Забытые стихи
Элегия
Так холодно,
так ясно и так пусто...
Ты, осень ранняя, опустошила лес,
теперь он черный, будто весь облез,
молчит, отшелестев стоусто:
«Прощай... я до весны исчез...»
Я ветку тонкую
ломаю с хрустом.
Поставлю в воду, пустит корни срез...
Когда зимой
она зазеленеет
и клейкие листочки развернет,
и на мгновенье лето мне вернет —
что вспомню я, задумавшись над нею?
Из прошлых слёз которая сверкнет?..
* * *
«Не подводи черту, не начинай сначала...
Нет ничего опаснее начал...»
Мой сад молчал. И я молчала.
А дождь в окно шептал, шептал:
«Подумай, как прекрасно продолженье.
Жизнь беспрерывна, о не позабудь!
Она не милость и не одолженье,
она, как песня, вложенная в грудь.
Продолжи труд — плоды труда созреют.
Продолжи ночь — займется утро дня.
Продолжи мысль — тебя поймут скорее.
Продолжи путь — до встречи у огня...»
— Огня! Огня! —
я закричала,
и голос мой был слышен за версту. —
Я обожаю жить сначала!
Я подведу опасную черту!
Пусть ни любви, ни славы, ни успеха
мне знать вовек не суждено,
мне даже горе не помеха,
начну сначала все равно!
Собою недовольна я — сильнее
гори, огонь — вот лучший миг!..
Мой сад шумел.
Смеялась как во сне я...
И дождь взметнулся — и поник.
Перед грозой
Тишина-то
какая в моей вселенной...
Смолк соловушка в ближней роще,
и луна, как солдат из плена,
пробирается в тучах наощупь.
И трава низко голову клонит,
слёзы бисерные пересыпая,
и никто не вскричит, не застонет...
Значит, близко гроза подступает.
Значит, скоро весь мир изменится —
плетью-молнией небо жаля,
пронесется лихая наездница,
прогрохочет в сумрачных далях.
С криком, топотом прогромыхает,
ливень наземь швырнув, как злато,
полной горстью, смеясь — пускай их! —
и исчезнет в дальних раскатах...
А пока всё
молчит, ни звука,
тихо в роще, и тихо в поле —
у природы своя наука...
Жду и я... Скорее бы что ли!..
* * *
Уже огонь берет свое,
и жизни край моей пылает,
надежды мне не оставляет —
горит последнее жилье!
Гербарий писем
и стихов
за миг один испепелился!
Любовный пыл так долго длился,
но прогорел, как куча дров.
И выедает
жгучий дым
заветный дар — зеницу ока,
слеза срывается жестоко,
и взор становится слепым.
Всего и вижу на
земле
от прошлых дней моих кострище,
и завтрашний бродяга нищий
напрасно шевелит в золе...
* * *
Нам двадцать лет. Мы все на свете можем.
Любить и не любить. Предать и не предать.
Химический состав души настолько сложен,
что нашу жизнь нельзя предугадать.
Нам тридцать
лет. По силам и в охотку
вверх по течению играючи грести,
столкнув свою судьбу, как будто в воду лодку,
легко и потерять, и обрести.
Нам сорок лет.
Не больше и не меньше.
Бог даст и повезет, кому не повезло.
Должно ли счастье быть для всех мужчин и женщин?..
Уже дожди, хотя еще тепло...
* * *
Сдаю позиции, сдаю...
Как в засуху река — мелею.
Врагов все чаще я жалею,
с друзьями — быстро устаю.
Растерянно
молчу в ответ
равно на грубость и признанье.
Но так мучительно сознанье,
что жизнь уже идет на нет...
Не потому ль
судьбе назло
рука моя сама выводит:
«Прощай!» и что-то о свободе,
и птичье будто бы крыло.
Образ
I
То ли взором, то ли словом
заколдован тихий сад...
Этот образ не был новым
даже двести лет назад.
Украшал и стих
и повесть,
и заметно поистерт.
Отработал все на совесть.
Отблистал. Но он не мертв!
Что в нем —
магия какая
иль таинственный магнит?
Но метафора другая
мне его не заменит.
Чу! Луна бежит
по веткам,
и цветы в росе молчат...
Даже сердце бьется редко...
Заколдован тихий сад!
II
Сколько раз воспевали поэты
этот сад при звездах и луне,
эти узкие полосы света
от загадочной лампы в окне.
Только я
пожимала плечами,
мол, как можно опять и опять
восхищаться тенями, лучами,
без конца этот бред повторять?
Что ж теперь с
непонятным волненьем,
точно дух мой внезапно пленён,
я стою у цветущей сирени
и блуждаю меж давних времен?
Долго помнить
— не ведать покоя,
но отрадно на миг ощутить
или даже потрогать рукою
путеводную звездную нить.
Этот сад, эти
полосы света
от луны и от лампы в окне
столько раз воспевали поэты,
а сегодня открылись и мне...
Снег выпал
Прекрасен мир, как в первый день творенья...
Лег снег на
чистые поля,
и на кусты, на тополя,
и на мое стихотворенье.
Прекрасен мир, как в первый день творенья...
Ворона завела
игру:
сидит на ветке на ветру —
ей тоже хочется паренья.
Прекрасен мир, как в первый день творенья...
На санках
катит детвора,
бегут, галдят, кричат «Ура» —
вот счастье в детском измеренье.
Прекрасен мир, как в первый день творенья...
В закуте сука,
скрыв щенков,
дрожит от ранних холодов,
в глазах её — печаль смиренья...
Прекрасен мир, как в первый день творенья
* * *
День прибавился. Солнце — на лето,
зима — на мороз. Щеку потри.
А вот снегири:
в пространстве белого света
капли зари.
Слышу, под снегом ожил родник —
дело к весне...
Не ожил, а разговорился во сне.
И лучше поднять воротник.
Блюз для моего поколения
Мы танцевали
при свечах
мы объяснялись при свечах,
мы обнимались, целовались
и расставались при свечах.
Нас освещало
это пламя,
нас обжигало это пламя,
нас вдохновляло, обольщало
и утешало это пламя.
О Боже, что ты
сделал с нами!
Где та свеча и где то пламя?
Я ставлю
свечку на окно,
а за окном черным-черно.
Как выбраться из бездны мрака?
Кому — запой, кому — попойки,
а лучшему — побег и драка,
и в драке — нож,
и на больничной койке
к утру затихнувшая дрожь...
Я помню, как
дрожали свечи...
дрожали руки, губы, плечи...
Но сердце пело так опасно —
как жизнь, готовая угаснуть!
Мы родились в
чужое время,
мы вознесли чужое время,
мы вдребезги расколотили
и прокляли чужое время!
Душа таит его
печать,
судьба несёт его печать,
свеча давным-давно погасла,
но воск ещё хранит печать...
* * *
Увы, зима... Без мысли, без движенья,
как белый снежный ком,
лежит кусковский парк.
И в ледяном плену мое воображенье —
не помню ни о ком! —
и вздох мой просто пар.
Увы, зима...
Темнеет нынче рано,
и день за днем летит
один и тот же день...
Прошёл Никола зимний и Татьяна...
Нет, хоть озолоти —
так в гости ездить лень!
Увы, зима... Мне
до весны нескоро,
как тяжкий злой недуг,
меня сковал мороз.
Пустые небеса, пустые разговоры,
шагов скрипучий звук
и свет, и тень берез...
* * *
«... their two heats in life were single-heated.»
Shelley
Высокий стиль
возвышенного чувства.
Так думать, так писать, и слезы на глазах...
А я всё про дела — и призрачно и пусто,
встречаюсь на бегу, прощаюсь впопыхах.
Через плечо я улыбаюсь шутке,
и прежде, чем автобус подойдет,
мне остаётся ровно полминутки
на то, чтоб рассказать последний анекдот.
[На
первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 24.07.06 20:14