Проза Армении

Анаит Топчян

«Твое здоровье, великая Магдалина!..»

Магда смотрела на свое отражение в зеркале и тщетно пыталась улыбнуться. Улыбка не удавалась. Выдавали глаза. И она оставила в покое свои измученные губы.

Магда ненавидела Париж... ненавидела себя... ненавидела весь мир...

Она закрыла глаза. Чтобы спрятаться от себя, убежать, исчезнуть... Медитировать она умела всегда и везде, в любой обстановке: стоя, лежа, в толпе, на ходу, и, конечно, когда оставалась одна. Это спасало. Помогало ей выжить. В последнее время мысль о самоубийстве не покидала ее.

...Она широко открыла глаза. Медитация на сей раз продлилась недолго: трудно было сосредоточиться. Беспорядочные мысли роем носились в возбужденном мозгу.

Выражение страдания не исчезало.

Уж слишком больно ее задело то, что произошло сегодня утром.

А утром произошло следующее: проснувшись, она обнаружила... горничную, подававшую завтрак в постель!

Это поразило ее как громом. Она была настолько потрясена, что ни к чему не смогла прикоснуться.

О, как она страдала! Как была унижена! Никакие медитации, никакие таблетки не помогали...

Дело в том, что проснулась она в это утро не у себя, а в Париже, в квартире Илоны, подруги детства.

В молодости они были очень дружны. Илона мечтала стать актрисой. Умела всего понемногу, но настоящего таланта у нее не было. Магда же выросла в настоящую оперную звезду. В ней была божественная искра. Меццо-сопрано... мировой репертуар... Самые большие сцены Польши... гастроли в Европе, Америке... Блестящий успех... Мировая слава!

Потом все пошло кубарем... Новый режим... Перед ней закрылись все двери, все сцены... отменились все зарубежные гастроли. Кому-то она была неугодна.

И она бежит в Лондон. Скитается, живет у друзей, чтобы выжить помогает им по хозяйству... Пытается устраивать концерты, но безуспешно: несколько небольших, почти бесплатных... Ей не везет: нищета, скитания, нервы... словом, – падение!

В Париж она приехала с концертом в каком-то третьестепенном культурном центре. Платили копейки и она решила, в целях экономии, остановиться у Илоны.

У Илоны была большая квартира в престижном районе Парижа, и она могла себе позволить принимать гостей. В основном приезжали родственники и друзья из Польши, с родины.

Муж Илоны, сделав ее молодой вдовой, оставил в утешенье на этом свете приличный счет в банке, машину и эту замечательную квартиру, что, однако, не мешало Илоне, при случае, поплакаться в жилетку и жаловаться на судьбу и вечную нехватку денег.

Квартира была чересчур большой для одинокой женщины, и одну из комнат она сдавала студентке. Студентка была до того тихой и неприметной, что ей фактически не мешала. Гости порой и не подозревали, что в квартире еще кто-то есть. Студентка, тихонько, на цыпочках, проникала в квартиру, незаметно пробиралась в свою комнату в конце коридора и больше не подавала никаких признаков жизни. Илона гордилась своей жилицей.

– Другой такой не найти, – говорила она, довольная. – Я долго их выбирала... И не ошиблась: она превзошла все мои ожидания. Ее просто нет! Можно подумать, она не дышит. Видно, я ее напугала своими наставлениями. Но это меня устраивает.

Илоне нужны были деньги, чтоб платить своей горничной, и деньги, полученные от жилицы, она отдавала прислуге. Все было точно рассчитано.

Вечером Магде предстоял концерт, и нужно было выспаться. Она пела лучшие свои партии из старого репертуара: Моцарт, Шуберт, Верди... Нужно было сосредоточиться... Петь с каждым днем становилось труднее: не выдерживали нервы. А голос – капризная, хрупкая штука. Жизнь в последнее время навалилась на нее всей своей тяжестью, не оставляя места для творчества. Итак, нужно было сосредоточиться... сосредоточиться... во что бы то ни стало напрячь последние силы...

И вдруг, – эта страшная неожиданность! Она представить даже себе не могла, что у Илоны прислуга, настоящая дом-ра-бот-ни-ца!

– Боже, какая аморальность, как это безнравственно иметь прислугу, платить ей большие деньги, когда у ближайшей подруги нет ни гроша за душой, когда та еле перебивается, унижается, вымаливая работу... ведь ей-то прекрасно известно, что такое чужая страна, ведь она сама когда-то прошла через это, – в отчаянии думала Магда. – Когда сама она, великая Магда Арманович, известная оперная певица с некогда мировой славой, вынуждена теперь делать эту проклятую, унизительную для себя работу... Она понимала, что уважаем всякий труд, что нечего стыдиться, но для нее, талантливой певицы – это было убийственно! Однако она была вынуждена... вынуждена... Нужно было кормить сына, который остался на родине, в Польше, где все так скверно, где все разрушено, и никому нет дела до искусства и до нее самой... Поистине, когда рушится страна, это затрагивает всех...

Не в силах сдержаться, она разрыдалась. Обида душила ее. Магда понимала, что Илона тут ни при чем, она не виновата, тем более в ее судьбе, да она и не винила ее, она все понимала, но... просто не могла с собой справиться...

Она возненавидела подругу, вот так вот, внезапно, как только увидела прислугу. И это была страшная ненависть. Ненависть раба к рабовладельцу. Ненависть жертвы к палачу.

...Ведь когда-то Магда была богиней, богиней на сцене. У нее было все: успех, слава, поклонники... Сейчас не было ничего! Ничего! Одни осколки от прошлого.

Но это была не зависть, нет. Это было нечто сильнее.., более страшное...

– Зачем ты держишь прислугу, если у тебя нет денег? – язвительно спросила она у Илоны.

В Лондоне ей часто приходилось подрабатывать на дому у богатых, и она прекрасно знала, что платят за это прилично. Многие женщины приезжали из Польши на подобные заработки. Но в этом она никогда никому ни за что не признавалась. Только Илоне, однажды, в порыве откровения, по старой дружбе... Ведь была она ей почти сестрой. Сейчас она об этом горько сожалела: никогда никому нельзя признаваться в своих слабостях.

– Женщина стареет иначе, когда у нее горничная. Я хочу стареть иначе... – заявила Илона.

– Как это иначе?

– Ты этого не поймешь... ты ведь... – и Илона запнулась.

– Что я? Почему это вдруг не пойму? Что ты имеешь в виду? – не успокаивалась Магда.

Илона отвела взгляд, ей было страшно смотреть на подругу.

– Потому что ты совершенно другая... Что с тобой?! Почему ты так изменилась? Почему ты стала такой?

– Какой? – задрожала Магда.

– Я ненавижу тебя такой! Растоптанной, жалкой, униженной...

Илона резко вышла из комнаты и надолго заперлась в своей спальне. Слышно было, как она плачет. Могла ли она знать, что в эту минуту Магда ее ненавидит больше.

С Магдой действительно в последнее время происходило нечто странное: куда бы она ни попадала, в какое бы общество (кое-где ее еще принимали по старой памяти), она начинала суетиться, зажиматься, бросалась подтирать, убирать, не к месту извинялась... У нее уже был комплекс: комплекс служанки, раба. Когда ее просили спеть, она пела... Но глаза ее по-прежнему оставались печальными... Она сочиняла, что в Австралии, в Африке... у нее концерты. Все восхищались, поздравляли, и только она одна знала, что все это сказки, блеф... Ей нужно было, чтоб в нее еще верили, так как сама она уже не верила ни во что. Ей нужен был этот самообман для спасения, для равновесия, ибо она уже чувствовала, как теряет себя, катится куда-то в пропасть, скатывается совсем вниз, в никуда, на дно... А оттуда нет выхода, нет хода обратно. Она это чувствовала, и ничего не могла с собой поделать, не могла воспротивиться, противостоять...

Однажды на улице, у мусорного ящика, она подобрала зонтик... Открыла его в метро, чтоб проверить, исправен ли, и была страшно довольна: нужно было его чуть-чуть починить.

– Для сыночка! – радовалась она. Как настоящая нищенка! В этот момент к ней подошла женщина с сияющими глазами:

– Вы Арманович?! – восторженно спросила она.

Магда поспешно закрылась сломанным зонтиком.

– Нет, вы ошиблись!

– Простите, – недоуменно ответила разочарованная поклонница.

...Концерт прошел относительно удачно. Зал был почти полон... Немногочисленные друзья и поклонники собрались у ее гримуборной, чтобы поздравить и еще раз выразить свой восторг. Но Магда не улыбалась. Она была удивительно безразличной.

– Я устала, – тоскливо сказала она. Взгляд ее был полон страдания. Не было радости ни от успеха, ни от творчества, ни от чего другого. Обычно артист забывает на сцене все свои горести: сам процесс творчества окрыляет его, уносит на время ввысь, подальше от бед, от земли... Но сегодня Магда почему-то не окрылилась. Она оставалась безразличной и казалась смертельно усталой. Не от пения, нет, не от концерта... усталой от жизни, от своего существования, от всего вообще. Все было в тягость, все надоело. Не было света в глазах, одна только мука, тоска, безразличие. Свет был у публики! Она отдала им свой свет, свой талант, свою душу... Ей же взамен уже никто ничего дать не мог... Она уже была неспособна принять... События минувшего дня переполнили чашу.

– Уехал, даже не попрощался! А ведь я для тебя стараюсь. Ведь я для тебя живу! Ни к чему мои жертвы! Так мне и надо... уехал... и зонтик забыл... Надо же?! Вот так досада... – недоумевала несчастная мать.

Дело в том, что на этот раз Магда попросила сына приехать в Париж. Давненько они не виделись... Из Польши сюда можно было добраться на автобусе: это ближе, чем в Лондон, и гораздо дешевле. Ему уже было почти восемнадцать! Хотела ему Париж показать! А он взял и уехал обратно, – обиделся! Не было денег, даже на метро, и мать ему не дала. Мало того, отобрала даже те, что он сам заработал в метро, играя на флейте... Отняла у него его первые жалкие гроши!.. Он прошел весь Париж пешком, посмотрел... и уехал. Нечего делать в Париже без денег! Уехал, даже не попрощался! Вот так беда!

...Цветов было много. Илона радостно расставляла их в вазы, подрезала, снимала шипы... Ваз у нее было много: в каждой комнате... Она любила красивую жизнь.

...Магда вошла в ванную. Остановилась перед зеркалом. Глаза ее светились странным светом... Она улыбнулась. Улыбка получилась горькой. Перед глазами пронеслась вся жизнь... Великая Магда на лучших сценах мира! Глаза затуманились. Она взяла свои таблетки, высыпала все на ладонь, спокойно налила в бокал воды...

– Твое здоровье, великая Магдалина! – сказала она своему отражению в зеркале, театрально подняв бокал.

Спокойно выпила...

И спокойно улыбнулась себе.

На этот раз улыбка удалась.

«Стараешься, принимаешь их, а они тебе только гадости делают... Какая неблагодарность! – думала в сердцах Илона, набирая номер телефона скорой... – Какие же все-таки люди свиньи!»

Париж, 1995

Редакция журнала «Меценат и Мир» сердечно поздравляет известную актрису, театрального режиссёра, писателя и переводчика, нашего автора Анаит Топчян с прошедшим Юбилеем и желает здоровья, реализации новых театральных проектов и издания новых книг.

Фото Александра Топчяна


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Армения"]
Дата обновления информации (Modify date): 12.09.2008 15:58:45