У нас в гостях журнал «Мир Паустовского»
Путеводная нить писателя
Недавняя находка в архивах писателя его незавершённой ранней повести «Золотая нить» представляется мне событием исключительной важности.
Как известно, любое раннее произведение того или иного писателя даёт возможность его читателям и исследователям увидеть самое начало творческого процесса, проследить его истоки, а также познакомиться с кругом проблем, к которым он обращается.
Однако в случае с «Золотой нитью» всё оказалось намного сложнее. Предположительно написанная где-то в начале двадцатых годов эта повесть, несомненно, включает в себя и более ранние записи и наблюдения молодого Паустовского. И как раз отсюда проистекает её некоторая двойственность.
Здесь нужно сказать о том, что личная судьба писателя сложилась таким удивительным образом, что в свои молодые годы он оказался непосредственным свидетелем событий, которые во всех наших учебниках истории названы «историческими».
Он был не только свидетелем, но и участником Первой мировой войны, собственными глазами видел последствия того трагического акта, который называется «Брестским миром». На его глазах происходило падение Временного правительства, он находился в столице, когда на её улицах и площадях разыгрывалась кровавая драма, получившая позже на страницах всё тех же учебников название «Великой Октябрьской революции».
Наконец, уже на Украине, в Киеве и Одессе, он своими глазами увидел и немцев, оккупировавших страну, и приход в Киев армии Петлюры, и отступающую Белую армию, покидавшую родину и отплывающую от берегов Одессы в Турцию.
Иными словами – небольшая повесть молодого Паустовского являет собой бесценное свидетельство очевидца самых значительных событий современной русской истории.
Однако читатели журнала «Мир Паустовского», вышедшего под двадцать вторым номером, где опубликована первая глава повести «Золотая нить», ничего этого на её страницах не нашли. Поскольку начинается это странное произведение с описания красот города Парижа, в котором автор доселе не был, но о котором неустанно мечтал, ощущая себя причастным к его необычайной красоте.
«Я вспоминаю Париж – лилово-серый от туманов, пахнущий дождями и небрежно рассыпающий в синюю ночь конфетти огней...»
Нетрудно догадаться, что навязчивые видения прекрасного чужеземного города – всего лишь попытка убежать от невыносимо тяжёлой русской действительности, окружающей писателя в эти годы. Однако этот придуманный рассказ о роскошной парижской жизни изобилует книжными надуманными образами, дающими основание для упрёков автору в излишней высокопарности.
Так, по заверению писателя, в его душе «едва слышно звенит струна», в ней «рождается какой-то хрусталь», и эту самую душу он «воспитывал... как нечто редкое, как цветок «виктория-регия», расцветающий раз в столетие».
Но вот наконец, оставляя Париж со «звенящей нервностью надломленных женщин», герой повести на так же придуманном им «норвежском угольщике» возвращается на родину.
И сразу же, с последующей за «парижским вступлением» страницей, читатель становится свидетелем невероятного. Ибо на наших глазах из мечтательного подростка, выражающего свои чувства заимствованным книжным языком, автор превращается в личность зрелую, прекрасно отдающую себе отчёт в происходящем, и одновременно — в тонкого стилиста, писателя, обретшего свой собственный голос.
Золотая путеводная нить ведёт его в глубину разорённой, нищей, замученной войной и мятежами России. В том, как он напишет о ней, нет и следа былой книжности. Мы смотрим на страну его беспощадно-точным взглядом внезапно повзрослевшего и всё понимающего человека:
«...слюнявые пузыри дождей на ржавых болотах, заборы, исписанные похабщиной, жирный храп и почёсывание обовшивевших солдат, пронзительные ветры над глинистыми оврагами, матерщина, циничный свист вслед женщинам, скулящее нытьё еврейских местечек, заражённых трахомой, вялая, глупая, тошная тоска беспозвоночных интеллигентов...»
Известно, что в тысяча девятьсот пятнадцатом году Константин Паустовский, став добровольцем Действующей армии, работал санитаром военно-полевого отряда Всероссийского Союза городов. Это обстоятельство и дало позже нам, читателям, редкую возможность прочесть его пронзительное описание войны, которая в русской литературе как бы осталась неосвещённой. Хотелось бы одновременно отметить и другое: именно в таких зарисовках Первой мировой войны вырабатывался тот неповторимый стиль писателя, который характерен и для его позднего творчества.
«Армия дичала, матершила, болела. На зимних стоянках было глухо и скучно, по землянкам хрипели разбитые граммофоны и шла азартная картёжная игра. Изредка мы открывали редкий огонь по немецким окопам, по ночам подолгу горели над лесом бенгальские огни ракеты. Сыпняк уже валил с ног позеленевших солдат, и в тыловых сёлах густо пахло карболкой и испражнениями».
Но стране, замученной, обескровленной войной, суждено было пережить и новые потрясения:
«Революция тяжело и глухо прокатилась по фронту, над халупами затрепыхали линючие красные флаги, повсюду шли ещё корявые, восторженные митинги...»
Здесь стоит отметить одно любопытное обстоятельство, касающееся личности молодого писателя. В это самое время, осенённое «линючими красными флагами», тысячи его ровесников становились участниками кровавых битв «за революцию», в которых они сами и погибали, или же присоединялись к противникам революции, чтобы быть в конце концов расстрелянными на берегах Тавриды, или же окончить жизнь на чужбине.
Меж тем молодой Константин Паустовский, ввергнутый судьбой в самую гущу стремительно развивающихся событий, оказался не активным их участником, а лишь прозорливым наблюдателем. Быть может, именно его дар писателя и позволил ему понять в тот момент, к какому концу катится его страна и чего стоят разнообразные призывы и воззвания. Что обещают народу тектонические сдвиги, уничтожающие на его глазах ту Россию, в которой он родился и жил. Именно трезвая отстранённость автора и одновременно пронзительная точность наблюдений происходящего больше всего поражают в этих исторических записях Паустовского.
«Потом были братания, вся армия была охвачена истерией, билась в эпилепсии, и в зеленоватых, изъеденных оспою лицах, в хриплых лающих голосах, в истошных воплях и истошном покаянии вдруг вскрылась юродивая, бунтующая вольная и покаянная Русь времён Ивана Грозного, раздирающая струпья, матерно кроющая Христа, лежащая крестом в голых, воющих волчьим воем полях, над которыми вишней-рязанкой наливалась сонная заря. <.. .> В провявших от весеннего, мягкого ветра полях были митинги, говорили ещё чуждые слова об интернационале, министрах-капиталистах, классовой диктатуре, ополченцы-крестоносцы толком ничего не понимали, армия озлоблялась всё больше, в окопах всё чаще появлялись чёрно-серые немцы в коротких рыжих сапогах, и всё это казалось неизбежным, непреодолимым и очень тоскливым».
Речь здесь идёт о заключении того самого, позорного Брестского мира, спровоцированного агитаторами Ленина (пытавшегося удержать власть большевиков) и им самим воспетого в известных сочинениях. Протест против которого стоил жизни Бухарину и по которому Россия (практически одержавшая победу в Первой мировой войне) отдавала Германии в аннексию Польшу, Украину, Прибалтику, часть Белоруссии и Закавказья и платила немцам контрибуцию в шесть миллионов марок.
Благодаря этим страницам повести Паустовского мы можем воочию увидеть, что именно происходило в эти годы в столице, что переживала армия и как именно был навязан ей этот позорный договор с врагом.
Столь же страшны картины начавшейся в столице революции, написанные рукой того же беспристрастного и зоркого очевидца. Хотелось бы думать, что эти, впервые публикуемые нами главы «Золотой нити» со временем привлекут внимание историков, занимающихся проблемами той эпохи в России.
«Временное правительство пало. Всё в пыли и дыму, охрипшие полубезумные люди судорожно отстреливались из-за каменных тумб, из-за афишных столбов, из разгромленных брошенных квартир...»
Отнюдь не чувство революционного подъёма вызывает у молодого Паустовского вид разрушавшейся на глазах столицы, обильно политой человеческой кровью.
«Из лопнувших труб сочился газ, по ночам Москва пламенела в пожарах, задыхалась в дыму и копоти, по улицам валялись трупы, кровавые лужи засыпало битым стеклом и штукатуркой, хрипло и весело кричали красноармейцы, наступая на бульвары густыми нестройными массами».
Комментируя одну из своих записок очевидца, Паустовский признаётся в том, что сам он плохо разбирается во всех этих событиях, которые лавиной обрушились на Россию той трагической осенью семнадцатого года. Тем не менее его собственные тексты свидетельствуют об обратном. Он не принимает перемен, происходящих в стране, они чужды ему. Всю бессмысленность их и жестокость революции он успел увидеть своими глазами. Именно поэтому, спасаясь от братоубийственной бойни и кровавых сцен на московских площадях и улицах, писатель peшает в конце концов бежать в родной ему Киев.
«Летом после восстания левых эсеров я продал последние вещи и уехал через Брянск и Зерново на Украину».
Можно предположить, что именно с разгромом эсеровского восстания у Паустовского рухнули последние надежды на то, что мир может стать прежним.
Однако едва он ступил на украинскую землю, как лицом к лицу столкнулся с немцами, чувствующими себя здесь после заключения Брестского мира полноправными хозяевами.
«Серые немецкие солдаты в низких шлемах долго и хмуро вертели наши документы и потребовали на чай пятирублёвку царского образца. Стоя перед ними на пыльном большаке, поросшем подорожником и кашкой, я впервые понял, что я у себя на родине, разгромленной, нищей, прекрасной, затаившейся от гнева и обиды».
Но и в самом Киеве молодому писателю так и не удалось обрести прежнюю безмятежную жизнь с мечтами о далёком Париже. К городу в это время подступала армия Петлюры, и он, как бывший фронтовик, был немедленно зачислен в полк под командованием гетмана.
Ещё через месяц, спасаясь теперь от новой, на этот раз петлюровской мобилизации, он бежит из города сначала в деревню, а потом уже перебирается в Одессу.
И здесь судьба снова делает его свидетелем ещё одного знаменательного события русской истории. Стоя на черноморском берегу, писатель наблюдает, как уплывает к берегам Анатолии отступающая под натиском красных Добровольческая белая армия генерала Врангеля.
«Дни ухода добровольцев – серые, сухие и морозные – прошли как во сне... Я долго смотрел, как уходила в Константинополь вереница транспортов, густо дымя и поворачивая в открытое море. Потом с берега стали лениво обстреливать пароходы шрапнелью, и так же лениво на огонь ответил английский миноносец. Берега были пустынны, серое море было светлее неба, густые водоросли сгнивали на каменистых плитах.
– Кончено, – подумал я, глядя на последние, тугие облачка шрапнели и на высокий дым, поднимавшийся над морем к небу. Уже темнело...»
Так к каким же выводам может прийти человек, прочитавший небольшую по объёму и, как мы видим, не завершённую автором рукопись, названную им «Золотой нитью»? Эти выводы можно сформулировать достаточно коротко, однако они, возможно, покажутся неожиданными для тех, кто хорошо знаком с творчеством Константина Паустовского.
Прежде всего надо сказать о том, что в современной русской литературе нет другого произведения, где столь ярко, правдиво, жёстко описана русско-немецкая война 14-го года и последовавший за ней позорный для России Брестский мир.
Исключение здесь составляет Александр Солженицын, но его рассказ об этом времени звучит скорее как исследование историка, но не как запись очевидца и художника.
Нам кажутся бесценными жёсткие и одновременно необычайно яркие зарисовки, сделанные Паустовским в канун октябрьского переворота.
В целом же «Золотая нить» как бы представляет собой заявку молодого и несомненно талантливого писателя на широкое эпическое полотно, темой которого станет его «поруганная родина».
Однако, как мы знаем, такой книги Паустовский не написал. Он выбрал другую дорогу – став живописцем тонких человеческих чувств и родной природы. Теперь уже мы никогда не узнаем: был ли это его собственный выбор или за писателя решало то жёсткое, а точнее – жестокое время, в котором ему суждено было жить. Нам лишь остаётся благодарить Паустовского за книги, которые он успел написать. И ещё за то, что все они спасали души его читателей.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 02.12.08 15:58