Проза

Мари-Жозе Л’Эро

ИГЛОТЕРАПИЯ

Хрупкие ноты дрожат, как если бы собирались разбиться. Музыка переносит нас куда-то на Восток. В отдалении — стон, бормотания, исходящие из процедурных кабинетов. Пациенты отделены друг от друга тонким занавесом. Они не более чем голоса, анонимные голоса, доверяющиеся чужестранцу. Ибо здесь царит атмосфера алькова, обманчивая задушевность, подталкивающая к признаниям.

Прежде я никогда не бывала в этой клинике. Мариетта убедила меня довериться заботам её врача. С тех пор как моя приятельница открыла для себя иглоукалывание, она в восторге от этого вида лечения. Если бы ей не нужно было работать, думаю, она провела бы всю жизнь, будучи приколотой к матрасу, наподобие коллекционной бабочки.

Меня проводят в кабинку, узкое пространство, напоминающее мне мою бывшую комнату воспитанницы пансиона. Я начинаю снимать одежду, разглядывая настенный плакат в глубине. На нём — обнажённый человек. Он плывёт, подобно острову, посреди океана китайских иероглифов. Он похож на участок засушливой земли. Армия игл обрушивается на него со всей точностью. Этот человек — завоёванная страна, в которой исследованы каждая неровность и каждый бугорок.

Мой взгляд возвращается к китайским надписям. Они вызывают во мне образы сумрачных аллей, зданий кричащих цветов, переполненных витрин со всякими безделушками, улочек, освещённых фонарями со множеством побрякушек, вертикальных вывесок, покрытых настолько красивыми иероглифами, что легко отказаться от их понимания.

В этой таинственной местности драконы кишат, как насекомые. Они развёртывают свои змеиные тела, нескончаемо вытягиваются вдоль стен. Ангелы или демоны, они вездесущи. Один из них даже затерялся за оградой моего воображаемого города. Расставив пальцы, он цепляется за занавес моей кабинки. Доктор подпрыгнет, заметив это чудовище. Потерпят ли его здесь? Его воинственность и его ярко-красная чешуя потревожат страдающих нервными заболеваниями пациентов. Возможно, ему предоставят лечение на льготных условиях. Подозреваю, что работники клиники прячут в кабинетах и других драконов.

Пока я заканчиваю раздеваться перед человеком, испещрённым точками иглотерапии, я думаю о докторе Кайо. Это имя восточного звучания поначалу внушало мне доверие, но чем дольше я смотрю на иллюстрацию, тем больше тревожусь из-за перспективы быть пронзённой иглами.

Я вытягиваюсь на столе, который в гигиенических целях покрыт бумагой, и ищу удобное положение. Шуршание бумаги сообщает господину Кайо, что его пациентка готова к лечению. Он приближается. Я слышу, как иглы перекатываются и звенят в металлической коробке.

Доктор помещает свои орудия пытки у подножия стола.

— Вам также нужно снять носки, — говорит он мне вместо приветствия.— Оставайтесь в одном нижнем белье.

Ну конечно! Я смешно выгляжу в жёлтых носках. Но ведь они с дырочками. Стоит ли мне их снимать? Доктор мог бы приноровиться и воткнуть иглы через эти отверстия.

Я повинуюсь, но вместо того, чтобы приняться за мои босые ноги, врач берёт моё запястье, перемещает по нему свои пальцы, нажимает. Он говорит, что измеряет двенадцать китайских пульсов. Он произносит: “Гм!”, затем: “Гм, гм...”

— Испытываете ли вы болезненные ощущения?

— Да, здесь.

Я показываю на желудок.

— Страдаете нарушением пищеварения?

— ...

— Это означает, что в вашей жизни существуют обстоятельства, с которыми вы ещё не примирились.

 

Доктор ощупывает мой живот. Его указательный палец поднимается, затем спускается по моему телу вдоль болевой линии. Я с трудом сдерживаю беспокойство.

— Что это? Что находится в этом месте?

— Меридиан селезёнки.

Господин Кайо подробно объясняет мне географию моего тела, чуждого для меня континента. Меридиан селезёнки, этот болезненный поток, утратил свободное течение. “Из-за плохо усвоенных переживаний”, как настаивает доктор, где-то образовалась преграда. Врач побуждает к откровениям, но я отказываюсь открыть душу. Все эти притаившиеся за занавесками уши — я пришла сюда не для участия в групповой терапии.

Наконец-то! Он начинает. Иглы, очень длинные и очень тонкие, одна за другой входят мне в кожу. Я почти ничего не чувствую. Лёгкие покалывания.

Чтобы предупредить прочие нескромные вопросы, я берусь расспрашивать своего мучителя.

— Вы хорошо встретили Новый год?

Кажется, господин Кайо удивлён этим вопросом.

— Да, но уже некоторое время назад.

— Ведь китайский Новый год был на прошлой неделе?

— Возможно. Вы празднуете китайский Новый год ?

— Э-э, нет. Но вы, вы не...?

— Я не китаец, а японец.

— О! Извините меня.

Я пытаюсь смягчить своё невежество другим вопросом.

— Вы давно живёте в Квебеке?

— Десять лет.

— Ямамото — это распространённое имя в Японии?

— Ямамото — это не имя, это моя фамилия.

Чёрт! Мне бы лучше помолчать. Господин Кайо, вернее, господин Ямамото вонзает иглу в мою левую ступню.

— Ой!

На этот раз он затронул чувствительную точку.

— Расслабьтесь.

Легко сказать! Не он же постепенно превращается в подушечку для иголок.

Я обращаю взгляд на свой живот, но, охваченная паникой при виде своих сплошь покрытых иглами ног, быстро отвожу глаза.

Я чувствую себя всё беспокойней.

— Скажите, доктор, что со мной?

— Вам недостаёт энергии. Ничего серьёзного, успокойтесь. Лёгкое недомогание. Ваши инь и ян разбалансированы.

Я представляю себе инь и ян, двух этаких непоседливых сорванцов. Вцепившись в края доски качелей, они устремляются поочерёдно в небо. Инь падает на землю. Тогда его приятель ян грузно опускается вниз.

С ног до головы в иглах (одна даже воткнута у меня между глаз), я больше не осмеливаюсь пошевелиться. Несмотря на сильно нагретый воздух, ноги у меня ледяные. Господин Ямамото зажигает лампу, чтобы их разогреть. Она слишком приближена, жар обжигает мне подошвы. Я замечаю слабый свет, проходящий сквозь занавес. Лампа соседа напротив мерцает — загорающийся и гаснущий светлячок.

— Доктор! — взывает чей-то голос в отчаянии. — Моя лампа неисправна. Помогите мне.

Иглотерапевт покидает меня, больше ничего не разузнав. В любом случае, я не стану говорить. Пусть он примет это к сведению. У меня есть чувство собственного достоинства. Да и незачем ему знать, что я постепенно привыкаю жить одна. Что моя рана медлит затянуться.

Пространство населено призраками. Я не заговорю, даже если буду слушать других. В конце концов, они-то меня слушали.

Как правило, беседа начинается безобидным замечанием, зачастую — комментарием по поводу страны происхождения господина Ямамото. Бескультурье некоторых пациентов помогает мне забыть собственную неосведомлённость.

— Я уже побывал в вашей стране, доктор. Ваш президент без конца покупает себе новые туфли. Или нет, подождите, наверное, это его жена без ума от башмаков.

Господин Ямамото терпеливо поправляет их до тех пор, пока разговор не коснётся более личных тем.

— Вы знаете, — поверяет хриплый голос, — я не ходила в туалет целую неделю!

Врач массирует живот старой женщины. Пусть и не ядовитые, но тошнотворные газы распространяются в воздухе и, возможно, добавляют сонливости некоторым клиентам. Я закрываю глаза. Укрыться в самой себе, оборвать всякую связь с реальностью. Я напрасно стараюсь от всего отрешиться: я думаю об инфекции, о многократно используемых иглах, о скрытых недугах, упоминающихся ежеминутно другими пациентами. Я вижу, как загадочные яды вливаются мне в вены. Вирусы принимают форму отвратительных насекомых. Они торжественно проходят под моими закрытыми веками, подобно армии смертоносных муравьёв.

Мои нервы напрягаются, сводя на нет поиск комфортного состояния. Я пытаюсь себя образумить: иглы после употребления дезинфицируют. Применяемые с этой целью методы были испытаны много раз. Неверующий Фома во мне протестует: а если, нашёптывает он, врач совершил ошибку, если он использовал два раза подряд одни и те же иглы, не продезинфицировав их? Успех этого лечения, говорю я себе снова, строится прежде всего на доверии. Нужно отдать себя в руки иглотерапевта. Но как проявить доверие, если вас так часто обманывали?

Будучи не в состоянии углубиться в себя ещё дальше, я задерживаю внимание на проявлениях внешнего мира. Снова слышится голос доктора Ямамото. Он объясняется на своём родном языке. Женщина ему отвечает по-французски :

— Извините меня, я не понимаю, что вы говорите. Я не разговариваю по-японски. Я вьетнамка. Моя семья переселилась в Канаду много лет назад. Я здесь родилась.

— Ой, я ведь думал...

Так что даже доктор поддаётся внешнему впечатлению, даже ему не удаётся установить различие. Как это возможно, что они сами себя не распознают?

Я всё ещё размышляю над этим новым и волнующим открытием, когда раздаётся голос. Он звучит отчётливо и знакомо. Как если бы мой собственный голос поднялся и разносился в помещении. Отзвук моей жизни.

Он рассказывает о муке быть обманутой. Хранимые долгое время секреты вырываются из коварного рта, ящика Пандоры, губам которого лучше бы оставаться сомкнутыми. И я боюсь. Больше не суметь вернуть себе свой голос. Оставить его навсегда отделённым от моего тела.

— Так вот эта женщина осмелилась позвонить домой. У вас это укладывается в голове?

Так и есть. Любовница имела наглость звонить мне домой.

Голос продолжает:

— Она звонила три раза. Она спрашивала: “Андре дома?”

Последние слова производят эффект затрещины. Они освобождают меня от воздействия этого голоса. Я не противлюсь его звучанию. Временами я испытываю искушение посочувствовать ему. Нарыв лопается, и злоба, накопленная ночами в одиночестве, рассеивается.

Андре. Теперь, когда она назвала его, он снова и снова возникает в её рассказе.

Помню, что одно время я прибегала к хитростям, таким же сомнительным, как и замысловатым, чтобы упомянуть его имя в разговоре. Андре здесь, Андре там — я начиняла им все фразы. Надо сказать, что с тех пор я старалась вычеркнуть его имя из своего словаря. И сейчас ещё оно представляет собой отсутствие, истёртые воспоминания, картонное счастье открыток на день Святого Валентина. Короче говоря, радости, которые можно сложить и выбросить. Внезапно мне показалось, что всё это не стоило переживаний.

Я обретаю голос, чтобы закричать:

— Доктор! Доктор!

Господин Ямамото, которого я зову ещё два или три раза, наконец-то появляется.

— Говорите тише, — шепчет он. — Вы мешаете другим пациентам.

— Вы можете вытащить из меня эти иглы?

— Лечение не окончено.

— Пожалуйста!

— Ладно, хорошо. Полагаю, на первый раз этого достаточно.

— Да, достаточно.

Я непроизвольно нервно смеюсь. Иглы подрагивают у меня на груди.

— Вам щекотно? — беспокоится врач.

— Нет, прошу вас меня извинить. Вероятно, нервное возбуждение.

— Или лечение, — набивает себе цену иглотерапевт. — Вы чувствуете себя лучше, менее напряжённо?

И, не дав мне времени ответить, он прибавляет:

— Вы подойдёте к секретарше, чтобы записаться. Приходите снова в следующий вторник.

— Это ни к чему. Я чувствую себя здоровой.

— Здоровой?

Доктор ошеломлён невероятным успехом лечебного сеанса. Он оставляет меня одну. Я одеваюсь, выскальзываю из кабинки. Мимоходом я бросаю взгляд сострадания в направлении занавеса, скрывающего любовницу моего мужа, женщину, которую в свою очередь недавно обманули.

Перевод с французского Юлии Куниной.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Канада"]
Дата обновления информации (Modify date): 22.04.06 08:28