийстве (1881 год, на нем. яз.) Э. Радлов познакомился, видимо, будучи в гостях у своего друга в Моравии (а возможно, несколько ранее, в ходе научной стажировки в Европе) и даже намеревался осуществить перевод и издание этого труда в России. Но этот план по какой-то причине сорвался, о чём с сожалением вскользь упоминал Э. Радлов в одном из своих писем чешскому другу.

В письме от 27 апреля 1884 года, открывающем переписку, Э. Радлов писал, что только что получил книгу Т.Г. Масарика о Юме (которая незадолго до этого — в 1883-м — вышла в свет) и уже начал её изучать. Радлов одобрительно отнёсся к этой книге, считая её «хорошо написанной», и далее излагал свои соображения и отдельные критические замечания14 . Из этого письма косвенно мы узнаём, что чета Масариков собиралась направиться с визитом в Америку. Очевидно, что об этом Радлову стало известно из письма Масарика. Его в архивном фонде не обнаружено, как, впрочем, и некоторых других писем Т.Г. Масарика.

В письме без даты (но которое, судя по всему, относится к 1886 году) Э. Радлов с радостью приветствовал желание чешского друга посетить Петербург и предлагал Т.Г. Масарику и его жене Шарлотте свой скромный кров. Учитывая капризные погодные условия северной столицы, лучшим временем для визита Радлов называл весну или лето. В письме содержится благодарность Радлова за полученный из Чехии номер редактируемого Масариком журнала «Atheneum». Видимо, в связи с этой новой миссией Т.Г. Масарика как редактора журнала Радлов писал: «Ваше сообщение меня вовсе не удивило, поскольку уверен, что при Вашей энергии и огромной тяге к жизни, а также при Вашем жизнелюбии Вы сделаете еще многое» (выделено мной. — Е.Ф.)15 .

О высокой оценке Радловым другого труда — немецкого издания книги Т.Г. Масарика «О конкретной логике» (Versuch eines concreten Logik. 1887) в ЖМНП мной уже однажды говорилось16 . Из анализируемой переписки двух учёных следует, что Радлов подробным образом ознакомился с вышедшим несколько ранее (1885) чешским изданием «О конкретной логике» и изложил свои развернутые соображения в письме Т.Г. Масарику ещё в ноябре 1886 года, т.е. за год до публикации рецензии в ЖМНП. Радлов писал, что книга Масарика доставила ему большое удовольствие и сообщал, что приложит усилия по переводу на русский труда и его изданию в надежде, что в этом ему повезет на сей раз больше, чем когда-то с работой о самоубийстве17 . Он также сообщал, что готовится опубликовать небольшую рецензию на «Конкретную логику» в ЖМНП. Сравнивая развёрнутые замечания на работу, изложенные Радловым в этом письме, с текстом рецензии, вышедшей годом позже в ЖМНП, приходишь к выводу, что по своей натуре Радлов был весьма деликатным и дипломатичным критиком. Его основные критические выкладки в письме не были высказаны в журнальной рецензии. В ней он лишь отметил, что «если бы цель нашей заметки состояла в критике сочинения, то на этом пункте мы остановились бы подробнее, но мы желаем лишь, чтобы книга не прошла не замеченною, и очень порадовались бы, если бы появился русский перевод этого труда». В этом письме Радлов сообщал Т.Г. Масарику о том, что он продолжает работу над переводом «Этики» Аристотеля и серией статей о скептиках XVII века.

Для характеристики личности Масарика важен другой отрывок письма. В нём он сообщал, что из разговора с профессором В. Ягичем узнал, какой штурм пришлось выдержать Т.Г. Масарику со стороны националистов в Праге в связи с его критической позицией в отношении фальсификатов — Краледворской и Зеленогорской рукописей. Радлов писал, что всячески восхищается мужеством Масарика в этой борьбе с современным невежеством. «Такое уж это презренное время, в которое мы живём»18 , — констатировал Радлов и пророчески выражал уверенность в том, что последующий век вынесет о них справедливый приговор. В заключительной части письма содержится открытое признание Радлова в своих чувствах к Масарику: «Вы — один из немногих людей, которого я люблю и очень уважаю»19 . Радлов вновь приглашал чету Масариков к себе в Санкт-Петербург в гости и подчёркивал, что он очень будет рад их приезду.

Видимо, неоднократное настойчивое приглашение друга из России возымело действие. В своём письме в первой половине марта 1887 года Масарик сообщал: «Дорогой друг, я приеду в Петербург 1 апреля. Просьба к Вам: подыскать мне жилье (1 комнату) вблизи Вашей библиотеки. Я останусь на 1 месяц (из Петербурга я отправлюсь примерно на 1 неделю в Москву, а оттуда в Киев и домой). Найдите мне также студента для ежедневных со мной занятий русским языком. И если возможно — какой-нибудь хитон, чтобы я мог воспользоваться лыжами. Отсюда я выезжаю 25 марта»20 . Как видим, на первом плане для Масарика, человека необычайно целеустремленного, была работа в библиотеке и совершенствование в русском языке. В то же время (и это отмечали многие современники) он поддерживал себя в хорошей спортивной форме даже зимой (хотя в апреле в Санкт-Петербурге со снегом и катанием на лыжах уже могли быть проблемы).

Как ни странно, далее в переписке зияет десятилетний пробел — до 1898 года. Однако всё встанет на своё место, если учесть, что в 1887 и 1888 годы. Масарик дважды посетил Россию и это было время непосредственного общения двух друзей-учёных. В 90-е годы у Радлова подрастали дети, он достаточно путешествовал. Да и Масарик стал более занятым, будучи, во-первых, депутатом рейхсрата в Вене, и, во-вторых, напряжённо работал над такими известными трудами, вышедшими в середине 90-х годов, как «Чешский вопрос» (1895), «Наш нынешний кризис» (1895), «Социальный вопрос» (1896) и др. Вместе с тем, нельзя допустить мысли, что переписка вовсе сошла на нет, хотя перерыв наблюдается. Очевидно, что не все письма Масарика отложились в упомянутом фонде Радлова в Пушкинском доме. Можно заметить, например, что Радлов в своём письме Масарику в марте 1898 года начинает с фразы о том, что он не смог вовремя ответить на его письмо, и излагает причины задержки. Но письма Масарика, которое судя по всему относилось или к концу 1897 или к началу 1898-го, в фонде нет. Радлов благодарил друга за посланный ему труд (сложно сказать, о каком сочинении Масарика конкретно шла речь, поскольку книга в Петербурге попала в цензуру, но, по всей видимости — о «Социальном вопросе»). Кроме того, мы узнаём интересный факт, что весной 1898 года в Петербург по рекомендации Масарика прибыла некая особа (её имя нами не установлено), но с Радловым ей встретиться не удалось — они разминулись. 1 апреля, как сообщал Масарику Радлов, он вместе с философом В. Соловьевым отбыл в месячную заграничную поездку в Египет и принять знакомую Масарика поэтому не мог21 . Радлов писал также о том, что слышал много интересного о деятельности Масарика как политика. Из своих источников информации Радлов называл русских славянофилов и священников русской церкви в Карлсбаде* (где Радлов побывал три года назад), но одновременно подчёркивал, что делал свои выводы по этому поводу, причём в пользу Масарика22 .

Следующее письмо Масарика относится лишь к началу 1905 года. В нём он вначале писал, что часто вспоминает Радлова. Из своих научных изысканий он упоминает работу о марксизме (т.е. «Социальный вопрос». — Е.Ф.), свои рецензии и критические статьи, которые он публиковал в Zeitschrift fьr Socialwissenschaft (Breslau), а также статьи о России и её современном положении в австрийском журнале Цsterreichische Rundschau (neue Wochen revue). «Так что я продолжаю следить за Россией и изучать её (выделено мной. — Е.Ф.), — писал Т.Г. Масарик. — Не могли бы Вы мне в этом помочь, как редактор ЖМНП, и посылать мне его, я же в свою очередь мог бы посылать Вам мой ежемесячник «Naљe doba»23 .

Часть письма касалась семьи Масарика: «С тех пор, как мы не виделись, коротко о моём семейном положении: старшая Алице закончила 5-й курс по истории и в настоящее время находится в Чикаго в чешской колонии, но скоро вернётся домой и, как мы думаем, останется здесь. Младший Герберт стал художником и как раз начинает свою самостоятельную жизненную стезю, после учёбы во Флоренции, Антверпене и в Королевской Академии художеств. Двоих младших Вы не видели. Ян — в VII, занимается музыкой (Clavier) и Ольга в III классе гимназии. От моей жены самые сердечные приветы. Заботы хоть отбавляй, но дела идут хорошо»24 . Далее Масарик делал запрос данных о русском литературном критике Волынском25 , на немецкий перевод работы которого он писал в то время рецензию.

В ответном письме26  Радлов вскользь характеризовал обстановку в революционной России. Он писал, что ныне (в 1905) вряд ли кто найдётся в России, у кого бы дела шли хорошо и что из-за современной политической обстановки вряд ли его семье удастся совершить путешествие за границу. Он весьма лестно отзывался о работе Масарика «Социальный вопрос»: «Вашу работу о марксистах я прочитал с большим удовольствием. У нас нынешние марксисты стали уже теософами, но через некоторое время, вероятно, они станут вульгарными материалистами и это у них называется эволюцией»27 .

Волынскому Радлов давал нелестную характеристику. Критически к нему был настроен и Масарик, который в ответ Радлову 6.III.1905 года писал о своём невольно сделанном открытии. Оказывается, Волынский дискредитировал себя в глазах Масарика тем, что он выступал одновременно и автором труда (рецензируемого Масариком) и переводчиком с русского на немецкий язык и автором вступления к своему немецкому изданию и сам себя в этом вступлении хвалил под псевдонимом. Будучи проницательным человеком, подобно опытному детективу, Масарик по почерку и цвету чернил, а также по одному и тому же петербургскому адресу на почтовых отправлениях на разные имена смог, к своему великому удивлению, установить, что Волынский и его переводчик Йозеф Мельник — это одно и то же лицо!28  Далее в письме содержалась просьба Масарика направить ему целый ряд русских изданий («Три разговора» В. Соловьева, историю России Ключевского, историю русской литературы Андреевского и др.)29 .

К 1907 году относятся два письма Масарика и одно Радлова. Масарик в них сообщал русскому другу (по его просьбе) выходные данные своей научной статьи о новейших изысканиях в России в области религиозной философии30  и обещал выслать оттиск (что вскоре и сделал в мае 1907-го). Он также писал, что совершает предвыборную поездку по Моравии в связи с выдвижением своей кандидатуры на выборах в австрийский парламент. И, что весьма важно для масарикологов, мы узнаём, что уже в 1907 году им велась работа над книгой о России в надежде её вскоре закончить: «Я пишу книгу о России под заголовком: Прекрасная революция — борьба Достоевского с нигилизмом. Я надеюсь, что в этом году она будет готова».

В разгар подготовки к публикации корреспонденции В. Соловьева Э.Радлов в 1908 году обратился к Масарику за советом, каким образом можно было бы заполучить из Хорватии переписку с архиепископом Й.Штроссмайером, и в ответ получил от Масарика рекомендацию обратиться к В. Ягичу в 1-й Венский университет.

Накануне своего третьего по счёту визита в Россию в марте 1910 года Т.Г. Масарик в своем письме сообщал другу, что его книга о русской революции уже почти готова, но он испытывает нехватку русских библиотек, чтобы сделать различные уточнения в тексте. «Я должен поэтому приехать в Россию»31 , — писал далее Масарик, спрашивая, открыта ли в пасхальный период Публичная библиотека. Вместе с тем он просил подыскать для него недорогую, но чистую гостиницу вблизи библиотеки, разузнать цены и заказать номер на 2-м или 3-м этаже. Масарик собирался пробыть в Петербурге около четырёх недель и сообщал примерное время прибытия в Россию32 .

В следующем письме от 21 марта 1910 года Масарик сообщал: «Дорогой друг, мне рекомендовали гостиницу «Дагмар» на Садовой, 9. Приеду в понедельник 28/3 по новому стилю. Просьба рекомендовать меня в Публичную библиотеку, где я должен просмотреть уйму книг. Прибуду утром в 8²⁵ и сразу пойду работать. Ваш Масарик»33 .

Во всём чувствуется, как видим, энергичный характер Масарика, его пунктуальность и непомерный творческий порыв.

Очередное письмо Масарика относится к началу 1912 г. Он сожалел, что не смог вновь приехать в Россию, как ранее хотел, извиняясь за свою докучливость. В первую очередь его весьма интересовало, вышел ли перевод «Истории философии» Радлова и особенно главы по русской философии. Масарик спрашивал также, вышел ли 3-й том переписки В.Соловьева (первые два Э. Радловым уже ему были посланы), и справлялся обо всех существующих в России работах, статьях и обзорах, касавшихся современных течений русской философии34 . Из этого письма мы узнаём важные подробности о продвижении его творческих замыслов. Масарик сообщал, что его работа о России уже почти готова. На этой фразе Масарика мы делаем особый упор, поскольку это его утверждение о завершении в целом труда относится к 1912 году. Так что вряд ли можно принять мнение Ф. Каутмана о том, что «Россию и Европу» Масарик окончил к 1910 году.35   Масарик давал следующие заголовки по томам: I. Очерки по истории русской философии, истории и религии; II.Ф.М. Достоевский в борьбе с нигилизмом за Бога; III. Титанизм или гуманизм. От Пушкина к Горькому36 .

Его удручало собственное многословие (weitschweifig) и нехватка времени, чтобы сделать необходимые значительные сокращения в тексте. В текущем году он ожидал выхода в свет 1-го тома, а в следующем — дальнейших двух томов и называл издателя немецкого издания — Diederichs-Jena. Как видим, Масарик до подробностей делился продвижением своей работы и делал это тем более охотно, что без сомнения считался с мнением Э. Радлова, достойного философского партнёра и близкого ему по духу. Большое место в этом письме Масарик уделил обсуждению системы взглядов философа В.Соловьева, соотношения у него таких понятий, как космология, теософия и теократия37 . И в завершение письма — те же неотложные просьбы послать новые книги.

В ответных письмах Е.Радлов много места уделил характеристике творчества В. Соловьева, его учению свободы воли, а также толкованию его перехода от одного вероисповедания к другому. Масарик искренне благодарил друга за подробные разъяснения по поводу философии и личности В. Соловьева, и особенно за статью о Соловьеве и «Очерк русской философии» Э. Радлова, только что вышедшие в свет в России и отправленные сразу же в Прагу. По горячим следам Масарик высоко оценивал Очерк истории русской философии Э. Радлова38  и сообщал вскоре о том, что послал в Публичную библиотеку г-ну Карташеву целый вопросник о современном этапе русской религиозной философии39 .

На завершающем этапе работы Масарика над трудом «Россия и Европа» интенсивность переписки существенно возросла. Если Радлову в 1912 году пришло 3 письма Масарика, то в 1913-м (время выхода труда в свет) их насчитывается 5. Своеобразного драматического накала переписка достигла в 1914 году, в связи с заветной мечтой Масарика как можно скорее осуществить перевод и издание труда непосредственно в России.

Из-за своей чрезвычайной загруженности в 1913 году Масарик даже отказался от лестного предложения Радлова написать для России статью о марксистской этике40 . В феврале 1913 года Масарик изложил собственное видение значимости своего труда. Он сообщал, что книга может появиться в мае, поэтому занят вплотную последней корректурой. И далее писал: «Во время работы над книгой я часто думаю о Вас и о русской публике — новых фактов я не открою, но их трактовка будет иной, хотя я привожу также новые сведения и обстоятельства, из них вытекающие, которые до сих пор у вас остаются совсем не замеченными (выделено мной. — Е.Ф.)»41 . Можно заметить, что окончательный выход в свет «России и Европы» всё более откладывался. Но в октябре 1913 года от Масарика приходит сообщение, что «Только что моя работа о России (2 тома — больше, чем я хотел) вышла и я должен сделать следующие два тома, прежде всего завершить Достоевского. Возможно, я приеду на Новый год в Петербург»42 . Масарик вновь, как видим, планировал в очередной раз приехать в Россию, однако его планы по какой-то причине не осуществились.

В начале декабря 1913 года Масарик отправил Радлову две почтовые открытки. В одной из них (от 2 декабря) он писал, что 1-й том труда уже вышел и отправлен в Петербург, и сообщал, что через несколько дней выйдет также 2-й том, который обещал выслать43 . В другой открытке (от 9 декабря) Масарик выражал надежду, что отправленные Радлову книги уже дошли44 . Однако с самого начала история с трудом «Россия и Европа» в России не заладилась. Радлов с недоумением писал другу, что 1-й том он ещё не получил, и просил сообщить точную дату отправки книги из Праги с тем, чтобы подать рекламацию на почту или в цензуру. Радлов, будучи человеком с опытом, сразу же предположил, что книга может находиться у цензора45 . Вместе с тем, следующий том он настоятельно просил выслать обязательно заказным отправлением. В тот же день Радлов отправил Масарику второе письмо, в котором сообщал, что, как и предполагалось, книга находится в цензуре, но завтра он попытается её оттуда вызволить. И добавлял, что если бы он не вмешался лично, то книга провалялась бы у цензора неизвестно сколько времени. Но главное — Радлов с нетерпением ждал предстоящей «духовной пищи» от знакомства с трудом Масарика46 .

В кратком письме, отправленном Масарику через несколько дней, Радлов сообщал, что второй экземпляр труда у него на руках, но его хождение в России находится под вопросом, так как глава о современном положении в России вряд ли будет допущена47 . Далее Радлов задавал вопрос, кому следует передать второй экземпляр. И в итоге подчеркнул, что «труд весьма интересный и важный. Вы проявили тщательное знание русской литературы и духовных течений вообще. В настоящее время Ваш труд я лишь перелистал и буду его подробно изучать»48 . Как видим, Э.Радлов тотчас же высоко и по достоинству оценил «Россию и Европу» Масарика, хотя более пристальное изучение работы ещё предстояло.

Из России Масарику шло письмо за письмом. В начале декабря 1913 года Радлов сообщал, что второй экземпляр книги он передал философу Лосскому. И вновь хвалебно отозвался о труде Масарика: «Вашу книгу я прочитал с большим удовольствием. Это действительно лучшее, чем мы в этом отношении располагаем и прекрасно подходит для перевода на русский язык»49 . Одновременно он давал Масарику совет — глава о современном положении в России, до того как будет сделан перевод, должна быть переработана.

Масарик сожалел в ответ, что, несмотря на все старания и заботы Радлова в отношении книги, его неутешительные прогнозы оправдались. Автор «России и Европы» предлагал обдумать вопрос о переводе труда на русский язык. Он предполагал, что переводчиком может быть русский по происхождению, проживающий в Праге лектор русского языка в Карловом университете. Масарик не сомневался (в отличие, кстати, от Э.Радлова), что тот сможет сделать стоящий, приемлемый для русской цензуры перевод50 , и сообщал повторно, что 2-й том труда Радлов вот-вот должен получить. Он также просил друга посылать в Прагу ему лично все возможные рецензии.

С началом нового 1914 года переписка приобрела ещё большую драматичность. В начале января Масарик обращался к другу за советом и помощью касательно своей книги, ибо ещё от кого-то узнал, что книга не может поступить в книжную торговлю, поскольку не будет допущена в России. Будучи в замешательстве, Масарик объяснял цензурный запрет своей книги тем, что в Праге существует команда славянофилов, отождествляющая Россию с её полицией, и старается доносить на автора и на его книгу, представить его недругом России51 . В связи с этим Масарик слезно обращался к Радлову: выяснить, как обстоит дело на самом деле, и будет ли дозволена его книга. Масарик вновь предлагал русского лектора Бориса Морковина52  в Праге в качестве возможного переводчика и изъявил готовность лично вместе с ним «причесать» текст, внести нужные исправления и сделать труд приемлемым для русской цензуры. Он упоминал также, что профессор П.Н. Милюков в своё время рекомендовал труд издательству Сабашникова в Москве, куда Морковин уже также направил письмо. По словам Масарика, интерес к книге тогда проявили и другие издатели, и просил оказать содействие Морковину в случае его обращения за помощью и советом. В письме содержалось уточнение, что 2-й том (как и первый) был послан по почте дважды.

Радлов отвечал, что лично беседовал с цензором, изучавшим труд Масарика, и с великим сожалением сообщал, что цензурный запрет наложен на оба тома53 . Причём 2-й том Радлов сам ещё не видел и был намерен идти за ним в цензуру. Он как мог успокаивал чешского друга, выразив сомнение в эффективности любых доносов его недоброжелателей на цензора, одновременно являвшегося профессором Петербургского университета. И вновь им была дана высокая оценка труда Масарика (пока только 1-го тома), как не имеющего аналога в русской литературе54 . Радлов писал также, что уже получил от Морковина письмо и дал ему подробный ответ. Он писал: «Я не думаю, что перевод труда на русский встретит какие-либо трудности. Разумеется, Ваш труд весьма необходим, только Вам бы следовало подвергнуть его пересмотру, кое-что смягчить или вообще опустить». Вскоре Радлов сообщал, что, наконец, получил и 2-й том труда, но лишь один экземпляр. В письме Радлов указал также на отдельные небольшие неточности, допущенные Масариком в части о Соловьеве55 . Он обещал лично встретиться с потенциальным издателем труда Масарика, советовал ему Брокгауза и Эфрона, но последний был в то время за границей.

В ответ Масарик подчёркивал, что его книга должна быть переведена на русский язык (но только перевод должен быть добротным), и излагал далее другие свои соображения, а также условие — получить приличный гонорар56 . Масарик обращался к Радлову с просьбой позвонить лично издателю Михайлову и сообщить ему все изложенные в письме условия автора.

Как следует из переписки, Масарик был готов пойти на уступки, переделать весь текст работы, лишь бы исполнилась его заветная мечта об издании на русском языке «России и Европы». Так что вряд ли можно согласиться с мнением известного чешского писателя и масариковеда (одного из публикаторов в 90-е годы. XX века этого труда Масарика в Чешской Республике) Франтишека Каутмана о том, что мечтой Масарика было одновременное издание своего труда на немецком и чешском языках57 . В этот период для Масарика было важнее появление труда на русском языке.

Заключительным аккордом довоенной переписки стало письмо Масарика 11 февраля 1914 года. В нём он чётко дал понять, что его труд, в сущности, предназначен для русской публики и немецкая критика это уже осознала58 . Из письма следует, что Масарик высоко ценил свой труд и, будучи под непосредственным впечатлением из-за всех переживаний, цензурных и издательских треволнений, он выразил своё отношение к абсолютизму, вылив всё наболевшее в следующих словах: «После того, как стало известно, что моя работа весьма хорошая, я очень сожалею, что она будет запрещена в России. Ещё бы — я ненавижу абсолютизм, причём не только русский, но и европейский, против которого моя книга также направлена; на обложке у меня был сначала девиз: mutato nomine de te fabula narratur (Horaz.) [по имени не назван, но притча во языцех (Гораций). — Е.Ф.], но в типографии это проглядели, и в корректуре я не стал это восстанавливать. Но из содержания очевидно, что именно поэтому моя книга предназначена для России. И немецкие критики это уже подметили»59 .

Масарик вновь писал, что русский перевод должен быть во что бы то ни стало, его лишь должен отредактировать специалист с философским образованием60 . Он подчёркивал также, что хотел бы получить гонорар, поскольку за отсутствием должных библиотек слишком много затратил средств на покупку русскоязычной литературы61 . Из письма мы узнаём, что Масарик продолжал напряжённую работу над следующим томом «России и Европы» (о Достоевском) и осуществлял его сверку. О том, что работа шла полным ходом, свидетельствовал прилагаемый к письму объёмный вопросник (из 21 вопроса) на 3 страницах, касавшийся личности и творчества Ф.М. Достоевского62 . Масарик вновь рассчитывал на профессиональную помощь и консультации Э. Радлова.

На этом, как ни странно, переписка резко прерывается. С долей натяжки это обстоятельство можно было бы объяснить предвоенной обстановкой (так ещё в письме 7 марта 1912 года Радлов писал Масарику, что «много говорят о войне с Австрией. Что Вы об этом думаете?»). Но этого явно недостаточно. Можно лишь предположить, что всё дело упиралось в переговоры с издательством и обоснованное желание Масарика получить свой гонорар.

Лишь в 1917 году в Петербург (Петроград) вновь пришла весточка от Т.Г. Масарика Радлову. Из неё следовало — он приехал в Россию надолго. Ему после приезда в Россию нездоровилось, и он сразу обратился к другу за помощью: «Tel. 592 00. Морская, 13, кв. 14. 6.V. 1917. Дорогой друг! Я на длительное время приехал в Петроград: где и когда я Вас увижу? Крайне нуждаюсь в помощи зубного врача, только первоклассного. Не могли бы Вы мне такого рекомендовать? Пожалуйста, ответьте, насколько это возможно, или позвоните. Ваш Масарик». На письме рукой Радлова сделана приписка — адрес зубного врача, которому был рекомендован Масарик: Фенхель, ул. Гоголя, 12, т. 52843. Начинался длительный российский этап в биографии Т.Г. Масарика, время интенсивной борьбы за независимое чешско-словацкое государство, а также время интенсивных научных контактов и общения со своим русским другом — философом Э.Радловым.

Переписка в 20-е годы, когда Масарик стал уже президентом ЧСР, отчасти упоминалась мной выше и анализировалась в какой-то мере в моём докладе на юбилейной научной конференции, посвящённой 80-летию образования Чехословацкой Республики и состоявшейся в Праге 5—8 октября 1998 года. За неимением места в данном докладе отсылаю к своей статье в вышедшем недавно сборнике материалов этой конференции63 . Судя по контактам в 20-е годы, оба учёных в полной мере оправдывали известную поговорку — друг познаётся в беде — принимая в расчёт письма Радлова Масарику, а также знаки внимания и материальную поддержку со стороны президента ЧСР, оказываемые Радлову, переживавшему тогда далеко не лучший период в своей жизни.

 1 См.: Jevgenij Firsov. K recepci osobnosti a dila T.G. Masaryka v Rusku a k formovani jeho geopolitickych predstav // TGM, Rusko a Evropa. Dilo, vize, pritomnost. Praha, 2002; он же. Российская историография о развитии межвоенной Чехословацкой республики (1918—1938) // Ceskoslovensko 1918—1938. Osudy demokracie ve stredni Evrope. Praha, 1999. S. 59—72.

 2 Фирсов Е.Ф. Формирование геополитических установок Масарика в России // Т.Г. Масарик и Россия. СПб., 1997. С. 56—62; он же. Т.Г.Масарик. Выступление на круглом столе к 60-летию со дня смерти первого президента Чехословакии // Февраль 1948. Москва и Прага. Взгляд через полвека. М., 1998. С. 154—155 и др.

 3 В этом архиве отдельной архивной единицей выделен почему-то обширный постскриптум Э. Радлова. Но это не отдельное письмо, а приложение к письму от 3 октября 1923 года, что удалось установить в ходе археографического анализа.

 4 См. об этом подробнее: Jevgenij Firsov. Российская историография о развитии межвоенной Чехословацкой республики (1918—1938) // Ceskoslovensko 1918—1938. Osudy demokracie ve stredni Evrope. Praha, 1999.

5 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 9. Автобиография Радлова Эрнеста Львовича.

 6 Впрочем, отголоски политической борьбы в Австрии и Чешских землях в какой-то мере сказывались на восприятии Масарика и впредь, мнение же официальных кругов России формировалось во многом на основе дипломатических сводок.

7 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 9. Автобиография Радлова Эрнеста Львовича. Профессором он стал лишь к началу 20-х годов в Педагогическом Институте при Петроградском университете, причём профессором педагогики. В 1920 года был избран член-корреспондентом РАН.

 8 Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995: Русская философия. Словарь. М., 1995. К сожалению, в заметках в них о Радлове встречается немало фактических неточностей.

 9 В автобиографии Радлов выделил свою работу на немецком языке о «Критике чистого разума» и статью о русских трудах по истории философии в Archiv fur Geschichte der Philosophie, а также свою работу о Гельвеции в России. — Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 9.

 10 См.: Russische Philosophie von Radloff ins Ubertragen von Margarite Woltner. Breslau. 1925. 152 s.

11 Цит. по: В.И. Вернадский. Дневники. 1921—1925. М., 1998. С.121.

 12 Там же.

13 Напомним, что с легкой руки Радлова развился творческий интерес Масарика не только к наследию Достоевского, но и к философу В.С. Соловьеву, лучшим знатоком и вдумчивым исследователем которого слыл Э. Радлов. Ему принадлежат не только статьи о Соловьеве, но и труд «Владимир Соловьев. Жизнь и учение» (1913 г.), а также издание собрания сочинений и переписки этого русского мыслителя.

14 Archiv UTGM, MA, KOR I-20. Dopis E. Radlova Masarykovi. 27.IV.1884.

 15 Archiv UTGM, MA, KOR I-76. Dopis E. Radlova Masarykovi (относится, по всей видимости, к 1886 г.).

 16 Firsov Evgenij. K recepci osobnosti a dila T.G. Masaryka v Rusku // TGM, Rusko a Evropa. Dilo, vize, pritomnost. Praha, 2002; См. об этом также: Opat Jaroslav. Filozof a politik T.G. Masaryk. Praha. 1995. S. 112—113.

 17 Archiv UTGM, MA, KOR I-12. Dopis E. Radlova Masarykovi. 16/28.XI.1886.

18 Там же.

 19 Там же.

20 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Т.Масарика Э. Радлову. 11.III.1887.

 21 Archiv UTGM, MA, KOR I-25. Dopis E. Radlova Masarykovi. 20 Mдrz 1898.

 22 Там же.

* Ныне Карловы Вары в Чехии.

23 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э. Радлову 2.II.1905.

 24 Там же.

 25 Волынский Аким Львович — настоящее имя и фамилия Хайм Лейбович Флексер (1861—1926). Писал под псевдонимом Волынский, поскольку был выходцем из Волынской губернии.

 26 Отныне, как правило, свои письма Э.Л. Радлов писал на бланке редактора ЖМНП, Загородный пр., 24. В 1913 г. произошло изменение адреса Радлова: Васильевский остров, 1-я линия, д. 40, кв. 4.

 27 Archiv UTGM, MA, KOR I-40. Dopis E.Radlova Masarykovi. 16.II/1.III.1905.

28 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э. Радлову. 6.III.1905.

29 Там же.

 30 Эта статья Масарика была опубликована в журнале «Kultur und Religion» (Gottingen). 1 Heft. — Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп.1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Е. Радлову. 7.V.1907.

 31 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э. Радлову. 1.III.1910.

 32 Там же.

 33 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 21.III.1910.

 34 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э. Радлову. 18.II.1912.

 35 Каутман Ф. Труд Т.Г. Масарика «Россия и Европа» // Т.Г. Масарик и Россия. СПб., 1997. С.5.

 36 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э. Радлову. 18.II.1912.

 37 Там же.

 38 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э. Радлову. 25.II.1912.

 39 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 16.III.1912.

40 См. письмо Э. Радлова Масарику 3.X.1913 (KOR I-72) и ответ Масарика от 24.X.1913.

 41 Пушкинский дом (СПб.). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 16.II.1913.

 42 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 24.X.1913

43 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 2.XII.1913.

44 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 9.XII.1913.

 45 Archiv UTGM, MA, KOR I-72. Dopis Е. Radlova Masarykovi. 23.XI/6.XII.1913.

 46 Повторное письмо Э. Радлова Масарику. — Archiv UTGM, MA, KOR I-72. Dopis E. Radlova Masarykovi. 23.XI/6.XII.1913.

47 Archiv UTGM, MA, KOR I-72. Dopis Е. Radlova Masarykovi. 27.XI.1913.

 48 Там же.

 49 Archiv UTGM, MA, KOR I-72. Dopis Е. Radlova Masarykovi. 4.XII.1913.

50 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 13.XII.1913.

 51 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 8.I.1914.

 52 Морковин Борис был лектором русского языка в Праге в Карловом университете в 1913—1922 гг. См.: Josef. Nastin dejin Filozoficke fakulty Univerzity Karlovy v Praze (do roku 1948). Praha. 1983. S. 369. К сожалению, по недосмотру имя Морковина в этом издании искажено и значится ошибочно как Марковин. В 1920-е годы Морковин возглавлял Чешско-русское общество в Праге.

 53 Archiv UTGM, MA, KOR I-74. Dopis Е. Radlova Masarykovi. 2/15.I.1914.

 54 Там же.

 55 Archiv UTGM, MA, KOR I-74. Dopis Е. Radlova Masarykovi. 20.I.1914. Причём невольно Радлов сам допустил неточность в датировке его с В. Соловьевым поездки в Египет. Она состоялась в 1898 г., а не в 1899, как указано в письме.

 56 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 26.I.1914.

 57 Каутман Ф. Труд Т.Г. Масарика «Россия и Европа» // Т.Г. Масарик и Россия. СПб., 1997. С. 5.

58 Пушкинский дом (СПб). Ф. 252. Оп. 1. Ед. хр. 997. Письмо Масарика Э.Радлову. 11.II.1914.

59 Там же.

 60 Там же.

 61 Там же.

 62 Вопросник хранится в том же фонде Пушкинского дома (СПб).

[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Чехия"]
Дата обновления информации (Modify date): 13.09.04 09:13