Из новых стихов

Светлана Василенко

Стихи

Рождество

Дорога железная
Под Рождество.
Узуново. Выпечка. Сигареты.
Горячие пирожки.
Цистерны с нефтью, –
Как мираж, проплывают
Мимо.
Тишина.
Ледяная Ока.
Упавшая с неба птица.
Слюдяное окно:
В избушке – ёлка.
И спицей в глаза –
Звезда на самой верхушке.
Снова темно. Пустыня.
Новый посёлок:
Окошко. Ёлка. Звезда.
Окошко. Ёлка…
Проехали.
Чистое поле. Звезда над елью.
Стоим у окна,
Боясь упустить хоть одну,
Ликуя,
Словно волхвы
Под Рождество,
За звездой Вифлеемской
Бегущие…

02.01.2008 г.
Поезд Волгоград–Москва

Крёстный сын

Соседка, подруга детства,
Всю жизнь продающая розы
У магазина «Вояж»,
Прибегает ранним утром,
Говорит, что хочет
Покрестить дочь, –
ей идти этой осенью в школу,
и чтобы я была
крёстной.
По дороге в церковь
Выясняется, что
Старший сын
Не крещен тоже,
А ему этим летом
Сдавать экзамены
В институт,
И только Бог
Может помочь
Её хулигану и двоечнику,
Пропадающему весь день на Ахтубе
На рыбалке, –
Поступить.
А иначе забреют в армию, отправят в Чечню.
На бегу соглашаюсь стать
Крёстной у обоих.
В церкви священник,
Похожий на профессора
Из фильма «Собачье сердце»,
Спрашивает детей,
Верят ли они в Бога.
Мой будущий крёстный сын
Говорит, что нет.
– Так зачем же ты крестишься? –
Спрашивает священник.
– Я верю, что, как покрещусь,
Так и поверю, – отвечает тот.
– Веришь в силу креста? Молодец!
Священник доволен.
Крестит его с особым чувством.
Через месяц тот с ходу поступает
В институт в Ахтубинске,
Филиал МАИ,
куда невозможно поступить,
заканчивает его,
женится на любимой девушке,
бабушка дарит им квартиру.
Он навещает меня,
Когда я приезжаю в родной город,
Называет меня крёстной,
Рассказывает о сестре-отличнице,
Сообщает, что принес мне гостинец, –
Пойманную в Ахтубе рыбу, –
И на мой вопрос,
Верит ли он сейчас
В Бога?
Говорит,
Что не знает.
Помолчав, поднимает глаза
И быстро, шепотом,
Будто нас могут подслушать,
Добавляет,
Что после крещенья
Стал другим человеком.
И что кто-то его стал любить
И заботиться о нем.
Он это постоянно чувствует.
Может, это и есть Бог?
И, вынимая из вещмешка судачка,
Улыбаясь,
Громко и радостно говорит:
«Вот, поймал на стрелке Ахтубы и Волги.
Килограмма на два потянет…»

7 января 2008 г.

***

Стоим с соседом Володькой Лысым,
Беседуем о бренности бытия.
Нам по полтиннику.
В детстве играли в футбол
На пустыре: девчоночья
Сборная против мальчишек.
Перебираем игроков.
Саша Мальцев, нападающий,
Умер в семнадцать – от белокровия –
(помнишь, в 1957 был взрыв на площадке?) –
Самым первым.
Света Карпова, королева
Местной эстрады:
«Хмуриться не надо, Лада...»,
Защитница женской сборной, –
– Следом за Сашей –
Алкоголь и слабое сердце.
Вовка по прозвищу Биса –
был всегда запасным –
Заражение крови,
Виноваты врачи.
Потом его брат Толя Белый –
Помнишь, у него даже ресницы были
Белыми, словно обсыпанные мукой? –
Спился, нашли одного в квартире.
– А месяц назад – Люся Дуля…
– И Люся?
– И Люся.
Смотрим испуганно друг на друга:
Кто остался в живых,
Кроме нас?
Сосед загибает пальцы.
В Кап-Яре остались:
Надька, Генка Чирок и Серега.
Слава Богу, жива Наташка,
Вратарша, забившая пятый
Победный гол в ворота мальчишек,
Сейчас торгует шубами в Москве на базаре…
– Ты помнишь, как она тогда
Ударила по мячу?
И он ослепительным шаром,
Словно НЛО, летел –
Над весенней пахучей землей,
Над первой зеленой травой,
По синему небу,
Над нашими головами –
Немыслимо долго –
Как жизнь, –
От ворот – до ворот.

8 января 2008 г.
Капустин Яр

Настя

Дикий пляж
моей дикой родины.
Раньше он назывался солдатским,
и сюда во времена моего детства
в сорокоградусную жару привозили
на грузовиках солдат, – они вбегали
в реку в черных сатиновых трусах
раскаленной на солнце толпой
с криками на всех языках
нашей большой многонациональной отчизны,
и вода вокруг них вскипала.
(Мы, домашние девочки, с ужасом
взирали на них, лежа за барханом –
на границе городского и солдатского пляжа)
...
Теперь здесь пустынно.
Всё та же река, шелковая,
как рукав монгольского халата,
сброшенного здесь когда-то
во времена Золотой Орды
на белый песок
молодым Бату-ханом,
чтобы искупнуться, –
цвета выгоревшего высокого
июльского неба
с серебристыми блёстками
плакучих ив,
растущих вдоль берега
и отраженных в воде...
Та же самая стрекоза
из моего отрочества
с телом гимнастки,
отчаянно раскачивающаяся
на кончике узкого листа осоки, –
словно на брусьях.
(Сквозь ее слюдяные крылья,
как через слюдяное окошко,
мы смотрели на солнце.
Солнце плавилось в нём,
как золотой слиток
из клада Стеньки Разина,
зарытого где-то на этих берегах
и никому не дающегося,
даже нам, следопытам)
...
Тот же самый журавль,
полупьяный,
навечно отставший от стаи,
торчащий из воды,
как сухая коряга.
На песчаных скрижалях
птичьи следы:
клинопись чаек, скоропись соек.

Запустение. Битое стекло.
Пластиковые бутылки:
из-под американской пепси-колы
и русского кваса –
лежат рядом,
словно западник со славянофилом,
ведущие вечный спор
о путях России.

Прицепившийся как репей овод.

Мат-перемат. Крики о помощи.
Бегу на крик. Мужчина наотмашь
бьет женщину. Подбегаю.
Уже поладили. Улыбаются.
Оказались моими бывшими соседями.
Серёга и Люба.
Серёга пьян как всегда.
Переехали из военного городка в село.
Работы нигде нет. Пасут коров.
(Коровы бредут вдоль берега,
срывая колючку, – величественные,
словно богини)
...
Спрашиваю их о дочке.
Расплываются в глупой улыбке.
Кричат, повернувшись к реке:
– Настя!
Из воды
на берег
выходит
нагая,
как Хлебниковская свобода,
девочка,
то же, как та, из местных,
из астраханских.
За девочкой вьется речная чайка.
Настя смееется и снова вбегает в воду.
Смеющаяся чайка летит за ней.
Ей весело от смеха девочки,
и она смеется тоже.
Они и смеются одинаково, –
гортанно, взахлёб.
Девочка играет с чайкой.
Чайка играет с девочкой.
Они счастливы и свободны.
Настя руками бьет по воде,
подымая сноп брызг.
Из брызг рождается радуга.
Она лежит на голове Насти, как венок.
Кажется, что из-под рук этой девочки
рождается все чудесное,
что есть на свете.
И что, если она
лишь дотронется до нашего
мира своим маленьким пальчиком,
как волшебной палочкой, –
он преобразится...
Настя выглядывает из-под радуги,
как из-под венца, и, хитро улыбаясь, смотрит
на родителей.
– Наша надежда! – говорит Серёга,
смахивая пьяную слезу.
Я прощаюсь. Иду по берегу.
Оглядываюсь.
Настя, сев на плечи отца, долго
и сосредоточенно
машет мне вслед ладошкой.
– Наша надежда, – повторяю я
слова Серёги.
Вспугиваю с отмели чаек.
Они поднимаются и, выстроившись
в три ряда, как триколор,
реют надо мной
в лучах заходящего солнца.
Потом, развернувшись,
летят через реку.
Если смотреть на них в профиль,
кажется, что они машут мне крыльями,
словно детскими ладошками, как Настя.

2–3 августа 2007 г.
г. Капустин Яр


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 13.11.08 16:11