По правде говоря, Рязанщина никогда не была для меня чужой сторонкой. Мои знания об истории, культуре, быте Рязанского края не ограничивались рамками вузовского курса по «Истории народов СССР». Благодаря моему школьному учителю Вазгену Габриеляну и духовному наставнику Гургену Мартиросову с пятого класса я стал поклонником поэзии великого, истинно национального русского поэта Сергея Есенина. Сначала на армянском языке в прекрасных переводах великого Варпета Егише Чаренца, затем в подлиннике до моего сознания стали доходить все прелести глубинных истоков есенинской мысли. Много, очень много раз на школьных и других вечерах моего села декламировал « 26 их было — 26», «Ты жива еще, моя старушка?..», «Шаганэ ты моя, Шаганэ...»

В сентябре 1939 года моего учителя Вазгена Габриеляна призвали в ряды Красной Армии (он погиб на второй день войны под Белостоком). Перед отправкой он с большой осторожностью передал мне на хранение однотомник Сергея Есенина на русском языке и московское издание избранных произведений Егише Чаренца на армянском языке. В начале января 1945 года эти книги вместе со мной оказались в застенках внутренней тюрьмы кегебистов города Баку в качестве конкретного вещественного доказательства моей контрреволюционной деятельности. Вскоре, точнее, через 18 месяцев я был освобожден из под стражи «за отсутствием состава преступления». Но книги С. Есенина и Е. Чаренца до сих пор находятся в «заключении»...

Мои интересы к рязанской земле не ограничивались только творчеством Сергея Есенина. Были и другие, так сказать, собственно национальные мотивы. Хотя изложение и трактовка истории армянского народа эпохи советизации Армении были искажены и находились, по существу, под запретом, но все же нам, студентам исторического факультета Ереванского армянского педагогического института имени Хачатура Абовяна из лекций и бесед наших профессоров В.Н.Агузумцяна, С.Т.Еремяна, А.И.Арутюняна было известно, что после февральской революции 1917 года в Рязани формировался армянский батальон, который занимался охраной общественного порядка города, а в июле 1918 года во главе с Г.К.Петровым он был отправлен на помощь Бакинской Коммуне. Нам было известно и о том, что в начале 1921 года руководители Советской России после оккупации частями XI Красной Армии территории Армении арестовали и отправили в концентрационные лагеря Рязани 840 офицеров армии Республики Армения. Это было предательским актом, так как армянские офицеры не воевали против Советской власти. Более того, они были участниками и руководителями героической Сардарапатской битвы, где в мае 1918 года были разгромлены отборные части турецких захватчиков. Благодаря этой победе спаслась Армения, а Бакинская Коммуна получила возможность не только дальнейшего существования, но и регулярно снабжала Москву нефтяными и рыбными продуктами.

Совершенно естественно, что, оказавшись в Рязани, я должен был заниматься поисками следов этой армянской трагедии и ее рязанских живых свидетелей. Проявление моих национальных интересов, так сказать, привязанность к национальному вытекали не только из характерного и общего для всех народов и людей чувства ностальгии. Скорее всего, они были обоснованы специфическими особенностями национального характера армянского народа. Ведь начиная с древнейших времен судьба армянского народа всегда находилась в эпицентре разрушительных толчков исторических событий. Полчища ассирийских и персидских воинов, когорты римских легионеров, копыта коней Арабского Халифата, несметные орды монголо-татарских завоевателей, разбойничие банды турецких головорезов — все это подобно смерчу проносилось по каменистым тропам и по цветущим долинам Армении, превращая страну в арену нескончаемых кровавых столкновений и бесчисленных войн. Как сказочная птица Феникс каждый раз возрождалась Армения из пламени и пепла, которые, казалось, грозились уничтожить сами следы ее существования. Лежали в развалинах древние храмы и дворцы, раметались по всему свету населения городов и деревень. Но вновь и вновь возрождалась древняя культура, неизъяснимой прелестью дышала армянская поэзия и музыка, новыми красками блистала живопись и архитектура, и неумолимо работали мудрецы-ученые, создавая маганат (пергамент) за маганатом для будущего Матенадарана. «По-моему, — писал американский писатель Майкл Арлен-младший, который лишь в сорокалетнем возрасте стал чувствовать свои армянские корни, — главное в армянской истории это то, что она как раз не кончается, не обрывается, она продолжается, как и в случае явления природы — скала, водопад — мы не можем сказать, хорошо это или плохо, но замечательна сама ее непрерывность. Наконец, в этой непрерывности есть своя красота. Армяне существовали задолго до того, как в мире появились нации и национальности в современном понимании этого слова. Армяне напоминают о своем существовании и сейчас — они рассеяны по всему свету, часть их собралась снова, на этот раз в крошечной Советской Армении... Армяне проповедуют симпатию к своей нации, которая является целостным организмом». Именно по этой причине национальное чувство, ностальгия у армян проявляется очень болезненно, почти с пеленок и до самого последнего вздоха, в особенности у армян спюрка-диаспоры. Жажда национальной определенности, стремление поддержать в себе чувство национального достоинства, поиски «теней» умерших богов, «тоска наций по родному дому» — так определил характер ностальгии армянской диаспоры знаменитый Ваграм Папазян. К сожалению, эти особенности проявления национального характера армянского народа не всегда понятны для многих людей, в особенности для чиновников и идеологов различных мастей. Очень часто им мерещится армянский национализм там, где имеет место обыкновенное чувство человечности, братства, солидарности.