Впечатления
«Глазами бакинца»
(Из дневника 1996 г.)
12 марта, вт. Тель-Авив.
В Москве –5, здесь +18. Выхожу из самолета – бакинские запахи. Первые километры дороги – как из аэропорта Бина в Баку!.. Приехать в сегодня, чтобы оказаться во вчера? Но – подступы к Иерусалиму!.. Город-гигант!.. Белокаменные, а под лучами солнца розовые дома на вершинах холмов. В будущем космическая техника, очевидно, соединит – ведь переведутся ревнители старины – грандиозные эти холмы друг с другом (прозрачные мосты-трассы над могилами предков?).
Сын Елены Денис о своей работе в больнице неизлечимо больных: зная про неотвратимость скорого конца, напрасно мучают. Старый неразрешимый спор про гуманизм: имеют ли право усыплять, помогая уйти? Есть некая грань тайны между жизнью и смертью, человек не вправе её переступить, ибо пока не может, став Б-гом (на иудейский манер: не называть имя полностью), создать себе подобного; если посягнет, исходя из чистого разума, на чужую жизнь, то вступим в полосу непредсказуемых последствий... – что-то еще, помимо вседозволенности, что нам неведомо.
13 марта, ср.
Звоню друзьям-бакинцам, покинувшим Баку в тревожно-кровавые 90-е, до распада: однокласснику Павлику Шатайло, Гольдштейнам. Жена Лёни Инна – главный редактор газеты «Панорама», поместит интервью со мной в своей газете (но… главред не разрешит: с каким-то мусульманином?!); сын его Саша делает успехи, отдал рукопись в московское издательство, был здесь Андрей Вознесенский, общался с ним, потом высоко отозвался в своих заметках об Израиле; был Сергей Каледин со спектаклем, продавал свою книгу, как и Евтушенко, подаривший, однако, две свои книги Лёне, прозаическую и поэтическую. Звонил сокурсникам по университету Грише Гомельскому, Майе Гринберг, а она мне – про Фиму Шапиро, задолго до них приехал сюда – в 70-е, живет в Хайфе, «может, поз-вонишь ему, и он тебя встретит?» Меньше всего думал о нем, а станет ключевой фигурой в хайфинской моей поездке: когда позвоню, чтобы встретил и, мол, смогу ли пожить у него? был в крайнем недоумении, что у меня мог возникнуть такой нелепый вопрос!
Денис просит прочесть его рассказ с мудреным названием, почерпнутым из античной мифологии, «Пещера Эноны», про Афганистан, куда его мобилизовали, а когда наши войска вышли оттуда, сказал: «Это преступная страница в истории страны: ни дня не хочу тут жить!» Трагический рассказ о потере друзей (потом рассказ выйдет в Москве, но тут не обошлось без сложностей, которые, похоже, отбили у него охоту кому-то что-то показывать, а то и писать?).
15 марта, пт.
В автобусе с Тахана Мерказит рядом со мной оказалась биробиджанка, евреи там еще сохранились, первая моя жена Марина любила петь для смеху: В Биробиджане есть колхоз Октябрь, / Евреи там зажиточно живут...
В Нетании, пока жду Гришу, чем-то торгующий респектабельный мужчина обращается ко мне по-русски, я не удивляюсь, ибо повсюду слышна русская речь:
– Чего ищете? – Жду друга. – Интересуюсь, что за бумажки он предлагает прохожим. Оказывается, торгует… телефонными карточками! («Это же капиталистическая страна!» – слышу голос Шатайло).
Мама Гриши Фрима Борисовна родила сыночка, чтобы все долгие-долгие годы он (за вычетом короткой его женитьбы со скорым разводом) до глубокой ее старости и смерти всегда был рядом с нею. Культ мамы, фотомонтаж на двух больших листах в связи с ее девяностолетием (не дожила, но юбилей отмечен), со стихами.
«Никто не оценил мой труд, только ты!» – вздыхает в ответ на мою похвалу. На стене – фотография деда и бабушки, ещё подростком снял их фотокором на трех ножках. Деда потом заберут на два года: после разрушения синагоги священные книги ушли в дом деда, где сельчане собирались на молитву, – если молятся меньше десяти мужчин, молитва не дойдет. «Контрреволюционное сборище?!» Арест, пытки, выбиты зубы. Раз в месяц передача в тюрьму, однажды разрешили свидание: за одной железной решеткой столпились заключенные, за другой – они, а по коридору меж решетками расхаживает тюремщик. Все одновременно говорят, никто никого не слышит, стоит гвалт. Написать об этом? Мама категорически запретила! Она была стенографисткой в ЦК, записывала лично М. Дж. (Али-Аббасовича) Багирова. Сохранилась справка с фотокарточкой деда: «СССР. НКВД. Управление НКВД по Орджоникидзевскому краю. Первый спецотдел. 2 марта 1939 года N 883/5. гор. Ворошиловск, улица Розы Люксембург 5. 115. 25000. 17-1-39. Справка. Дана Винокурову Борису Григорьевичу в том, что с 24/VII-37 по 19/II-39 он содержался под стражей и освобожден в связи с прекращением дела. Справка видом на жительство служить не может. Начальник I спецотдела УНКВД». Фашисты расстреляют деда и бабушку: Освенцим, пятьсот тонн человеческого пепла, белозем как удобрение...
Бережно хранимая мамина бумага – «Выпись из метрической книги о родившихся евреях в г. Ставрополе на Кавказе, за тысяча (и прописью) девять сот (раздельно!) шестой год. № по метрической книге 3. Год, месяц и день рождения 4 февраля 1906. Имя родившейся Дочь Фрима. Звание, имя, отчество и фамилия отца и имя матери Бердянский мещанин Таврической губернии Бер (потом будет Борисом) Гершов (или Григорьевич) Винокуров, жена Гитель. Что «означенная выпись вполне согласна с подлинной книгой о родившихся евреях в Ставрополе на Кавказе за год, в том подписью и приложением печати удостоверяю Ставропольский губернатор, 15 августа 1913. Ставропольский Раввин. Ставропольский общественный раввин. Печать: двуглавый орёл».
Гриша любит готовить, тщательно сервирует стол, не знал за ним такого таланта. Множество книг по кулинарии. Вспоминает детскую бакинскую присказку: Чашка-ложка, / суп-картошка, / Черный город, Белый город, / Наккулиии...ии (успеть, бросив мяч, проговорить и добежать, пока мяч не подхвачен другим и в спину тебе не ударился).
16 марта, сб.
Шаббат первый. Поездка в Кесарию, город царя Ирода Великого («Но зато, – говорит гид, – тридцать лет занимался строительством портов и городов!..» Так и о Сталине говорить будут?), город крестоносцев, далее – византийцы, потом мамлюки. Иерусалим молится, Тель-Авив развлекается, Хайфа трудится.
Привез из Баку 13-й том сочинения Маяковского в 13-ти тт., таможенники ничего брать не разрешали, назло им взял, это разрешили! «Вошел, – говорит, – в израильскую жизнь, как нож в масло». Перелистываю Маяковского: «Баку. Вышки, цистерны, лучшие духи – нефть.» И еще: «Тихая гениальность (Хлебникова). Бурлящий Давид. Футуристический иезуит слова – Крученых».
Как бакинец, ощущаю себя естественно, нераздельно: среди евреев – еврей, среди русских – русский, среди своих азербайджанцев – свой, и та же органичность, если перевести разговор в русло религиозное.
18 марта, пнд.
Поездка на Голанские высоты (за 90 шекелей). Галилейское, или Тивериадское море, оно же – озеро Кинерет (сходство с Каспием?), тем самым Израиль (как и Москва – через каналы) – страна четырех морей, – плюс Средиземное, Мертвое и Красное.
Крепость (замок) Нимрода!.. Друзские городки-деревни. Новая деревушка Кацрин, столица Голанских высот, это на севере, тут дешевые серебряные изделия. Цепочки с Девой (для моих Дев – жены Елены и внучки Дины). Цепочки еще: Звезда Давида, а внутри крест! Хорошо бы к моей авраамовой вере еще и мусульманский полумесяц сюда приделать!.. Гриша возмущён такой мешаниной на цепочке. Купил в подарок москвичам.
Гриша: «Мы побывали на самой северной точке Израиля, это Метула (ноготок Галилейского пальца). От Метулы до... Евлаха!» – вместо Эйлата (власть подсознания: Евлах – городок в Азербайджане); мечтает переселиться и жить в хостеле, отдельные с дешевой оплатой квартирки для одиноких. «Нет-нет, это не дом престарелых!»
19 марта, втр.
Записываю впечатления от поездки, купил закуску и кофе за десять шекелей: сижу (а ля Хемингуэй в парижском кафе!) за столиком в грандиозном, гигантском многоэтажном центре автобусов Тель-Авива, Тахана Мерказит Хадаш, то есть Новая Центральная станция; здесь обилие всякого рода баров, ресторанов, буфетов, даже аукцион, выкрики, шум, из каждого уголка, от каждой стены – музыка.
20 марта, ср.
Который день в Израиле, а по Иерусалиму еще толком не гулял. Звонок из Тель-Авива, прямой эфир, – о чем сказать? Приезд связан с большим творческим замыслом и именно с Иерусалимом; плюс встреча с друзьями-бакинцами, – которые покинули Баку, и родной город, это ощущается физически, как бы оскудел, утратил неповторимый аромат; у меня ощущение, что приехал в Израиль, но оказался в Баку. О чём ещё? Что исчезает пространство большой цивилизации, опошлены великие идеи человечества, даже идеи демократии утоплены в борьбе тщеславий и амбиций; убиение человека стало привычным, это и война в Чечне, заказные и просто так убийства, захотел – убил!.. Но это время для писателя... помните – «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые...» – удивительное для творческого исследования человеческих страстей!
… К Яффским воротам Иерусалима, иду мимо громады стены, она высится справа, по широченному каменному мосту. Как можно было захватить город, преодолев такие стены? Вхожу в Old Sity. На деревьях – молодая зелень, почки распускаются. Нежносиреневое (может, фиолетовое?) облако цветенья окутывает какие-то плодовые. Иудино дерево (как в Ялте). Часто – молодые ортодоксы во всем черном: черные удлиненные шляпы, из-под которых аккуратно свисают умело скрученные пейсы, черные длиннополые пальто, все в очках, мудро-спокойные и уверенные, что им ведома тайна. Иногда – семья, мал мала меньше, и все – в одинаково черном.
Потрясение от Крепостных Стен, внутренних и наружных, с узкими щелями бойниц и просторными площадками, никакая пушка их не возьмет, от Рвов, вырастающих будто из немыслимо глубоких недр земли, настолько уходят в земную толщу, от Мостовой, ее Глыб и Булыжников, неровных, но плотно пригнанных друг к другу, от Улиц, то глухих, ведущих в какие-то таинственные Дворы, а там еще улица и двор, и кажутся бесконечными их пересечения.
Дороги, Подъемы и Спуски. Камни и камни, лабиринт арабского рынка, – уйдешь, заплутаешь в ходах-переходах, лучше не забираться вглубь – не отыщешь пути назад.
Стены армянского квартала – сплошь вдоль улицы дома, в открытые двери-ворота видны узкие дворы, всевозможные углубления внутрь, лавки, распахнутые к прохожим, какие-то культурные учреждения, висят матерчатые плакаты с армянским алфавитом, – удалось-таки им закрепиться здесь, примкнув к Вечному городу, к таким же, как они сами, древним. Вспомнил журнал «Ной» Вардвана Варжапетяна с о списком ста знаменитых евреев и армян, – у первых из ста знаешь по крайней мере девяносто, у вторых... но прощаешь журналу за его остроумную находку: у первых и вторых, там и здесь назван Гарри Каспаров: еврей по отцу, Вайнштейн, и армянин по матери, Каспаров… Впрочем, и Колумб считается евреем, хоть и был примерным католиком, но семитские черты: орлиный нос, чувственные полные губы, – мама его Сусанна Фонтерозас была якобы из маранов, или еврейкой, насильно обращенной в христианство, но тайно исповедовала иудаизм; он сам о себе говорил как о продолжателе рода царя Давида, одна из подписей расшифровывается как ивритская, женат был на девушке из семьи маранов, к тому же использовал в плавании наиболее совершенные навигационные приборы, созданные евреями: металлическую астролябию, сконструированную Закуто (Авраам бен-Шмуэль, который составил кроме того усовершенствованные астрономические таблицы, которыми пользовался Колумб), и квадрант, предложенный Герсонидом (Леви бен-Герш). А в открытую им Америку хлынули первыми мараны, потом – евреи, что также, очевидно, говорит в пользу еврейского происхождения Колумба. И еще (последний удар!): в одной из книг Колумба не случайно был приведен стих псалма: «Кто даст с Сиона спасение Израилю?» Мои земляки считают Дон Жуана персидским тюрком, может, это и так.
Всюду проводятся раскопки, от которых – эти самые торчащие и разбросанные камни, плиты, колонны, куски каких-то фигур; кажется, никогда не завершатся здесь раскопки, будут длиться так долго, что почти что вечно, ибо человеку не проникнуть к тому последнему слою, где начался город, а слой этот – почти земная сердцевина.
Нет, Слово бессильно передать ощущение от Старого Города: такое же было у меня и при виде небоскребов Нью-Йорка, будто это устроено не обычными людьми, а сверхчеловеками, решившими удивить простых смертных. Но там, в Америке, казалось, что сверхчеловек есть сам дьявол, а в Иерусалиме все это великолепие воспринимается как рукотворное, но возведенное людьми Писания, как говорил об иудеях и христианах Мухаммед, или библейскими первочеловеками, которые – тут и веришь! – жили и 300, и 600, и все 900 лет, – лишь сочинившие Библию и могли сочинить такой Город!.. Иерусалим – это Библия: они равноценны и очень соответствуют друг другу.
Центр мироздания? А краеугольный камень – под бывшим Храмом, где нынче Мечеть Омара, или, как считают христиане, – под Храмом Гроба Господня? У Мухаммеда спросили, а он им: Для Всевышнего эти расстояния (между Храмовой горой и Масличной) не столь значительны, чтобы это нам оспаривать.
22 марта, птн.
Снова – в Старый город. Евреи-ортодоксы в черном до тех пор, пока не восстановится Храм. Мессия придет на белом осле (и для туристов – вот он, живьем белый осел!..), войдет в Иерусалим (эти ворота мусульмане замуровали, как будто Мессия, если явится, не найдет другого пути). Вид на город: вдалеке и вблизи широко раскинутые холмы и горы, одна из них – Масличная, или Елионская гора; арабские поселения не выдерживают сравнения с еврейскими по изяществу, зелени и дизайну, серые невзрачные дома, пыльно-неопрятные и грязные улицы, однообразные плоские крыши, но более или менее привлекательны минареты.
Идешь по Старому городу – и вдруг открывается новая гигантская площадь, снова улицы, а ты идешь и идешь, – все дороги ведут к Храмовой горе!..
Стена Плача... – плач у разрушенной крепостной стены Храмовой горы, – площадь гигантская, над которой высится другая, не менее гигантская, и здесь разом могут уместиться сотни тысяч!.. Стена Плача как первый – продолжается по сей день – символ памяти, а именно память дает приобщение.
Проход через магнитную арку, мимо вооруженных солдат, – и перед тобой открывается во всем великолепии легкая в изяществе Мечеть Омара, огромный золотой купол, вокруг высокие арки, якобы – подключился к русской группе – здесь будут в день Страшного суда установлены Весы для определения благих и греховных дел.
Всюду видны холмы: здесь воочию постигаешь, в отличие от распространенного утверждения, но часто – лишь на словах, что столицы располагаются на семи холмах: Иерусалим действительно возведен на холмах.
На Храмовой горе Христос воспринимается как недалекое прошлое; еще бы, во времена Христа городу было тысяча лет!.. А Мухаммед – это всего лишь вчера.
24 марта, вс.
В ближайший к Тель-Авиву городок Батьям, где ждут меня в гости Алексины. Очень хочет встретиться, объяснял, как к нему проехать, район, где вдоль всего побережья выстроены великолепные отели. Рассказывает, что его навещали знаменитости: Евтушенко, покойный Юрий Левитанский, еще и еще имена… «...У меня (это Алексин) вышло здесь несколько книг, в Москве должен был выйти двухтомник произведений, получивших Государственную и Международные премии, уже верстка была, но сказали, что будут издавать только русских по рождению писателей, рассыпали набор, и я, выступая в Большом театре, сказал, что у нас набирает силу фашизм, Борис Николаевич (Ельцин) меня поддержал, а на следующий день посыпались звонки с угрозами, шантажом, я потерял покой, зрение испортилось, так что пришлось нам с Танечкой уехать», – оправдывается? И правильно сделали, что уехали!.. Подарил две книги: одну издал с помощью каких-то государственных субсидий, вторую – за свои.
– Ты ответь мне как на духу: разве тогда нам было плохо? И почему сегодня лучше, чем вчера?
Я ему (ответ созрел там): – На этот вопрос имеют право ответить и должны бы ответить те, которых то самое вчера лишило жизни! Они ответить, увы, не смогут, а мы с тобой, кому было тогда хорошо, не смеем.
– Да? – и больше не ностальгировал. А прежде: – Но ведь было хорошо, признайся!
25-го марта, пнд.
…Итак, продолжу (дважды выключалось электричество, компьютер барахлил; и всю ночь дождь, грохотало, взрываясь над головой, небо, сверкали молнии, точнее, сначала вспыхивало небо, потом доносился грохот и – ливень!). Лиля, жена Виктора Шапиро, повела в древнюю Яффу!.. То светит солнце, то ветер, ливень, и в двух минутах – бурлящее Средиземное море. Квартал художников. Серебряные – с позолотой и даже с золотыми вкраплениями – фигурки, подсвечники, статуэтки, модели всякие, – Галерея Франка Майслера, кажется. Кафе Аладдин, вид на Тель-Авив, а у самого берега – бутафорский минарет, но внушительных все же размеров, с полной луной.
К Павлику Шатайло в Ришон-ле-Цион, первый город сионистов, заложили в начале 20-х годов переселенцы из Европы и Америки.
Гулянье по городу, и чтоб я заострял внимание на трущобах и видел, как здесь плохо… Гастроном «Баку». В обшарпанном сыром полуподвале, «У меня ключи!» – здесь местное отделение Израильской компартии: комната (клуб?), бюстик Ленина и на полках собрание его сочинений… Мне приехать в Ришон ле-Цион, чтобы посидеть здесь?
«Хотел бы выступить у нас?» – спрашивает меня (имеется в виду ячейка). «Ты с ума сошел!» – улыбаюсь Павлику.
И снова Иерусалим. Город, сводящий с ума. «Иерусалимский синдром», опасные места у христиан: Церковь Гроба Господня, Голгофа, Скорбный путь, а у евреев Стена Плача и Гора Олив; лечение – не разубеждать, что он (или она) мессия, соглашаться и увозить домой, там в привычной обстановке быстро приходят в себя.
28 марта, чтв.
Хайфа, Фима-Ефим Шапиро и его жена Лиля (в кабине лифта наклеены стихи о том, как ухаживать за домом).
Надо же: в Хайфе бакинская община отмечает… 90-летний юбилей большевистской газеты «Бакинский рабочий»!.. Собрались три поколения сотрудников! Савва Перец со значками в честь юбилеев Бакрабочего, выпущенных в 1956, 1966, 1976 и 1986 годах. Первый номер газеты, стенгазета в честь юбилея, редкостные экземпляры, удостоверение, Саша Халдеев (главный чайханщик: открыли чайхану в Хайфе), здесь главные редактора газеты, живущие ныне в Хайфе, – Письман, Окулов... Вспомнили и о первом советском редакторе Петре Чагине – и в связи с Есениным тоже: именно он пригласил поэта в Баку. Кто-то сказал: «Если говорить о теме интернациональной, еврейской...» (через запятую!). И еще: «Каждый должен жить в своем доме» (!?). Мирон Фель из знаменитой для бакинцев фамилии, жена – азербайджанская композиторша Эльмира Назирова… Мануил Пейсаченко просит передать привет бакинцу-москвичу Александру Кикнадзе, а заодно посылает ему заметки о хайфинской чайхане, куда перекочевали из Баку стаканчики-армуды, чай бархатный-мехмери, кусочки мелко наколотого сахара, коими угощал меня и Гриша Гомельский, гордясь верностью традиции.
Зоя Мухина – последняя еврейка, принятая в газету; ей так и не удалось опубликовать в Баку нашу с ней беседу в связи со скандальными «Семейными тайнами»; за полтора года она выучила иврит и ныне преподает в ульпане: бакинская закалка позволяет войти в новую жизнь.
Тоска по прошлому и стремление выговориться. Любитель-певец играл на расстроенном пианино и пел – смесь из песен военной поры, для меня, – говорит, – война была никакая не мировая, а Великая Отечественная! И о том, сколько евреев участвовало в войне с фашизмом (из какой-то русской израильской газеты): в американской армии их был 470 тыс., в английской – 140 тыс., во французской – 90 тыс., а в советской – полмиллиона!.. По Героям Советского Союза евреи на пятом месте после русских, украинцев, белорусов и татар.
Вопросы о Чечне, Карабахском конфликте, выборах в России президента, и я им: – Победит коммунист Зюганов, но подтасуют, останется Ельцин…
Ночью ветер разрывал ставни, готовый сокрушить все на своем пути, – как наш «гилавар», гонит воду в море, идет хамсин, потом вдруг ветер другой, противоположный, как наш «хазри», изгоняет на сей раз хамсин, и – прохладно.
31 марта, вск.
Поездка в Маалот: Хайфа–Нахария автобусом, далее маршрутное такси за 7 шекелей, остановка Шхуна хадаша, то есть Новый район, переименованный недавно в Шхуна Ицхак Рабин. Шофер араб. Подводя меня к машине, один из пассажиров спрашивает у шофера: Кейф-аhваль? Арабка в автобусе всю дорогу говорит с ним, частые ее слова: Мектуб. Кисмет. Восклицания, удивленье: Аллаh! Аллаh!..
Московские друзья Елена Елизаровна Миропольская и будто помолодевший, – 80 лет ему! – Давид Соломонович. Скульптурные парки во всех городах. Спонсоры – зарубежные евреи-миллионеры. Вдалеке на фоне синего неба – два холма, две горы, похожие на две женские-девичьи груди, так и называются: Девичьи груди. Все смотрят 1 и 2 программы ТВ России, живут Россией (а бакинцы живут Баку).
Накануне моего приезда ливанцы из наших «катюш» обстреляли пригороды Маалота (Всем в бомбоубежище!.. они у каждого в квартире, бетонированная комната).
Не забыть, как ко мне подсел молодой парень, сообразил, что я русский (русская речь повсюду, но ощущение, что лет через 20 русскоговорящая цивилизация исчезнет):
– Насовсем (похож на еврея?) или в гости?
– В гости.
– Не надо думать: надо переезжать насовсем.
– А вы откуда?
Рассказал, что из Севастополя, работал инженером-механиком на судоремонтном, здесь – сварщик на заводе, едет на работу.
– Как вам нравится Израиль?
– Как и в любой стране, много плюсов и минусов, – толкую про экономику, а он мне вдруг:
– Это все не главное! Главное, что это моя страна, и я работаю на свою страну, я здесь не чужой, и никто не скажет мне: жид. Вы видели молодых девушек с автоматами на плечах? Они знают, что защищают!..
И о том, как канадский миллионер собрал по Израилю всех детей алимов, достигших совершеннолетия, девочки 12 лет, мальчики 13, всех было человек пятьсот, заплатил деньги, и повезли всех с родителями на многих автобусах в Иерусалим, где у Стены Плача, раввин, люди от правительства, мэрии, ввели их, так сказать, в сан совершеннолетия, бармицва у мальчиков, батмицва у девочек: с этого момента дети отвечают за свои поступки сполна и самостоятельно.
О том еще, что едут к ним двоюродный брат с русской женой, она спрашивает, везти ли ей водку, думая, что мы нуждаемся, а я ей: «Налью тебе целую ванну водки!..» И дважды мне, выходя тоже («Вот мой завод!»): – Приезжайте не раздумывая!»
1 апреля, пнд.
Снова Маалот. Улицы кружные – Царя Соломона, Царя Давида, Царя Саула... и живописные кавказские виды. Оплатил экскурсию на Мертвое море, состоится, если чего не напутаю, в воскресенье 7-го. И тут позвонил из Тель-Авива Саша Гольдштейн, вслед за отцом, знак внимания, что никак не удаётся нам встретиться.
3 апреля, ср.
С Майей Гринберг снова в Хайфу, к Фиме Шапиро: Пейсах в хостельской квартире матери Лили Сарры. Обращаюсь к ней: «Сара-ханым», распространённое у азербайджанцев имя, тут вся их большая семья.
5-е апр.
Сейчас вечер, и именно в этот миг я слышу доносящийся в окно великолепнейший – мощный и сильный – голос муэдзина, призывающий на молитву, – о голосе этом рассказывала Елена!.. Как просыпалась сначала от звука воды – кто-то принимал душ, и начиналась еврейская молитва, тихая, будто слова перебирает, потом муэдзин, и почти одновременно с ним – запели колокола из Старого города: далеко, но слышно так, будто где-то рядом – ветер доносит, ничего не теряя, никого не выбирая и не смешивая.
4 апреля, чтв.
Хайфа, пляж. 70 лет Борису Шахновскому, ресторан «Москва» (!). Юбиляр в свое время категорически не хотел сюда ехать, а когда женился, сказал жене Циле (двоюродной сестре знаменитого бакинца Ефима Гурвича): «Мы женимся, и ты запомни: сначала партия (коммунистическая), а уж потом – семья!»
Тамада – Мирон Фель, а я не свожу глаз: молодая, худощавая, изящная, вся в черном, на платье – глубокий вырез, серебряная цепочка на шее, только что с военной службы, – отслужила в армии (автомат на хрупком девичьем плече!), – неистово пляшет, извиваясь и изгибаясь, вся – страсть, вся – жизнь, вся – желание. Песнь песней!..
5 апр., птн.
Приезд в Иерусалим. Звонок Фимы, беспокоится, как доехал (он оказался по существу единственным, кому я не надоел и кто весь посвятил себя гостю). Вспомнил «Мой Дагестан» Расула Гамзатова: «Хозяин больше всего любит в своем госте его (удаляющуюся!) спину». А у нас, азербайджанцев, аналогичная поговорка: «Гость не любит гостя, а хозяин – обоих».
6 апр., сб.
Шаббат четвертый. Иерусалим, компьютер, звонки. Не забыть прислать Шатайло «Русский букварь» для их внука: не хотят, чтобы терял российские корни. Вышел гулять – глянул на видимый отовсюду великолепный и золотой Иерусалимский купол Омаровой Мечети!..
7 апр., вск.
Мертвое или Соленое (у евреев) море. Ждем автобус, украинец анекдот мне рассказывает: летят в самолете Ельцин и Шушкевич, мол, если угробимся, где будут больше всего горевать: в Москве или Минске? «Ни там, ни здесь, – отвечает Ельцин, а в Киеве. Потому что с нами нет Кравчука». А я украинцу – анекдот про покупателя, который в магазине спрашивает про глобус Украины.
Прохладно. Не забыть про цветущее Иудино дерево, как его называют в Крыму.
…Поздний вечер, а завтра утром – в Яд ва-Шем, два автобуса с пересадкой, встать надо в семь...
Бедуинам предлагали новые каменные дома, чтобы перешли на оседлый образ жизни, – отказались, а молодые-смышленые согласились: скот держать в этих каменных домах, а самим разбить шатры во дворах домов. Бедуинка на каникулах – помогает отцу пасти скот, а сама – студентка Сорбонны, знает иврит, свой, французский и английский! Чашка-финджан, а на донышке – три глотка кофе (угощают гостя). Горечь как символ трудной жизни, а потом сладкий чай – сладость надежды, что мир станет лучше. Верблюд, возле которого фотографируемся, боязнь, что плюнет.
Шатры бедуинов, они считают евреев и арабов пришельцами, а сами – коренные, жители пустыни. Холмы с зияющими чернотой дырами, пещеры, гроты. Отшельничество, пещерные монастыри, монахи-одиночки. В 4-м веке здесь было 40 монастырей.
Прощальный звонок Павлика Шатайло: начали ремонт комнаты, куда заводил меня, с ленинским бюстом. Туда бы картину Дали с трехметровыми ягодицами Ильича!
Слева – весь в зелени – Иерихон!.. Первый город, взятый Моисеем после 40 лет блуждания. Легенда про могилу Моисея на Моавских горах. Две могилы: снизу видят, что могила наверху, а сверху – что внизу. Тайна его погребения.
Пальмовые рощи (финиковые пальмы) в пустыне! Какие-то низкорослые деревца с широкой кроной в ущельях одиноко стелятся. Деревце веером, как хвост гигантской диковинной птицы, поднятый к небу и распустившийся. Заповедник Ейн Гэди, источник козленка, ущелье Давида, где прятался, спасаясь от преследования Саула, водопад в гигантском гроте был внутри, потом разрушил своды, и открылось небо, – подземные воды, которые собрались в известняковых породах, нашли выход, и снова уходят под землю, впадая в Средиземное море и Мертвое.
Кумранская община... Свитки Мертвого моря обнаружили бедуины. Кумранцы считаются ессеями; Флавий считает ессеем Иоанна Крестителя, даже Христа. Но ессеи давали обет безбрачия, а раскопки старых могил показали, что там захоронены и дети, и женщины. Аристотель о Мертвом море: человек и зверь не тонут, рыба не водится.
Бальзамин, соли, минералы, грязи. Вдруг – о, чудо!.. – впервые гид видит: корабль в Мертвом море!..
8 апр., пн.
В Яд ва-Шем!.. Темный зал со звездами на небе (эффект зеркалов), – когда умирает детская душа, на небе зажигается звезда, детей было уничтожено 1,5 миллиона!.. Именно об этом рассказывал в 70-е Григорий Канович (в Литве по гостевым в Израиль выпускали, и это мы тогда считали верхом демократии). Деревья в честь праведников. Праведник, по Библии, тот, кто спас чужую душу, рискуя всем и не преследуя никаких интересов.
Неделя Пейсаха: нигде не купишь хлеба, только маца! Жду Дениса. Завтра – в обратный путь. Поездка в Израиль была как возвращение в прошлое, – Баку и Москву.
День отъезда. Завтрак-обед-ужин.
Аэродром, допрос с пристрастием: кто молодой парень, провожающий меня? Не террорист ли я? Кто пригласил? Где жил? Кто я? Ах, писатель? Докажите! И я им – членский билет СП СССР с орденом Ленина. Назвать поименно, у кого и где жил. И я им – список телефонов с городом и именами. Не передавали ли мне вещи? Сам ли упаковал свой багаж?.. Наконец, пропускают. Как бы такое было в Баку? Отозвали б в сторонку. Мурыжили б, пока не дашь взятку. Возмущение?! Начальство вам позвать?! Начальник: Я ничего не решаю, договаривайтесь сами! И, выведенный из себя, предлагаешь: «Сколько?»
9 апр., вт.
После удачного приземления – аплодисменты пассажиров, это стало традицией. Из цветущей весны в ещё продолжающуюся зиму: в Москве снег.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Израиль»]
Дата обновления информации (Modify date): 09.12.09 17:21