Российско-словацкие культурные связи

Алла Машкова

Судьба творчества А.П.Чехова в Словакии*

* Полная версия статьи опубликована в книге «Литературное наследство. Чехов и мировая литература». Книга вторая. ИМЛИ РАН. М., 2005

Интерес к русской литературе обозначился в Словакии еще в начале ХIХ века и был обусловлен причинами общественно-политического характера: с Россией деятели словацкой культуры связывали надежды на освобождение страны от многовекового национального гнёта. Распространенность славянофильских и русофильских настроений особенно возросла во второй половине ХIХ века вместе с активизацией политики мадьяризации словацкого населения, проводимой властями (на протяжении многих столетий Словакия не имела своей государственности, входила в состав Венгерского королевства, затем Австрийской империи и, наконец, Австро-Венгрии), что сказалось и на отношении к русской культуре. Оценивая тогдашнюю ситуацию в области литературы, один из основоположников словацкого реализма, видный литературный критик, переводчик Йозеф Шкультеты писал: «Русская литература начала свой победный путь по западной Европе… Мы, конечно, тоже стремились познакомиться с ней. Почти в каждом номере журнала «Словенске погляды» публиковались небольшие произведения Тургенева, Толстого, Достоевского, а также более молодых авторов – Гаршина, Короленко, Чехова» (1).

Подобные настроения давали о себе знать и на рубеже XIX – XX столетий, особенно в творчестве писателей начального этапа развития словацкого реализма, так называемых писателей–мартинцев (от г. Мартина, традиционно славившегося своей русофильской ориентацией), которых в русской литературе привлекал масштаб, размах, свидетельствующий о силе и мощи русской державы. Не случайно их любимыми писателями были Гончаров, Гоголь, Тургенев, Толстой. Именно на это время приходится первый всплеск интереса словацкого общества к произведениям Чехова, который оказал сильное воздействие на формирование новой концепции художественного творчества в Словакии. Именно о литераторах, впервые заявивших о себе в начале ХХ века, словацкий критик Иван Кусы, писал, что «им была близка атмосфера чеховской тоски, чеховской грусти по поводу судьбы доброго маленького человека, его несчастий. При этом краткие чеховские рассказы отвечали представлениям и возможностям словацких писателей, служили для них источником вдохновения. Они, в свою очередь, изображая определенные жизненные ситуации, детали, с помощью коротких фраз пытались передать свою печаль по поводу судьбы «маленького» словацкого человека, невозможности достижения им счастья в этом мире… Проза этих писателей, созданная под влиянием Чехова, имеет очерковый характер» (2).

Одновременно с ростом интереса к творчеству Чехова в ХХ столетии отношение к нему словацкой критики менялось – от полного неприятия до восторженных отзывов. При этом каждое поколение читателей воспринимало его по-своему, находило в нем что-то близкое для себя, для своего времени. Несмотря на увеличения временной дистанции, Чехов всегда оставался для словаков современным автором. И в наши дни он является одним из немногих русских писателей, чьи произведения продолжают издаваться, пользуются популярностью у читателей, а пьесы не сходят со словацких сцен. Для конца XIX столетия характерна неоднозначная оценка чеховских героев и сюжетов, что определило выбор публикуемых произведений. В отличие от писателей – основоположников словацкого реализма (Й.Шкультеты, Св.Г.Ваянский), которые отдавали предпочтение юмористическим рассказам Чехова, не затрагивающим социальные проблемы действительности, молодых литераторов привлекало многообразие тематики чеховских произведений, созвучное тому, к чему они сами стремились. ак отмечает словацкий русист Э.Пановова, молодежи (Тимраве, Й.Грегору Тайовскому, Я.Есенскому) импонировало чеховское «глубокое погружение в душу «маленького человека», характер отношений в русской деревне и провинциальных городках, который был так близок словацкому, социальная проблематика чеховского творчества и ее художественное воплощение. Все это открывало путь для Чехова в Словакию без традиционного опоздания» (3).

Популяризации чеховского творчества во многом способствовала периодическая печать, которая, независимо от своей ориентации, публиковала довольно много произведений русского писателя. Лидирующее положение в пропаганде его творчества занимала газета «Народне новины», орган консервативной Словацкой национальной партии, являвшийся проводником не только национальных идей, но и русофильских настроений. В общей сложности в период с 1887 по 1914 г. там было опубликовано 178 рассказов Чехова, что составляло 2/3 от всех печатавшихся в ней переводов. Со временем в этом издании Чехов стал лидировать среди других русских писателей, потеснив, в частности, Л.Толстого.

Большой вклад в популяризацию творчества Чехова внес и один из самых авторитетных в Словакии журналов «Словенске погляды», где также активно сотрудничали Ваянский и Шкультеты. Пропагандируя достижения русской литературы, журнал в период с 1890 по 1918 г. опубликовал 155 произведений 60 русских авторов. При этом лидирующее положение в этом списке занимал Л.Толстой (32), за ним следовали Чехов (17) и Тургенев (10).

Не обошли своим вниманием Чехова и издания, влиявшие на формирование новой концепции литературного творчества или одобрявшие ее. Так, журнал молодых литераторов «Пруды» к 50-летию Чехова печатает воспоминания о нем М.Горького. Журналы «Словенски денник» и «Словенски тыжденник», представлявшие на своих страницах весьма широкий спектр русской литературы (от Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Толстого, Гаршина до Крестовского, Лейкина, Аверченко, Гнедича), отдают предпочтение рассказам Чехова. В частности, всего за несколько лет в них было опубликовано более 30 его рассказов, из которых 23 – в «Словенском тыжденнике». Здесь же увидела свет и статья Горького, посвященная Чехову.

Определенный интерес к творчеству Чехова в начале ХХ столетия проявили и «Роботницке новины» – орган рабочего движения, проповедовавший идеи социал-демократии, где наряду с произведениями Горького в 1910 г. было опубликовано несколько чеховских рассказов, а также рецензии на них. При этом в отличие от выше названных изданий «Роботницке новины» печатали также рассказы с острой социальной направленностью.

Заинтересовались произведениями Чехова и женские журналы, типа «Живена», а также издания, на первый взгляд далекие от литературы. Так, в период 1888 – 1900 гг. «Горнянске словенске новины» опубликовали 18 чеховских рассказов и очерков. Обращает на себя внимание сама подборка произведений. Обычно предпочтение отдавалось тем, где изображалась жизнь простого люда, «маленького человека», провинциальная среда – то есть тому, что легко завоевывало сердце читателя, вызывая ассоциации с ситуацией в словацком обществе. (Заметим, что первое книжное издание произведений Чехова увидело свет только в 1910 г. Это был сборник «Рассказы» в переводе Я.Маро.)

Первым рассказом Чехова, представленным на суд словацких читателей, стал «Враги» (1887), который был опубликован в переводе Й.Шкультеты в газете «Народне новины». Несмотря на сложное отношение к чеховской прозе, интерес Шкультеты к Чехову на этом не заканчивается, о чем свидетельствует его переписка с Т.Д.Флоринским, датируемая 1892 - 1893 гг. В своих письмах к русскому писателю Шкультеты благодарит его за полученные русские книги и одновременно просит прислать новые, в том числе – Чехова, Гаршина, Короленко. Более того, именно Шкультеты обращает внимание молодого писателя Йозефа Грегора Тайовского на рассказ Чехова «Мужики», назвав его «самым значительным произведением, в котором читатель видит луч света и каждую минуту ощущает, что эти опустившиеся выпивохи имеют душу и не перестают быть людьми» (4). В начале 90-х гг. переводила чеховские рассказы и супруга Шкультеты – Б.Шкультеты.

Вторым рассказом Чехова, также напечатанным в газете «Народне новины» (1889), был «Ванька» в переводе «толстовца» А.Шкарвана. Публикация вызвала большой резонанс в словацкой литературной прессе, писавшей, что своим блестящим воплощением темы «маленького человека» Чехов, «гениально овладев ею, пришел помочь формирующимся тенденциям в словацкой литературе» (5).

Программка спектакля «Дядя Ваня». Театр Асторка Корзо-90. 1996

В 90-ые годы к переводу чеховских произведений подключились Я.Клен (Я.Штробл), И.Лилге (Лысецкий), молодой критик Ф. Вотруба, известный словацкий литератор, личный врач Л.Толстого Д.Маковицкий, благодаря которому Чехов как бы обрел в Словакии свой второй дом.

Буклет спектакля «Чайка». Театр Павла Орсага-Гвездослава. 1998/99

Д.Маковицкий был одним из немногих словаков, лично знакомых с русским писателем. Встреча Чехова и Маковицкого состоялась в Крыму в 1901 г., откуда Маковицкий привез чеховскую фотографию, которая впервые была опубликована уже после смерти писателя – 14 августа 1904 г. в журнале «Злата Прага». Маковицкий пригласил Чехова посетить Восточную Словакию и Закарпатье, входящие тогда в состав Австро-Венгрии, с тем, чтобы самому убедиться в тяжелом положении словацкого и украинского народов (6). По возвращении домой Маковицкий посылал Чехову открытки, проспекты различных словацких курортов, книги, письма, в частности, с планами нескольких городов – на случай, если тот решится осуществить свою поездку. Словацкая общественность, зная о контактах Маковицкого и Чехова, обсуждала возможность посещения русским писателем Словакии. Последнее письмо Маковицкого, датируемое 16.7.1904 г. и отправленное в Баденвейлер, где русский писатель находился на лечении, Чехов уже не получил: Маковицкий не знал тогда, что Чехов скончался. Словацкий русист С.Леснякова предполагает, что, вероятно, именно «надежда на посещение Чеховым Словакии стимулировала повышенный интерес к его творчеству, интерес, проявившийся прежде всего в многочисленных переводах его произведений» (7).

Программка спектакля «Три сестры». Словацкий национальный театр в Братиславе. 1983/84

Значительный вклад в популяризацию творчества Чехова в период с 1900 по 1916г. внес Ю.Маро, который еще в детские годы проявлял интерес к русской литературе, чему в немалой степени способствовали его посещения России, знакомства со многими русскими писателями. В частности, в течение шести недель он гостил у Толстого. Всего за два года (1901 – 1902) Маро перевел и опубликовал 32 произведения Чехова, а в период с 1901 по 1914 г. – 144. Его работу в значительной степени облегчили публикации чеховских произведений в журнале «Нива» (1903), который регулярно приходил в г. Мартин. Однако русофильские взгляды не позволяли Маро обратиться к рассказам, в которых звучала критика российской действительности. Тем не менее он, видимо, был с ними хорошо знаком, о чем свидетельствуют пометки, сделанные его рукой на страницах чеховских произведений, звучавшие «нет» или «слабо». По мере усиления критической направленности прозы Чехова Маро отказался от ее перевода, ограничиваясь лишь старыми публикациями ранних рассказов, а затем он и вовсе переключился на Куприна, являясь в период с 1916 по 1918 г. первым и единственным его переводчиком в Словакии.

Спектакль «Вдовушки» по пьесам «Предложение», «Свадьба» и «Медведь». Любительский театр. 2000

Совершенно иной в отношении к чеховскому творчеству была позиция Й.Грегора Тайовского – талантливого прозаика и драматурга, которого некоторые словацкие критики называли «словацким Чеховым» за его интерес к «маленькому человеку», а также близость чеховской поэтике. С Чеховым Тайовский познакомился, читая его в оригинале, а также в чешских переводах, еще будучи студентом Карлова университета в Праге. Он был членом кружка словацкого студенчества «Детван», при котором имелась богатая библиотека, в том числе и русской классики. Позже Тайовский писал: «Россию я полюбил за Гоголя, Тургенева, Толстого, Чехова, Горького, у которых учился узнавать свой народ и следовать искусству великих мастеров» (8).

«Чайка» (1999)

Первым произведением Чехова, которое Тайовский перевел, была одноактная пьеса «Медведь», опубликованная в журнале «Глас» (1903). За ней последовали рассказы «Злоумышленник», «Мужики» и другие, близкие идейно-эстетическим исканиям словацкого писателя. Ему импонировали тематика этих произведений, интерес к социальным проблемам жизни деревни и способы их художественного решения. Он как бы искал поддержку у Чехова в своем стремлении писать «красиво и правду».

Находясь в русском плену в период Первой мировой войны, Тайовский в своих письмах к жене, а также к писателю Есенскому упоминает о том, что он с наслаждением читает произведения и письма Чехова. «В свободное время я учу русский язык и читаю сочинения А.П.Чехова. Наслаждение! Их 6 томов, и если сможешь достать, отложи их и читай!» – писал он Есенскому (9). Постепенно интерес Тайовского к произведениям русского писателя все более возрастает. В 1915 г. в журнале «Словенске погляды» он публикует «Шутку в одном действии» – «Трагик поневоле» и рассказ «Юбилей». По воспоминаниям современников, в том же году он приступил к работе над «Вишневым садом». А в одном из своих писем к жене сетовал: «Перевожу “Дядю Ваню”. Это доставляет мне много мучений, но я одолею. Прочитай эту пьесу, и ты обнаружишь в ней не все, но многие сцены из нашей жизни» (10).

«Вишнёвый сад» (1995)

Сам выбор рассказов, сделанный Тайовским, стал своего рода ответом писателя тем, кто не принимал такого Чехова. В первую очередь, этот ответ был адресован Ваянскому, резко критиковавшему молодых литераторов за поиски своего пути в литературе, за взгляды, противоречащие консервативным, идеалистическим представлениям первых реалистов о художественном творчестве. Ваянский внимательно следил за тем, что происходит в России, за ее культурной и политической жизнью. Уже с 1880 г. им были опубликованы десятки статей о русских писателях – Карамзине, Грибоедове, Пушкине, Лермонтове, Гоголе, Гончарове, Толстом, Тургеневе, Достоевском, Чехове. Эти статьи, несмотря на их тенденциозность, были важнейшим источником информации для словаков о русской литературе. Весьма неоднозначно относился словацкий писатель к Чехову. Идеализируя Россию, веря в ее освободительную миссию в отношении всех славян, он не мог примириться с изображением негативных сторон русской действительности, с тем ее образом, который создавал Чехов. Он считал это «очернительством» великой державы. В своих статьях Ваянский сравнивал Чехова с Гоголем, Тургеневым, Толстым. И эти сравнения оказывались не в пользу Чехова. К примеру, сопоставляя представления о России Гоголя и Чехова, он оценивал чеховский рассказ «Степь» следующим образом: «…описание степи напоминает собой взятую из естествознания, хорошо изученную картину природы, степью и не пахнет в “Степи”. Где та, гоголевская, степь? Она словно бы на другой планете. А Тургенев! О, эти старики, старики! Чехов выглядит на их фоне как ремесленник, большой, всезнающий, но не как поэт!» (11).

«Платонов» (1979)

Остро полемизировал Ваянский с чеховским подходом к изображению мещанства, не принимал критику его пустой, праздной и бездуховной жизни. В частности, это прозвучало в его суждениях о рассказе «Ионыч». Весьма резко отзывался он и о рассказах «Человек в футляре», «Дама с собачкой», «Анна на шее». О первом – за упрощенность конфликта, о двух других – за их «аморальный характер». Чужды были ему и чеховские поиски ответов на проблемы человеческого бытия, раздумья о смысле жизни, человеческом счастье, свободе личности. Критиковал Ваянский Чехова и в плане эстетическом, ему претил стиль его произведений: «все получается сухо, тупо и холодно,– писал он. – Каждый его небольшой отрывок можно было бы разбавить тарелкой супа, которая бы еще пахла мясом. Не знаю, являются ли искусством экстракты… старый Толстой это знает, знает и Тургенев. Вот они – это доброе старое вино, а он – лишь новизной пахнущий коньяк» (12).

Тем не менее нельзя отказать Ваянскому в интересе, который он проявлял к Чехову. Об этом свидетельствуют не только его статьи, но и тот факт, что, находясь за свою антимадьярскую деятельность в заключении в местечке Вацово (1903 – 1904), он много читает Чехова, стремится вникнуть в смысл его произведений, как бы подытожить свои впечатления о нем. Он даже задумывает написать большое исследование, посвященное творчеству русского писателя. Это подтверждают записи в его «Вацовском Дневнике», датируемые февралем 1902 г. В частности, он пишет: «Сейчас мне следовало бы написать труд о положительных сторонах чеховской музы. Материала у меня для этого предостаточно» (13). Тем самым он как бы хотел реабилитировать себя в глазах литературной общественности за свои прежние резкие суждения о произведениях Чехова, в которых он, полемизируя с русским писателем, одновременно спорил и с молодым поколением словацких литераторов, чьи творческие поиски противоречили его взглядам.

Однако большой труд о Чехове Ваянский так и не написал. Вместо него появился обстоятельный некролог под названием «Антон Павлович Чехов», опубликованный в газете «Народне новины» (1904). Кстати, в отличие от нее другие издания, такие, например, как «Денница», «Словенске новины», «Словенски тыжденник» и проч., ограничились лишь краткой информацией о кончине русского писателя. Журнал «Словенске погляды» вообще не откликнулся на это печальное событие.

«Три сестры». Ирина – З.Студенкова, Тузенбах – Л.Горват. Словацкий национальный театр в Братиславе. 1984

Пытаясь объективно оценить чеховское творчество, Ваянский писал в некрологе: «с наибольшей силой его дарование проявилось в небольших произведениях, где он продемонстрировал могучий талант, неисчерпаемую фантазию, способность к точным характеристикам и изобретательность. Каждое его произведение отлично проработано, играет искусной чеканкой, отполировано, словно драгоценный камень. Он принадлежит к числу писателей – “обличителей”, взявших на мушку всевозможные беды и недостатки жизни, и только в новелле “Мужики” Чехов, пожалуй, соблазнился декадентством, опустившись до клеветы на свой народ. В других произведениях, – продолжал Ваянский, – хотя автор с помощью юмора и сатиры и обличает всяческие нескладности жизни, все же очевидна его добрая душа и благородное сердце человека, который ищет и находит в созданных им характерах человеческую душу, опечаленную и затуманенную мраком человеческого греха!». И далее: «Очень часто Чехов рисует больные стороны человеческой жизни, поступки и нравственные отклонения людей, оставаясь при этом всегда художником, знающим меру. При описании грешной любви, супружеской неверности его перо остается целомудренным, он никогда не опускается до порнографии, как это делают декаденты. Изображая русских “неудачников”, он всегда прибегает к светлой концовке. Интересна в этом плане новелла “Дуэль”– одно из наиболее глубоких произведений, в котором изображен образ нынешнего “неудачника” – Ивана Андреевича Лаевского. Это своего рода новоиспеченный Базаров. А само произведение – ярко и увлекательно. Оно еще не переведено на словацкий язык. Его юмор сердечен, незлобив, он невольно притягивает к себе, при этом не вызывая негодования» (14).

Таким образом, в некрологе Ваянского наметились определенные изменения в оценках творчества русского писателя, связанные, как предполагает словацкий исследователь П.Петрус, с популярностью Чехова у словацкого читателя, а также с его восприятием русской критикой. Однако, отмечает Петрус, в целом Ваянский «воспринимал чеховское творчество весьма поверхностно и односторонне, а его смысл, художественные достоинства и новаторство так и остались не объясненные словацкому читателю» (15).

«Иванов» (1961). Саша – Эва Полакова, Иванов – Карол Махала

Во время своего пребывания в Вацове, перечитывая Чехова, размышляя над его творчеством, Ваянский одновременно работает над новеллой «Близнецы». В «Дневнике» он пишет, что его произведение не имеет ничего общего с Чеховым и что один из его героев напоминает гоголевского Чичикова. Тем не менее чеховское воздействие здесь весьма ощутимо – как в атмосфере произведения, его концепции, так и в плане эстетическом. Если же говорить в более широком плане, то «знакомство Ваянского с творчеством А.П.Чехова не оказало существенного воздействия ни на его мировоззрение, ни на эстетическую сторону произведений. Это связано с тем, что словацкий писатель воспринимал творческие импульсы чеховской концепции на фоне произведений русской реалистической литературы, главным образом – Н.В.Гоголя, И.С.Тургенева и Л.Н.Толстого» (17).

В свое время позиция Ваянского в отношении Чехова резко критиковалась молодыми словацкими литераторами. Так, М. Годжа в статье «Унижаем?» (журнал «Глас», 1904), полемизируя с Ваянским, с его представлениями о том, как надо изображать народ, призывал учиться этому у русских реалистов, в том числе у Чехова и Горького. О влиянии чеховского творчества на словацкую литературу упоминал и тогдашний критик Ф.Вотруба в статье «Из новейшей литературы» («Сборник произведений молодых писателей», 1909). В частности, анализируя раннюю поэзию известного словацкого поэта, прозаика, переводчика Я.Есенского, Вотруба обращал внимание на такую особенность его произведений, как грустный настрой, выражение тайных страстей и желаний. Истоки этих настроений Вотруба видел во влиянии на Есенского русской литературы, с которой тот познакомился еще в детстве и интерес к которой еще более усилился во время его пребывания в России в качестве военнопленного в период Первой мировой войны. При этом из русской литературы Есенский всегда отдавал предпочтение Гоголю и Чехову.

В отличие от прозы с драматургией Чехова словаки познакомились в начале ХХ века, отмеченного ростом интереса к зарубежной драме, в том числе русской. Особой популярностью в Словакии пользовались драмы Толстого, Чехова, Горького. В 1902 г. супруга Тайовского – Г. Грегорова осуществила перевод одноактной пьесы Чехова «Предложение», которая в том же году была поставлена на сцене любительского театра в г. Мартин, а в 1909 г. – в Надьлаке. Следующей пьесой, с которой познакомился словацкий зритель в переводе Тайовского, была «Медведь», показанная на сцене любительского театра в г. Ружембероке (1903). Главную роль в ней исполнял писатель Есенский. Это событие было весьма одобрительно встречено культурной общественностью Словакии, о чем писала газета «Народне новины». Особое внимание было обращено на качество перевода: «Тайовский заслужил великую благодарность всех друзей словацкого слова за то, что перевел “жемчужину” современной драматургии на словацкий язык. “Медведь” Антона Чехова обошел сцены от Петербурга до Берлина и Парижа. Это – уникальное явление даже для театральных гурманов. Заслуга Тайовского состоит еще и в том, что свой перевод он выполнил иначе, чем обычно переводят у нас русские произведения: он ввел в него словацкую атмосферу, не нарушив при этом оригинальности пьесы и сохранив все изначальные детали» (18).

После постановки в Мартине пьеса «Медведь» ставилась на любительских сценах многих словацких городов, став одной из самых популярных пьес русского мастера. В период с 1903 по 1918 г. ее играли в Модре, Тисовце, Трнаве, Липтовском св. Микулаше, Кляшторе под Зниевом и в других городах и местечках Словакии.

Чеховская драматургия оказала значительное воздействие на формирование словацкой реалистической драмы начала ХХ века. Прежде всего, это относится к творчеству ее основоположников – Й.Грегора Тайовского, Т.Вансовой, ВГВ (Владимира Константина Гурбана). Так, Тайовский, будучи автором многих пьес, получивших широкую известность в Словакии, начинал писать как под влиянием западной модернистской драмы, так и Толстого, Чехова, которое особенно ощущается в его ранних одноактных пьесах. На это обратил внимание тогдашний критик П.Буйнак, увидевший в них черты, характерные для русской драмы. Оценивая более зрелое драматургическое творчество Тайовского («Женский закон», «Кутерьма»), Буйнак конкретизирует это мнение. В частности, говоря об эволюции творчества словацкого писателя, он видит изменения, происшедшие в нем, прежде всего во «внимании к бедноте, ибо там душа более широкая, болезненная, драматическая. Такому повороту, – подчеркивал критик, – способствовали русские реалисты: в этих пьесах можно распознать влияние Чехова и Горького, которые основательно изменили отношение Тайовского к миру» (19).

Не избежала воздействия Чехова и Т.Вансова, одноактную комедию которой «Приятные гости» (1901) современный словацкий театральный критик Ю.Паштека считает «первой словацкой чеховской пьесой – в плане драматургической техники и идейного звучания» (20).

Мотивы чеховских пьес встречаются и в творчестве ВГВ (Владимира Константина Гурбана), автора многих комедий, миниатюр, одноактных шуток и пьес. Ю.Паштека, в частности, пишет: «Одноактная “шутка” “Упражняются!” (1905), действие которой основано на анекдотичном сюжете, свидетельствует о непосредственном влиянии на Гурбана Чехова. В начале 1905 г. в местечке Стара Пазова показывали чеховский одноактный бурлеск “Медведь”. Гурбан воспользовался его заключительной частью. В частности, сцена, когда молодая вдова Попова после противоборства с кредитором покойного мужа целуется с ним, была взята им в качестве одного из мотивов в его комической “шутке”» (21). Придав актуальность чеховскому мотиву при помощи приема «пьеса в пьесе», автор показывает, как герои исполняют сцену поцелуя из «Медведя», которая им очень нравится, ибо они влюблены друг в друга.

Таким образом, уже в начале ХХ века Чехов стал одним из самых популярных в Словакии зарубежных писателей, еще более укрепив позиции русской литературы в словацкой культурной среде.

После распада Австро-Венгрии и образования Чехословацкой республики (1918) ситуация в словацком обществе существенно меняется. Освободившись от многовекового гнета, словаки наконец получают возможность участвовать в государственном управлении страной, что предопределило перемены – как в сфере экономики, так и культуры. Благоприятные условия для духовной жизни народа способствовали интенсивному развитию художественного творчества. Это время отмечено расцветом литературы, искусства, в том числе театрального.

По-прежнему центром переводческих усилий остается г. Мартин и его институты (Матица Словацкая, общество «Живена», журнал «Словенске погляды» и др.). К ним присоединились и вновь созданные организации: «Общество друзей художественной литературы» (1927), переводческий кружок при Матице Словацкой (1933), «Общество св. Войтеха» (1940), издательские коллективы («ДАВ», «Элан», «Творба», «Оброда» и др.).

По данным русиста З.Валковой, с 1918 по 1938 г. вышло в свет 7000 произведений русских авторов, из них – 167 – Чехова, 127 – Толстого, 111 – Тургенева. И в период существования Словацкого государства (1939 – 1945) словацкая интеллигенция не утратила интереса к зарубежной литературе, в том числе русской. В условиях военного времени к читателю попали в руки произведения лучших писателей мира, включая гоголевского «Ревизора» и «Трёх сестер» Чехова. Общее количество книг русских авторов, изданных в Словакии с 1939 по 1945 г., составило 69, из них 37 – произведения русских классиков, среди которых лидировали Достоевский (9), Чехов (6), Гончаров (5). При этом, как подчеркивал в то время критик М. Хорват, «именно русская литература является для нас (словаков. – А.М.) выражением мечты народа о преодолении историей воздвигнутых преград, выходом на высокие рубежи культуры. Поэтому она должна быть для нас примером» (22).

К этому времени значительная часть чеховских произведений была уже переведена на словацкий язык, нашла свой путь к читателю. Словацкая критика о творчестве русского писателя в основном была представлена рецензиями на постановки пьес, в которых обсуждалось их идейно-художественное своеобразие и качество перевода (статьи Ст.Мечиара, Й.Феликса, Я.Мартака, П.Карваша и др.), юбилейными статьями о жизни и творчестве писателя, комментариями и предисловиями к книжным изданиям.

Что касается словацкого зрителя, то именно после 1918 г., когда открылся Национальный театр в Братиславе, а за ним – профессиональные театры в других городах Словакии, Чехов стал по-настоящему доступен ему. В 1921г. на сцене Национального театра выступила труппа московского Художественного театра, в репертуар которой вошли чеховские пьесы «Три сестры», «Дядя Ваня». Словацкая театральная критика восторженно откликнулась на эти представления. О «Дяде Ване» журнал «Словенске погляды» писал: «Москвичи произвели фурор своей способностью к постижению жизни, единством настроения, созданного совершенной режиссурой и игрой актеров» (23). Еще более восторженно отзывался «Словенски денник» (1921) о спектакле «Три сестры», который, с его точки зрения, продемонстрировал «удивительное совершенство в глубоком показе души искусства и красоты, показал на сцене настоящую жизнь, одухотворенную и прочувствованную. Это искусство жизни, а не сцены; это сама жизнь» (24). Практически вскоре после этих гастролей режиссером М.Свободой была поставлена пьеса Чехова «Предложение» (перевод Г.Руппельдтовой). Ее премьера состоялась 20 февраля 1922 г.

Заметным событием в культурной жизни Словакии явилась постановка «Дяди Вани» Восточнословацким Национальным театром в г. Кошице (1930), на которое откликнулась и критика. Так, А.Мраз в своей рецензии подчеркивал большую значимость зарубежной классики, прежде всего Шекспира, Мольера, Гоголя, Толстого, Чехова для развития национальной драматургии (25).

Между тем в братиславском Национальном театре активизировалась деятельность артиста и режиссера Я.Бородача, стремившегося в своих спектаклях творчески осмыслить традиции словацкой и русской реалистической драмы. С 1929 г. Бородач стал художественным руководителем драматической части коллектива. Когда же произошло его разделение на чешскую и словацкую труппы, именно Бородач многое сделал для формирования собственной концепции театра, возглавляя его в период с 1932 по 1945 г. Высоко ценя русскую драматургию, прежде всего Чехова, он ставил его в один ряд с Ибсеном и Метерлинком. В своей статье «”Вишневый сад”. 30 лет со дня смерти А.П.Чехова» он писал, что в Чехове его привлекала «сложная структура текста», а также «способность проникнуть в глубины человеческой души» (26). Главным в пьесе он считал «выражение тоски русского интеллигента в условиях российской действительности второй половины минувшего (ХIХ. – А.М.) столетия, изображение людей в безысходной жизненной ситуации, людей, утопающих в трясине будничных мелочей и забот» (27).

Особенно успешными оказались в Национальном театре сезоны 1932 – 1933 и 1933 – 1934 гг., когда были показаны пьесы Островского, Шекспира, Бьернсона, а из национальной драматургии – Тайовского и Барч-Ивана. Именно в это время состоялась премьера «Вишневого сада» (3 марта 1934г., перевод В.Шульца, постановка М.Гацека и Я.Бородача). По словам театрального критика З.Рампака, она стала «самым ярким событием этого сезона. Чеховский “Вишневый сад”. Бородач включил в репертуар для того, чтобы наши театральные деятели имели возможность попытаться овладеть теми тончайшими нюансами реалистического сценария, которые перестали быть проблемой исключительно артистической техники, превратившись в истинное, из глубины души исходящее, художественное творчество» (28).

Однако тогдашняя критика отнеслась к постановке «Вишневого сада» в силу разных причин весьма критически. Так, М.Пишут в «Словенском деннике» утверждал, что многое у актеров не получилось. «Наши артисты не способны существенно изменить свой стиль, они часто повторяются в жестах и в звуковых выражениях, – сетовал Пишут. – Мы обнаружили в этом спектакле, что у нас характеры скорее играются, нежели творчески создаются» (29). Еще более резко отозвался о спектакле критик Дворжак в газете «Роботницке новины», который не скрывал своего раздражения по поводу очередной постановки именно русской пьесы.

Немалую роль в популяризации чеховского творчества сыграли любительские театры, число которых особенно возросло в 40-е годы и которым благодаря деятельности Центра любительских театров и Матице Словацкой удалось сохранить относительную независимость от проводимой властями официальной политики в области культуры, сделать доступными наиболее интересные произведения русских авторов. При этом, как отмечает критик Я.Тесаржова, «чеховские спектакли были одними из самых любимых и посещаемых в Словакии, и их охотно ставили на сценах любительских театров» (30).

Обращению к пьесам Чехова в немалой степени способствовала их публикация в сериях «Диваделна книжница» (1931 – 1950) и «Явиско» (1943 – 1950), издаваемых Центром любительских театров в Мартине и Матицей Словацкой. Так, «Диваделна книжница» в 1943 г. публикует пьесы «Чайка» и «Дядя Ваня» в переводе М.Гацека; «Явиско» – «Три сестры» (1945 г., перевод П.Яничека). Об интересе к последней свидетельствует появившаяся в журнале «Словенске погляды» рецензия начинающего писателя и литературного критика П.Карваша, который восторженно писал: «”Три сестры” Чехова вместе с “Вишневым садом” и “Дядей Ваней” являются вершиной творчества исключительно плодотворного автора, драматургия которого, став своего рода увертюрой к истории современного русского театра, свидетельствует о мощном расцвете мировой реалистической драмы» (31).

Новый этап в судьбе творчества Чехова в Словакии, как и всей русской литературы, приходится на вторую половину ХХ века. Изменение социально-политической системы Словакии, которая в 1945 г. стала частью вновь образованной Чехословацкой республики, ориентированной на Советский Союз, привело к деформации всех сфер жизни, в том числе и культуры. Что касается русской литературы, то предпочтение отдавалось переводам и изданию книг советских авторов. По данным исследователя С. Паштековой, в период с 1945 по 1970 г. было опубликовано 1415 книг советских авторов и только 405 из них – русской классики. При этом в числе других представителей классической литературы издавался и Чехов.

Заметным событием в первые послевоенные десятилетия (1945 – 1968) стало издание Библиотеки зарубежной литературы, в которой Чехов был представлен наибольшим количеством произведений. Помимо книжных изданий, его печатала и периодика. Значительно возросло число этих публикаций в 70 – 80-е годы. Наряду со старыми переводами, появляются новые; заметно расширяется круг переводчиков (К.Подолинский, Ш.Яник, Я.Белнай, Д.Легутова, В.Стрниско, В.Марушьякова и др.). Особенно много переводила Чехова З.Есенска, которая обращалась как к чеховской прозе, так и к его драматургии. Ею были заново переведены практически все пьесы писателя.

Первыми в послевоенные десятилетия к Чехову обратились провинциальные театры, чуть позже – столичные. Основываясь на сведениях театроведа Д. Подмаковой, можно утверждать, что наибольшей популярностью в Словакии во второй половине ХХ века, как и прежде, пользовались одноактные пьесы Чехова. Далее в порядке уменьшения популярности следуют: «Вишневый сад», «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры», «Иванов», «Платонов». Из почти трех десятков профессиональных театров Словакии к творчеству Чехова обратилась почти половина (тринадцать). Но лишь Национальным театром в Братиславе осуществлена постановка всех пьес Чехова. Наибольший вклад в их сценическую реализацию внесли режиссеры: Я.Бородач, Й.Будский, Я.Загребельский, М.Пиетор, Л.Вайдичка. Пьесы ставились в переводах, осуществленных как в начале века, так и в более поздние времена, а также современными переводчиками. При этом различные театры использовали разные переводческие версии.

В последнее десятилетие минувшего века, когда наблюдался общий спад интереса к русской культуре, литературе, театру, Чехов неизменно присутствовал на словацких театральных подмостках – как профессиональных, так и любительских. Подтверждением тому могут служить премьеры, состоявшиеся в 2000 г. Так, Государственным театром в Кошицах поставлен спектакль под названием «Женщина есть женщина», состоящий из четырех чеховских произведений: «Хористка», «От нечего делать», «Ниночка», «Невидимые миру слезы» (режиссер В.Козменко-Делинде, перевод – В.Купка, премьеры – 16 и 18 июня 2000 г.). Месяцем ранее, 17 мая 2000 г., к 140-летию Чехова театральным коллективом Объединения любительских театров и Матицей Словацкой в местечке Губова была осуществлена новая постановка одноактных пьес «Предложение. Свадьба. Медведь. Или Вдовушки» (режиссер М.Матис, перевод – З.Есенска).

Что касается внимания к чеховскому наследию словацкой критики во второй половине ХХ века, то на фоне общего роста популярности русской классической литературы оно весьма значительно. Его исследованием занимались такие видные ученые, как Э.Пановова, С.Леснякова, П.Петрус, Д.Дюришин, А.Багин, З.Рампак, В.Штефко, А.Элиаш, Э.Рампак и др. Довольно широк круг проблем, разрабатываемых ими. Это изучение поэтики, качества переводов, воздействия на словацкую литературу в целом, а также на конкретные произведения словацких авторов (прежде всего – Тайовского, Есенского) и т.п. Тем не менее, несмотря на значительный объем критического материала, многие аспекты творчества Чехова до сих пор остаются мало исследованными. К таковым, например, относится чеховская драматургия и ее воплощение на словацких сценах.

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Skultety J. Timrava v slovenskej literature // Slovenska literarna kritika II. Bratislava, 1979. S.144
2. Kusy I. Obrat k socialnej angazovanosti (Jozef Gregor-Tajovsky) // Dejiny slovenskej literatury IV. Bratislava, 1975. S.183
3. Panovova E. Juraj Maro, neznamy prekladateѕ ruskej literatury // Panovova E. Stopatdesiat rokov slovensko-ruskych literarnych vztahov. Bratislava, 1994. S.98
4. Цит. по: Lesnakova S. Predprevratova slovenska literatura a Anton Pavlovic Cechov // Slovenska a ruska proza. Bratislava. 1983. S.39
5. Panovova E. Cechov na Slovensku. Slovensky prehled I. 1960. S.10
6. Lesnakova S. Slovenski tolstojovci D.Makovickэ a A.Skarvan // Vztahy a suvislosti slovenskej a ruskej literatury. Bratislava. 1977
7. Ibid. S.200-201
8. Jozef Gregor Tajovsky v kritike a spomienkach. Bratislava, 1956. S.865
9. Ibid. S.73
10. Lesnakova S. Cesty k realizmu. J.G.Tajovsky a ruska literatura. Bratislava, 1971. S.140
11. Petrus P. Vajansky a Cechov. Slovenska literatura. Roc. IX, 1962, c.3. S.293
12. Ibid. S.294 - 295
13. Ibid. S.291
14. V. Anton Pavlovic Cechov. Narodne noviny. 1904, c.87
15. Petrus. P. Vajansky a Cechov. Slovenska literatura. Roc.IX,1962, c.3, S.298
16. Petrus P. Vacovsky Dennik Sv.H.Vajanskeho. Slovenska literatura. 1962. c.2. S.234
17. Petrus P. Vajansky a Cechov. Slovenska literatura. 1962, c.3, S.303
18. Narodne noviny 7. 1903, c.17
19. Bujnak P. Dramaticke prace Jozefa Gregora-Tajovskeho // Slovenska literarna kritika III. S.183
20. Pasteka J. Slovenska dramatika v epoche realizmu. S.138
21. Ibid. S.245
22. Chorvath M. K problemom nasho prekledateѕstva. //Sbornik Spolku profesorov Slovakov. 23. 1943 – 1944, c.5 – 6. S.92
23. Rampak Z. Boj slovenskeho divadla o realizmus. Bratislava, 1954. S.40
24. Ibidem
25. Mraz A. O repertoaru. Nase divadlo. 1930, c.15, 50
25. Pampak Z. Drama, divadlo, spolocnost. Bratislava, 1976. S.243
26. Rampak Z. Boj slovenskйho divadla o realizmus. S.243
27. Ibid. S.188
28. Ibid. S.189
29. Tesarova J. Emancipacia slovenskeho prekladu ruskej literatury /1939 - 1945/. // Strucne dejiny umeleckeho prekladu na Slovensku. Zv.4. Ruska literatura. S.199 – 200
30. Karvas P. Tri preklady ruskej dramy. Slovenske pohѕl'ady. Roc.61, 1945, c.11. S.411

[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Словакия"]
Дата обновления информации (Modify date): 05.08.2008 15:08:45