Проза

Михаил Письменный

Завершающий человек

Вчера встретил Дашеньку Милисипонти. Её стало совсем невозможно любить. Лицо опухло и ноги раскорячились, ботинки вывернулись наизнанку и набок свесились языки. Из глаз исчезла всякая радость.

«Куда ты прёшь на человека, осёл?» — сказала.

Теперь уже и любить некого. Состарилась всякая чистота.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В театре выступал столичный поэт Стойлов. Читал с выражением. Я написал записку: «Расскажите о себе! Как вы стали поэтом?» Ответил, что кровь бывает венозная — без кислорода, и артериальная — с кислородом. Артериальная идёт к сердцу, а венозная — от сердца. Он, якобы, артериальная кровь. Толкает сердце народа, чтоб оно билось. О себе не сказал ничего, подлец.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ударили страшные морозы. Живу в пальто.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Напротив моего окна ощенилась собака. Сердобольные её пожалели. Поставили ящик с соломой. Морозы ого-го!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В книжном давали Фета. Не купил. Мне уже ни к чему книги.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Видел, как в дымину пьяный Ванька Тарин мочился на щенят, как они подставляли мордочки под тёплую струю. Тут же и замерзли, дурачки. Суку пришлось прогнать от окна, потому что выла. И ящик пришлось разбить, чтоб не вернулась.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Щенят засыпало снегом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Устал спать. Очень я стал старый. В больнице меня не хотят лечить. Врачи от меня бегают. В молочном не было молока.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Порохов сказал, что Сидор работает в «Новом мире». Я решил написать рассказ и послать Сидору. Он меня хорошо знает. Обязательно напечатает.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пишу рассказ, как рабочий изобрёл особый резец. Нужно сходить на завод, посмотреть станки.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Был на заводе. Станки шумят. Стружка очень красивая вьётся. Рабочие надо мной ржут. Каково поржёте, когда Сидор меня напечатает! Интеллигентное занятие всегда смешно низким людям.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Рассказ почти готов. Рабочий борется с инженером за своё изобретение, говорит ему: «Куда ты прёшь на человека, осел?» Инженер всю ночь не спит, а под утро приходит к рабочему и говорит: «Научи меня, рабочий человек!» От инженера ушла жена, рабочий берёт её за руку и ведёт к инженеру. Осталось написать, как все празднуют примирение. Рабочий сидит на почётном месте в доме инженера и просит извинить его за «осла». «Я и впрямь был упрям,» — говорит инженер. Его жена улыбается.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дописал рассказ и переписывал набело целый день.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Читал рассказ Порохову. Большой успех. Порохов — умница! Заметил, что «впрямь» и «упрям» — рифма. Велел переделать. Очень хвалил за то, что я тонко чувствую, что нужно писать. Сидор должен напечатать такой рассказ. Я и сам знаю, что ничего лучше никогда не писал. Надо бы прочитать Дашеньке Милисипонти, но она, Порохов говорит, запила теперь. Сын выгнал её из дома, и она ночует где-то у людей. И каким людям она, пьяная, нужна? Страшно подумать, что жизнь сделала с моей любовью. Ещё страшней об этом думать, когда сильно разгорячён творческим успехом.

Если этот рассказ Сидор напечатает, напишу ещё один, как женщина вечером, когда уже почти темно, шла с работы, подошёл к ней мальчик и говорит: «Тётенька, тут в сарае — огонь. Никак не потушу». Зашла она в сарай — ей мешок на голову накинули, повалили, юбку задрали и стали безобразничать. Было их несколько человек — дети совсем. Вдруг она слышит сквозь мешок: «Санька, хошь бабу попробовать?» — «Хочу», — отвечает Санька. — «Ну иди, а то мы уже не можем». Подошёл Санька и попробовал. Потом все разбежались. Она долго лежала в сарае, плакала. Вернулась домой. Сын спрашивает: «Где была?» — «Там же, где и ты», — отвечает. Санька-то был ей сын.

Жуткий должен быть рассказ. Сюжет мне когда-то рассказала Дашенька. Говорит, что было на самом деле. Всё может быть. У нас всё может быть.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сегодня послал рассказ в «Новый мир» Сидору. Он же нашинец, из нашего города. Когда-то мне свои стишки носил. Я его в литературное объединение привёл. Отсюда пошла его карьера. Я его, можно сказать, толкнул в литературу. А рассказик мой совсем проходной. Да и биография моя самая приличная. Ни разу я не судился, даже женат не был. Все собрания исправно посещал, какие мне в жизни были положены. Не дрался ни разу, не пью и не курю. Всю жизнь люблю Дашеньку Милисипонти и литературу. Из-за литературы на Дашеньке не женился и во внебрачной связи ни с ней и ни с какой другой женщиной не состоял. Помню, Дашенька однажды зазвала меня к себе и стала за все места меня трогать и сама начала обнажаться, руку мою на грудь себе положила и ещё куда. Еле я убежал. Детишки бы родились, какая тогда литература? А мне на роду написана слава. Я всю нашу жизнь знаю насквозь, как никто не знает. У меня полтора Достоевского в одном пере. Всё теперь в руках сидоровых!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мечтал, мечтал, мечтал.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Была оттепель, и щенята опять видны.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В газете хвалили поэта Стойлова. Не знаю, не знаю...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Приснилась мама, будто спрашивает про Дашеньку, а я не знал, что ответить. Сказал ей, что рассказ послал в «Новый мир». Она ответила, что мир совсем новый, и ей разве понять?

«Я давно уже не живу!» — сказала.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Был на кладбище. Хотел пройти к маминой могилке, но всё снегом замело. Застрял. Не дошёл. Издалека послал грустный привет.

Иду с кладбища. Навстречу гроб несут по дорожке. Вижу, Дашенькин сын Санька идёт без шапки. «Кого, — говорю, — хоронишь?» — «Мать.» Пошёл вместе с ними опять на кладбище. Попрощался с покойницей, руку ей поцеловал. Падал снег и не таял на её лице. Я уже ничего не чувствовал, потому что замёрз без шапки. Было досадно и страшно. Ведь я её любил, а теперь только холодно. Бросил горсть земли на гроб и поскорей шапку надел.

На поминках Санька напился и стал всем раздавать её вещи. Одежду всю бабам отдал, а мне — мои письма к Дашеньке, в тряпку завёрнутые. Когда я тряпку разглядел, увидел, что это платок её — памятный платок, очень для меня памятный — рваный весь, а узор хранит. В этом платке Дашенька была, когда в школу ходила. Тогда и началась наша любовь и моя любовь к литературе. Увидел я её в этом платке и стал писать стихи. Так вот и пишу с той поры то стихи, то прозу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мои письма Дашенька зачитала до ветхости страниц. Полно слов: любовь, люблю, любимая. В одном месте их посчитал. Думаю: будет чет, то рассказ напечатают. Чётное число не получилось, но, если присчитать слово «ласка», что тоже означает любовь, то как раз хватит. Это значит, что рассказ будет испытывать трудности, но Сидор поможет. Я умею читать знамения судьбы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Встретил Порохова. Он низко поклонился и сказал, что я буду скоро знаменит. Просил не забыть и похлопотать. Я не успел спросить, о чём нужно хлопотать, потому что Порохов вдруг заплакал и побежал от меня прочь. «Что ты, что ты!» — кричал я ему вслед. «Прости, друг, завидую. Дрянь я, пакость!» — ответил он через улицу и скрылся.

Хороший человек Порохов. Честный. Очень мало таких людей. Нужно сказать, что несчастья делают людей хорошими, а Порохов — несчастен. Когда-то он убил человека, а теперь верит в Бога и книжки читает.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Был у меня Порохов. Очень волновался и говорил со мной, стоя у двери. «Только об одном тебя прошу, — говорил он, — когда будешь знаменит, помни, что есть на свете такой Порохов. Не забудь, пожалуйста: Порохов!»

Чудак-человек, право слово!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я всё уже прочитал и передумал: что можно было человеку. Больше не о чем думать и не о чем мне читать.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Щенят убрали. Не уследил, кто убрал.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Поэт Стойлов издал новый сборник. Не купил.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Увидел собаку, у которой погибли щенята. Её опять дерут кобели.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Философия: сплетники не живут своей жизнью. Ищут у других, чем бы пожить.

Обо мне уже говорит полгорода. Слава!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда же придёт письмо от Сидора?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Философия: писатель живёт жизнь народа в буквальном смысле. Его все знают.

Сегодня в молочном магазине про меня сказали: «Писатель».

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Порохов всем всё разболтал. Мне скоро нельзя будет выйти на улицу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Видел Саньку Милисипонти. Он сказал, что, если я про него напишу рассказ, он меня одним ударом вгонит в гроб.

Верю. Санька — бандит.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

По телевизору показывали поэта Стойлова. Он снова повторял слова про венозную и артериальную кровь. Придёт время, я не подам ему руки.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда же Сидор ответит?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Во сне видел мать. Она сказала...

Ничего она не сказала.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сидор, конечно, гад. Он ждёт моей смерти, чтобы украсть рассказ.

Снилась мать. Сказала: «Иди ко мне! Мне тут скучно.»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Был Санька. Просил денег на вино. Я дал.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ещё раз был Санька. Сказал, что я ему вместо отца. Я снова дал денег.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Рассказ прислали назад. Порохов не узнал меня на улице. Жалкий человек.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Устал. Мерзну. Был Санька. Принёс молока и хлеба. Говорю: «Похоронишь меня, когда помру?» — «Поверх земли не оставим», — сказал.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Уйду вместе с зимой. Весне она меня не отдаст.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Хлеб высох, а молоко прокисло.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Уже давно не наступал день. Пишу при зажжённом свете. В дверь стучат. Это мама просит отворить, вместе с ней — папа, дедушка, Дашенька Милисипонти и много прошлых людей. Их всё больше, и всё страшнее мне здесь сидеть. Нужно открыть или не открыть. Там такие голоса, которые никто, кроме меня, уже не слышит, словно я последний человек, завершающий человек.

Я понял истину о людях: человек, как и камень, тупик природы. Дороги сквозь человека нет.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Весна пришла или оттепель? С крыши льёт в веревку. Все сзади. Впереди одни спины. Отстаю жить. Остаюсь в зиме.

Не стучите! Тоже мне открытие — дверь открыть.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Блажной прошибси. До весны глаза вытращиш.

Александр Милисипонти.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 19.06.04 14:51