Проза и стихи

Леонид Рабичев

Марина

Начать с пустяка
С комплимента цветку
Иль книге, а кончить обидой, разладом,
Крушеньем надежд,
Отношений распадом,
Заброшенным садом и болью в боку.

С таким общущеньем частья начать,
А кончить мученьем,
Начать на войне,
На коне, сновиденьем,
А кончить с коня соскочив на скаку,
Заброшенным садом и болью в боку.

Начать и полжизни отдать за строку,
Начать, как былина,
Потом, как Марина
В Елабуге, талой водой, по мостку,
Крестом, пароходом и плачем старинным,
Осенним, последним, но только единым,
Единственным, только о главном, о том,
С Марины, с кремта, остальное потом.

Копилка

Ты на участке садовом,
Я, как всегда, на Покровке.
Смысл — в направлении новом
Поисков, смысл в остановке,
В точке, в невольной ошибке,
В раскрепощении моды.

Но растворились в улыбке,
Как за тетрадкой тетрадка,
В сны уходящие годы:
Ясность, как сумма и разность,
Гласность, как связей бессвязность,
Честность, как символ упадка.

Градусник, книжная полка,
Чайник, тарелка и вилка,
А позади, как загадка,
Смыслов смертельных копилка.

Чудеса

Можно все, что практически сложно
И физически вряд ли возможно
Заключить, словно воздух в меха,
В две короткие строчки стиха
Или в серию автопортретов
Это Бог, это Левиафан.
Простота не имеет секретов.

Восторг

Сто версий, десять тысяч вариантов —
Меня волнует их неповторимость,
Случайных перемен необходимость,
Когда рассудку вопреки и чести
Любовь и подлость существуют вместе —
Внезапное становится понятным.
Невероятна каждая подробность.
Век превращает карликов в гигантов,
И слава Богу, что правлоподобность
Граничит у меня с невероятным.

Тревога

Биосфера, галактика,
Предрассудок любой,
И тревога и тактика,
И подъем, и отбой,

Цвет ландшафта естественного
И зари, и земли,
Всё, что было существенного
В государстве, в любви,

Свою юность мгновенную,
Горизонт за стеной
И трибуну со сценою
Я рифмую с войной.

Портупеи и кители
Между слов, а вдали
Серафимы, святители
И связистки мои.

Отто Вейнингер

Сняв комнату, в которой десять лет назад
Скончался гениальный Л.Бетховен,
Прославившись, трехлетнего труда
Закончив шестисотую страницу,
С собой покончил Отто Вейнингер.
Мальчишка, двадцать три неполных года,
Внезапность и бессмысленность ухода
Из жизни. Он, конечно, верил в Бога,
Кого-то он не мог не застрелить
И, чтобы жизнь врагу продлить немного,
Сам застрелился? Трус и недотрога,
Философ, женской ласки не изведав,
Но расовых сторонник геноцидов
Открыл законы половых причуд.
Что это был довольно гусный труд,
Понятно, но анализ суицидов
Свидетельствует также об обратном.
Предвестник Кафки, вдохновитель Фрейда?
Каких душевных взлетов и глубин
Достиг в просветах внутренного спора
Сверходаренный странный гений этот,
Еврей, христианин, антисемит?
Быть может, он давно в аду горит?
Три тысячи вопросов породил,
Запутался и сам себя убил,
Судьба или ничтожная невзгода,
Но нет его...

Фауст в трактире

Ни шкалика с утра, собачий аппетит,
Решетка и замок, чугунные ворота,
Он достает перо, бумагу и магнит,
Смеется и чертит, и произносит что-то.

Вот формула пути — пять раз по пятью пять,
Вот скорости графа, вот времени страница,
На бочку сесть верхом, за медный кран схватиться,
А дальше чудеса, по воздуху летать!

Париж — Пале-Рояль, Быково — вечер дачный,
Романы пишет даль и льется дождь коньячный.
На площади пиры, валит туда народ.
А Фауста тоска смертельная грызёт.


[На первую страницу (Home page)]               [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 26.07.06 16:33