Юбилеи
Исааку Шварцу - 80

Тамара Якжина

Он вновь влюблён...

Достаточно назвать лишь один из фильмов, (которых у него более ста), чтобы в памяти возникли чарующие мелодии и имя этого замечательного композитора, нашего современника, живущего тихо и скромно в пригороде Санкт-Петербурга. Он не мелькает на телеэкране, его никто никогда не видел на всякого рода презентациях, фестивалях, шоу-концертах, конкурсах и других больших и малых «тусовках», но его знают и любят все кинозрители (даже те, кто не имеет обыкновения вчитываться в титры картины), потому что музыка его узнаваема с нескольких тактов. Вы помните кадры из кинофильма «Звезда пленительного счастья»? Мрачная Петропавловская крепость. Вдоль глухой стены на свидание к заключённому декабристу Анненкову бежит его невеста — француженка Полина Гебль... И из каких-то шорохов тюремных камер вдруг возникает дивная, изящная мелодия... Она совершенно несовместима с тем, что происходит на экране, она — напоминание о счастливых мгновениях прошлого —

«Не обещайте деве юной
Любови вечной на Земле...»

Конечно, музыку для кино может написать любой композитор. Теоретически. Впрочем, сегодня, когда дилетантизм процветает, музыку для кинематографа пишут все (причём многие и ноты-то выучить не удосужились)... Но приобретает ли картина что-нибудь от этой музыки?! Хорошие режиссёры это понимают, и именно им мы обязаны рождением киномузыки композитора Исаака Иосифовича Шварца. Это он автор пронзительных музыкальных тем к фильму «Станционный смотритель», наполненных юмором и иронией песен и музыкальных номеров к фильму «Соломенная шляпка», добрых и искренних мелодий к кинофильму «Дикая собака Динго», щемящего лейтмотива «Ста дней после детства», прозрачно-очаровательной музыки «Мелодий белой ночи», возвышенных, воспевающих чистоту и благородство чувств музыкальных эпизодов во множестве киноработ... Ну а его трогательные романсы, написанные для кино на стихи Булата Окуджавы, или бередящая душу песня «Девять граммов сердца...» из фильма «Белое солнце пустыни» стали действительно народными, их любят и напевают все без исключения граждане нашей страны, независимо от возраста, профессии и социального положения. И, хотя Исаак Иосифович Шварц пишет музыку и к театральным спектаклям, сочиняет симфонические произведения и балеты, на вопрос, в каком же музыкальном жанре он предпочитает работать, композитор отвечает не задумываясь: «Я — кинокомпозитор!» И вот эта маленькая приставка «кино-» к профессии композитор означает совершенно особенную область творчества в деле сочинительства музыки. Композитор, работающий для кино, это своего рода музыкальный драматург — он должен обладать даром конструирования сюжета, включая кульминацию, эпилог и т.п., осмысливать события, происходящие на экране, уметь создавать характеры, наполнять героев картины ощущениями и чувствами — всё это он должен уметь делать в музыке... А этому нигде не учат, нет такого учебного заведения. Более того, сегодня и многие режиссёры не понимают, чем отличается кинокомпозитор от просто композитора, в результате смотрим мы с вами картины, где сплошь звучит иллюстративная музыка, которую легко можно заменить на любую другую, такую же... Вот вам и тема для размышлений в связи с этим: «Что означает профессионализм и непрофессионализм в области создания музыки для кино...» Однажды Исаака Шварца спросил теперь уже известный, а тогда ещё молодой режиссёр Владимир Мотыль: «А что, по-вашему, большее зло для фильма — иллюстративность или музыкальное солирование?» — «Конечно, иллюстративность, — ответил без колебаний Шварц. — Солирующая музыка иногда остаётся жить после того, как фильм, её породивший, давно позабыт.» Владимир Яковлевич Мотыль, по-моему, очень интересно рассказал историю о своей первой встрече в работе с композитором И. Шварцем: «Я снимал в Ленинграде эксцентрическую комедию, пригласил молодого композитора-песенника и получил то, что заказал, — мелодичность, оптимизм, эксцентрику. Но задуманная картина и музыка существовали обособленно друг от друга, хотя музыка вроде бы была рассчитана на то, чтобы аккомпанировать происходящему на экране. Ошибку осознал не только я, композитор был смущён не меньше, и мы расстались по-джентльменски. Я вновь стал искать композитора. Мои коллеги — В.Венгеров и Ю.Карасик, сценарист А.Гребнев дружно назвали Исаака Шварца, прославившегося тогда музыкой к фильму «Дикая собака Динго». В другое время я бы поспорил, но было отснято уже полкартины, и я бросился к Шварцу. «Эксцентрическая музыка? — удивился тот, посмотрев материал... — А что она добавит? Эксцентрики в самом материале и так достаточно». Предложенный им контрапункт был необходим для смешения жанров, к чему я в то время тянулся лишь интуитивно...»

Исаак Иосифович Шварц — коренной ленинградец, теперь петербуржец. Он родился и рос в интеллигентной семье. Его дед был раввином, отец — учёным, историком. В 9-летнем возрасте Изю стали обучать музыке. В 1937 году отца Шварца посадили в тюрьму, а его, совсем маленького мальчика, выслали с мамой в Киргизию. Именно в Киргизии, в г. Фрунзе, где они поселились, Изе стал давать уроки фортепиано ставший потом знаменитым, В.Г.Фере. Мальчик на слух подбирал мелодии, пробовал себя в сочинительстве музыки. После войны Исааку удалось вернуться в Ленинград. В 1945 году он поступил на композиторский факультет консерватории, а в 1951-м получил диплом композитора. Большие симфонические произведения, квартеты, музыку к спектаклям, балеты он начал создавать, ещё будучи студентом консерватории. Тогда же определилась его любовь к романсу, что было совершенно естественным для музыканта с тонким поэтическим вкусом. Камерные циклы Шварца вдохновлялись прекрасными поэтами — Тютчевым, Блоком, Пушкиным, Гейне... Но однажды знакомый режиссёр попросил его написать музыку к своему фильму. «А почему бы не попробовать себя в новом жанре, подумал я, — вспоминает композитор. — Я ведь не подозревал, что постижение тайны рождения единственно возможной для каждого фильма музыки потребует всей моей жизни и таких творческих мук, о которых по молодости лет и не догадывался...»

Из воспоминаний Булата Окуджавы: «Когда он играет и поёт, встряхивая седой головой, и нравится сам себе, кажется, что музыка досталась ему легко, но это обманчивое впечатление. Обычно всё начинается сложно, почти трагически. Ну, например, он должен написать песню к кинофильму. Он берёт мои стихи. У него хорошее настроение и стихи мои ему нравятся... Он что-то мурлычет, говоря о пустяках, но на лбу назревает тяжёлая складка, а пальцы, сплетённые на животе, начинают тревожно шевелиться. На следующий день он бледен и уныл: «Я ничего не могу. Я ничего не соображаю. И потом я, кажется, заболел. Ну-ка, приложи руку к сердцу, вот сюда... слышишь, какие перебои? А-а, вот то-то... Наверно, я уже ничего не сочиню». Я утешаю его как могу, но он в панике». «Я видывал Шварца в такие моменты, — рассказывает Владимир Мотыль. — Он прогонял из дома всех посторонних, не подходил к телефону, спал по четыре-пять часов! Беспредельно курил...»

Много музыки И.И.Шварц написал для фильмов режиссёра Сергея Соловьёва. А вот что осталось в памяти режиссёра о его первой работе с Исааком Иосифовичем: «Нас познакомил художественный руководитель объединения Лев Оскарович Арнштам: «Пойдите к роялю и обсудите ваши проблемы».

— Какую бы музыку ты хотел? — спросил Исаак.

— Вальсик...

— Понял. А какой вальсик?

— Ну, как бы духовой вальсик.

— Не очень свежее для чеховской вещи решение, но допустим. А какой именно духовой вальсик?

— Лёгкий такой... но одновременно и грустный вроде. А вместе пусть даже и чуть смешной...

— Более точных указаний нет?

— Нет... — устыдился я.

— Это я на всякий случай... Мне точнее и не надо, меня такая точность вполне устраивает... Когда будем смотреть материал?

— Знаете, в зале уже всё заряжено. Посмотрите материал сами.

Шварц посмотрел почти весь материал и вышел из зала не просто с восторженными, но с какими-то даже подёрнутыми влажной дымкой глазами, стал меня растроганно обнимать, тискать, что было полной неожиданностью... «Это не просто хорошо! Ты себе не представляешь, как это хорошо.» Исаак всегда щедр на похвалы друзьям и вообще людям, с которыми работает, с которыми по жизни связан. Тогда я этого ещё не знал... «Теперь я действительно всё понял. Твои сообщения по поводу грустно-весёлого вальса может быть, мы и осуществим, а духового оркестра, извини, точно не будет. Позвони мне завтра. Я живу у брата, в центре, на Суворовском бульваре, рядом с Домом журналиста. Брата я на время работы из квартиры выселил, у меня там все условия. Позвони, я позову тебя слушать...»

Середина лета. Жара. Я сижу в монтажной, жду, волнуюсь, всё-таки первый раз для моей картины пишут музыку. Звоню, как договаривались, в час лня. К телефону подходит Шварц, суровый, строгий: «Ничего нет. Не получается. Абсолютно ничего не получается».

— Почему? Что случилось? В чём дело, Исаак?

— Картина очень сложная. Она только кажется простенькой. Начинаю делать одно — плохо, начинаю другое — опять очень плохо, начинаю третье — совсем никуда... Я сделал уже несколько вариантов... К встрече не готов.

Шварца я ещё не знал, поэтому не знал, правду он говорит или нет, пишет на самом деле или не пишет, может, бездельничает, занимается чем-то другим. Наверное, всё-таки пишет, если дома сидит, — чего ему ещё там, в такую жару делать?

— А как же быть?

— Не знаю. Позвони мне, ну, часа через четыре...

Сижу в монтажной дальше, чего-то там клею, отсчитываю часы. Через четыре часа звоню.

— Ничем порадовать не могу. Дела в прежнем положении. Написал ещё один очень плохой вариант.

— А что же делать?

— Звони мне завтра в двенадцать часов.

— Но завтра-то что-то будет?

— Думаю, всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо. У меня так не бывало, чтобы в конце концов всё было плохо.

Звоню назавтра в двенадцать.

— Опять порадовать не могу, — сообщает Шварц всё с той же мужественной сухой гордостью. — Всё плохо.

— Что же делать?

— Не знаю.

— Когда звонить? — Я уже чувствую, как слова пробуксовывают во рту.

— Звони в четыре, — говорит он с абсолютным спокойствием.

Кладу трубку в задумчивости: нормален ли психически человек, с которым свёл меня добрейший Арнштам? Звоню Льву Оскаровичу: «Лев Оскарович, а вы Шварца вообще откуда знаете?..»

Получив от Льва Оскаровича обнадёживающую информацию о психической полноценности Шварца, я одновременно понял, что имею дело с очень непростым музыкальным феноменом. Повесил трубку, тупо жду назначенных четырёх часов. Вдруг в монтажной — звонок, Шварц кричит в трубку: «Всё!.. Всё! Всё готово! Вальс готов! Можешь приезжать! Я тебе всё сыграю!.. Всё! Всё готово!..»

— Ты же мне велел в четыре звонить...

— И к четырём не было бы ничего готово, и завтра не было бы готово, если бы на меня не упал потолок!

— В каком смысле?

— В прямом! В прямом! В самом прямом смысле!.. После разговора с тобой я сочинил ещё вариантик, не удачнее, чем прежде, и в огорчении прилёг отдохнуть. Дом у меня старый, потолок с лепниной: ангелы с трубами, гирлянды цветов и другое всякое, я смотрел-смотрел на них, опять что-то в уме сочиняя, стал засыпать. Вдруг, в какую-то долю секунды, будто меня кто-то в бок толкнул, открываю глаза и вижу: буквально прямо на меня летит с потолка ангел с трубой, и ещё через долю секунды ангел ударяет меня в грудь...

— Как?!

— Приезжай, посмотришь... Половина потолка упала на меня, и под этим впечатлением я сочинил, по-моему, очень славный вальсик...

Жара не спадала. Я приехал к Шварцу на Суворовский. Исаак Иосифович возбуждённо встретил меня в коридоре коммуналки в длинных чёрных семейных трусах и синей солдатской майке... Исполненный всё непреходящего волнения, провёл меня в комнату, и действительно, я своими глазами увидел в углу потолка довольно миленькую лепнину с ангелами и цветами, а в другом углу того же потолка — решётку из дранки и внизу под ней на измятой кровати — ангелов, но уже, так сказать, поверженных...

...Он сел за инструмент и сыграл мне поразительной нежности и красоты вальс, тот, который я хотел, но только в миллион раз лучше... Так, как я себе и представить не мог»...

«Исаак добрый, отзывчивый, сердечный, мягкий человек», — утверждают абсолютно все, кто его знает близко, но... пока дело не касается работы, музыки, принципов. «Думаю, музыкантам, репетирующим с ним, приходится несладко, — рассказывал в одном из интервью Булат Шалвович Окуджава. — Когда дело касается музыки, он суров, непримирим, перестаёт замечать время, держится за сердце, но зато и вы в полуобморочном состоянии, и уже тут кто кого, пока не зазвучит так, как звучит в его Шварцевской голове...»

...Зал звукозаписи ЦСДФ. Беспорядочными шумами настраивается оркестр, готовясь к записи музыки. Музыканты в хорошем расположении духа — работы не много, записать предстоит каких-то пятнадцать минут... Вот появляется дирижёр. «Приготовились!» — обращается он к оркестру. «Мотор! Дубль первый!» Зал зазвучал прелестной мелодией вальса. Да так слаженно, так замечательно играет оркестр... Но на середине номера композитор останавливает музыкантов:

«У меня к вам большая просьба, этот вальс должен звучать затаённо... Темп вы снизили... У кларнета звук неинтересный...»

— Дубль второй!

Снова вступает музыка.

— Нет, нет, стоп! — Это уже режиссёр остановил запись. — Очень суетливо начали.

— Дубль третий!

Очень вежливый голос Шварца вновь прерывает оркестр:

— Пожалуйста, я вас очень прошу, чтобы переход от бас-кларнета к виолончели был менее заметен, а пиццикато чуть поярче!

...Семь часов спустя бледный, держащийся за сердце, композитор, поблагодарив облегчённо вздохнувших музыкантов, с удовлетворением сказал режиссёру: «Кажется, записано! Как ты думаешь?!»

Когда в Москву приехал знаменитый режиссёр Акира Куросава, чтобы выбрать композитора для японо-советской экранизации романа «Дерсу Узала», выбор его пал на Исаака Шварца. Вспоминает музыкальный редактор киностудии «Мосфильм» Мина Яковлевна Бланк: «Куросава очень тщательно подходил к музыке в своих фильмах, ему была важна не мелодия сама по себе, как бы хороша она ни была и какими бы прекрасными композиторами ни была написана, ему был важен кинематографический почерк музыканта, его кинематографическое чутьё. Поэтому, выбирая композитора, он не стал знакомиться с творчеством многих авторов, а стал отсматривать отдельные эпизоды из разных картин. Несколько дней выдающийся режиссёр провёл в просмотровом зале «Мосфильма», но лишь «услышав» кинокадры «Станционного смотрителя», остановил свой выбор»...

У Исаака Иосифовича как всегда много работы. Сегодня заполучить Шварца в съёмочную группу считается удачей. Режиссёры, поработавшие с ним однажды, стремятся возобновить сотрудничество. А так как Исаак Иосифович влюбляется в каждый фильм, к которому берётся писать музыку, то он постоянно находится в состоянии этой самой влюблённости. Несмотря на свои восемьдесят лет, он вновь влюблён...


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Кино"]
Дата обновления информации (Modify date): 22.06.04 17:42