Приобретенный рай почтальона Шеваля Exegi monumentum...
Первое, что приходит на ум после просмотра памятника, – это назвать его восьмым чудом света. Однако, моментально отдаешь себе отчет в том, что это не так, что это нечто другое. Не потому, что он гораздо выше или ниже тех семи, и потому ни в какое сравнение с ними не идет. А просто потому, что памятник этот сам создает свой ряд, становясь первым в новом списке новых чудес человеческого гения. А ведь подумать только, автор и создатель этого чуда скромный сельский почтальон. Зовут его Фердинанд Шеваль, или просто, как французы говорят, «фактор Шеваль».
...И работал он 33 года, десять тысяч дней, 93 тысячи часов, использовал тысячу кубометров камня, три с половиной тысячи мешков извести и цемента, чтобы один, без чьей-либо помощи, как он сам говорил, «реализовать свою мечту» и назвать ее «Идеальный дворец».
Что же толкнуло человека на этот невероятный творческий подвиг, откуда бралась та мощная энергия фантазии, духа и тела, необходимая для такой титанической работы?
Почтальона Шеваля наверное можно сравнить с монахами, которые одни, в течение многих лет, выдалбливали в твердых каменных породах часовни и даже монастыри. Но его «Идеальный дворец» все-таки нечто совершенно иное: это явление уникальное, не имеющее аналогов. И не только потому, что монахи-отшельники создавали классические формы и были побуждаемы исключительно религиозными чувствами, а он подчинялся какому-то призыву, идущему из самых глубин, из тех времен, когда Европа была дном океана, когда рыба выходила на сушу, чтобы положить начало млекопитающимся.
Фердинанд Шеваль родился 19 апреля 1836 г. во Франции, в небольшом селении Шарм, на севере департамента Дром. Ему было одинадцать, когда скончался отец, а в 19, он потерял и мать. Смерть родных и близких будет сопровождать его всю жизнь, но сам он проживет до 1924 года, пока не закончит свой дворец. Впечатление, что сам Господь его бережет, ценою жизни родных, чтобы он сумел исполнить свою миссию.
Шеваль освобождается от воинской повинности и, женившись на юной Розали, обосновывается недалеко от своего Шарма, в Отриве, где проведет всю жизнь и построит свой дворец.
Мечтательность его характера проявилась еще в юношеские годы. Шесть лет он путешествует. Есть предположение, что он побывал даже в Алжире. Любит читать, особенно сказки. В свою будущность учеником булочника, он настолько увлекался по ночам чтением, настолько отрывался от реальной действительности, что только запах подгорающего хлеба и крики соседей заставляли его пробудиться от своих грез...
Шеваль предпочитает одиночество. Он бросает жену. После чего теряет своего годовалого ребенка. Он совершенно не способен зарабатывать на жизнь и из-за своей мечтательности не может долго продержаться ни на одной работе. Среди крестьян, мыслящих конкретно и реально, его поведение вызывает вначале удивление, затем возмущение. В итоге, молодой и здоровый «мечтатель» оказывается в полном одиночестве, окруженный стеной агрессивного непонимания, ибо в глазах односельчан он самый настоящий бездельник.
Но Шеваль, будучи сам крестьянином и прекрасно понимая причину всеобщего негодования, тем не менее продолжает мечтать... наяву. Он часами бесцельно бродит по полям и лесам. Это его пристрастие наталкивает местное начальство на мысль назначить его на должность сельского почтальона. Шеваль с радостью принимает предложение: теперь он может бродить по округе целыми днями в полном одиночестве, но уже на законных правах и основаниях...
Итак, в тридцать лет, за 490 франков в год, он обязан носить почту: 8 часов ходьбы, 4 километра в час – таков договор. В течение двадцати пяти лет он будет ходить более тридцати километров в день! От зари до сумерек. Ему нравится эта работа. Ежедневно он ходит по одному и тому же маршруту: Отрив–Терсан. Это однообразие нисколько не утомляет его, потому что он наблюдает... изучает окрестность по-своему. «Я проходил каждый день, – напишет впоследствии Шеваль, – по региону, где море оставило явные следы своего пребывания».
Шеваль не историк и не геолог, но он постиг это своим безошибочным чутьем, интуицией, ибо в мечтаниях постоянно возвращался к своим доисторическим корням.
Жена его скончалась молодой, в 1873 году. Безразличие Шеваля возмущает все селение. Однако, это не черствость души, не бессердечие. Шеваль мечтатель, он не мог быть таким. Просто он уже чуть-чуть «не от мира сего», он ушел с головой в свою сказку, свою мечту. «Моя мечта, – пишет он, – казалась мне порождением какого-то больного воображения, и я не смел с кем-либо поделиться о ней. И как только я о ней забывал, какой-либо случай возвращал меня к ней. Итак, я споткнулся о что-то и чуть не упал. Мне захотелось увидеть вблизи мой «камень преткновения». Он имел такую странную форму, что я его подобрал и унес с собой. На следующий день я вернулся туда и нашел более красивые камни... и это меня воодушевило». Этот камень стал не только «камнем преткновения», но и основополагающим... Тогда ему было уже 43 года. «Мечтатель вдруг проснулся и спустился на землю», – пишет французский искусствовед Клод Бонкомпен об этом случае. Думается, что это не совсем так. Величие и гениальность скромного сельского почтальона именно в том, что он мечтал наяву и видел сны с открытыми глазами. Он никогда не искал спасительного убежища от действительности и, тем более, не предавался неосуществимым грезам. Наоборот, он оставался крестьянином до мозга костей и твердо стоял на земле. Просто грандиозность его мечты требовала времени, осмысления, для точного воплощения своего непростого замысла. И день этот знаменателен тем, что бродящие, зреющие в его голове мечты-идеи, наконец, обрели, нашли свою форму, по меньшей мере материал для их осуществления: камень. Более того, в этих камнях, незаметно пролежавших миллионы лет, он увидел красоту! И красота эта была естественной, природной. Шеваль продолжает: «И тогда я сказал самому себе: поскольку природа сама создает скульптуры, я стану архитектором и каменщиком».
Ряд искусствоведов, изучавших чудесное творение Шеваля, безуспешно пытались найти источники его вдохновения, образцы подражания среди современных, известных ему имен, таких, как например, Гюстав Доре. Биографы почтальона отмечают, что среди его любимого чтива были популярные в те дни иллюстрированные журналы. Есть предположение, что в 1878 году он побывал на всемирной выставке в Париже.
Но не стоит наверное искать следов влияний в уникальном творении Шеваля, ибо он практически никак не мог оказаться в сфере притяжения какого-либо цивилизованного гения. Скрупулезно изученный теоретиками феномен влияния показывает, что в нем действует известный принцип спроса и предложения. Между тем, «сновидения» Шеваля, в действительности, были поиском путей для естественного возвращения к природе, для безболезненного преодоления того панциря цивилизации, в который закован человек новых времен. Ему надо было найти тот единственный модус вивенди, который объединит его время с доисторической эпохой того океана, по дну которого он ежедневно шествовал, нося свою почту. У него не могло быть спроса на многочисленные предложения творцов от культуры. Шеваль творил самый настоящий ар брют – необработанное, некультурное искусство, находящееся под всеми слоями культуры, являющееся выражением нашего чистого, цельного естества. Это искусство маргинала, который оказался за чертой, вне цивилизации и дорожит своей ситуацией.
Однако, нельзя утверждать, что «Идеальный дворец» Шеваля, хотя бы внешне, не напоминает ни один из стилей мировой архитектуры. Местами он похож на отдаленный аналог индуистских храмов. Поражает также сходство с его великим современником Антонио Гауди. В основе этой внешней схожести лежит естественная тяга к природе и определенная эстетика «Ар нуво» со своим нормированным возвратом к природе. У первого это порождает буйство фантазии, у второго стихия природы так или иначе ограничена определенной функциональностью архитектуры.
Формы Шеваля как будто растут из земли, они как деревья, как ветки, плоды. Семена этих природных форм он долго носил в себе, пока в тот знаменательный день не обнаружил свою полную идентичность с природой: он и земля мыслят одинаково. Ведь этот чудо-дворец называется также и «Храмом природы».
Итак, он обнаружил, что простой неотесанный «камень намного красивее самой красивой скульптуры, созданной человеком».
Остается собрать, организовать эту красоту. Шеваль начинает собирать камни, в самом буквальном смысле, благо, его служебные обязанности вполне способствуют этому «побочному» занятию. «В течение нескольких дней я собрал много камней, что не доставило большого удовольствия моей жене. С этого и начались мои неприятности. Я носил с собою корзины. Я ежедневно разносил почту на расстояние более 30 километров и значительную часть этого пути я ходил с тяжелой корзиной на спине весом более сорока килограммов». И, опережая удивленный вопрос трезвых «реалистов», почему он их не собирал поблизости, вокруг своего Отрива, Шеваль добавляет: «Я вам скажу, что каждая местность имеет свой особый камень».
Каждый камень имеет для него свою неповторимую красоту, но он не в состоянии перенести к себе все сразу. Он собирает камни в отдельные кучи, затем, вечером, после тяжелой работы, возвращается туда с тачкой. Самые близкие кучи находились на расстоянии 4-5-ти, а порою и 10 километров. Нередко приходилось перевозить этот груз до 3-х часов ночи.
«Я не могу рассказать все, что мне пришлось претерпеть...», – пишет он. Речь, конечно, идет не о физических трудностях. Шеваль отличался на редкость крепким здоровьем и невероятной выносливостью. Он подразумевал отношение окружающих к реализации своей мечты. «Они меня принимают за сумасшедшего», – пишет он. Нетрудно представить возмущенное удивление близких, да и, пожалуй, односельчан: вчерашний «бездельник» занимался каким-то бесполезным трудом, строил что-то непонятное. В глазах прагматичных крестьян это могло выглядеть чудовищным безумием.
Однако, Шеваля ничто не могло остановить. В мае 1895 года он уходит на пенсию, чтобы впредь полностью посвятить себя осуществлению своей мечты. Он уже заканчивает большой фасад своего дворца, который украшают три огромные удлиненные фигуры: Цезаря, Версинжеторикса и Архимеда, известных персонажей из римской, гальской и греческой истории. Не имеет смысла искать в них портретного сходства, они как «три капли воды»похожи друг на друга. Но удивляет другое: их тела покрыты щебнем, и это, на определенном расстоянии, напоминает рыбью чешую. Неизгладимая память об отдаленных «океанских» временах. Трудно сказать, почему он своих великанов окрестил именно этими именами, как и трудно найти что-либо ярко выраженное, египетское или индийское в одноименных храмах, составляющих одно целое с «Идеальным дворцом». Исключение составляет лишь тема «Адам и Ева», ярко-иллюстративно представленная на северном фасаде. И, пожалуй, евангельские мотивы, которые более или менее соответствуют своим прообразам.
Почтальон Шеваль и построенный им замок
Закончив полностью внешнее оформление дворца, Шеваль начинает «проникать внутрь» своего творения, а попросту, – рыть проходы, галереи, пещеры. Он стремится проникнуть внутрь своего строения, словно в самого себя...
Он роет галерею длиной более 20-ти метров, соединяя тем самым восточный и западный фасад. Над входом возвышается мечеть с надписью: «Аллах и его сады наслаждений». Вообще, галерея изобилует множеством афоризмов, надписей и сентенций. Стены украшены изображениями различных животных, растений и деревьев. Каждый сантиметр носит отпечаток творчества. «Помни, человек, – гласит одна из надписей на стенах пещеры, – что ты всего лишь пылинка. Бессмертна только твоя душа».
Это не просто аллюзия с библейской моралью. В устах Шеваля эта сентенция приобретает иной смысл: материя, обогащенная духом, возвращается обратно в природу. И словно в подтверждение вышесказанного, о том, что он не строил, а растил, «выращивал» свой дворец, чуть дальше читаем другую сентенцию: «Я искал и нашел: сорок лет я усердствовал, чтобы забил ключом этот феерический дворец». Для него это родник, вода – начало всех начал!
Шеваль все больше и больше углубляет эту идею: «Я черпал свой гений из источника жизни». Рытье подземного прохода символизирует этот возврат к природе через себя, через свое творение. Он «выращивал» его, чтобы с его же помощью, через него же вернуться к «источнику». И возврат этот должен был произойти именно здесь, в пределах его «осуществленной мечты».
По завершении строительства дворца, после кратковременного отдыха, Шеваль вновь берется за работу. «Слева от большой пещеры я начал строить гробницу друидов, но из-за нехватки камня не смог закончить ее. Справа я вырыл гробницу: под землей, на глубине 3-х метров, находятся два погреба с двумя каменными гробами...» – пишет Шеваль.
...Второй гроб предназначался для жены. На это она отреагировала возмущенным удивлением: «Как?! Чтобы я была погребена там и чтобы надо мной ходили люди?!»
Однако настоящая битва предстояла с местной администрацией и священником, которые были категорически против «странного решения безумного почтальона», – частные погребения были запрещены. Бороться с этими людьми было бесполезно. И Шеваль находит своеобразное решение проблемы: в этом погребе он создает своеобразную гробницу для инструментов и предметов, которыми пользовался, воздвигая свой дворец. За железной решеткой он ставит тачку с ведром. Более того, наделяет их душой и «голосом», чтобы и они могли общаться с потомками. Вот как «говорит» тачка:
Я верный друг
Толкового работника,
Который каждый день
Выполнял свою маленькую норму...
Позднее Шевалю удается купить право быть захороненным у себя в саду. Как приложение к своему «Идеальному дворцу», в течение десяти лет он строит свой склеп, который называет «Гробницей тишины и бесконечного покоя», и будет в нем похоронен в 1924 году.
Очевидцы рассказывают, что еще при жизни Шеваля один иностранный офицер не поверил, что дворец построен руками лишь одного человека. После этого случая Шеваль решает записать историю создания «Идеального дворца». Поначалу он диктует ее своему сыну Сириллу. Позднее создается официальный документ, скрепленный печатью мэрии и подписанный важными персонами Отрива: Господином Полем Рейно – директором молочного кооператива, Бре Мариусом – торговцем и заместителем мэра, Мишелем Жу – булочником и, наконец, самим мэром. Документ этот начисто лишен официальной сухости и суровости и тоже носит на себе отпечаток ар брюта. Кроме заявлений самого Шеваля, в нем можно прочесть целую серию стихотворений местных бардов, воспевающих славу почтальона. Этот странный документ составлен и подписан 17 августа 1924 года, за два дня до кончины Фердинанда Шеваля.
Итак, человек, презираемый своими родными и односельчанами, становится знаменитостью. Одним из первых его замечает Андре Бретон, который в 1932 г. в своем сборнике «Седовласый револьвер» напечатал стихотворение «Почтальон Шеваль». «Идеальным дворцом» восхищаются Лоранс Даррел, Александр Виалатт, Рамон Гомес де ла Серна и многие другие. Отрив становится местом паломничества. Односельчане и родные приятно удивлены: «бесполезное занятие» чудаковатого почтальна обернулось для них невероятной выгодой. ...Шевалю все-таки удалось заставить этих меркантильных людей взглянуть на Мир иначе.
Намного труднее было пробивать стену непонимания бюрократии от искусства.
Постоянный приток посетителей ставит перед необходимостью расходов по содержанию памятника: обслуживающий персонал, мелкий ремонт и т. д. Составляется досье со сметой расходов и представляется в Министерство культуры. Ответ был таков: «Там все безобразно. Это прискорбное сумасбродство, зародившееся в голове простого мужика. В данном случае не может быть и речи об искусстве».
На второй запрос в 1968 г. был получен ответ повежливее, но по бюрократической глупости ничем не уступал прежнему: «Эта конструкция не соответствует закону 1913 г.».
Только Андре Мальро, став министром культуры, включил дворец Шеваля в список памятников, охраняемых государством. Вот отрывок из его речи, произнесенной в сенате: «Что такое “Идеальный дворец”»? Это единственный памятник архитектуры ар наив. Это искусство общеизвестно, но оно еще никогда не было выражено в архитектуре... Это феномен не только общефранцузского значения, но и мирового... Было бы ребячеством не внести его в список и ждать пока он разрушится. Мы, французы, имеем шанс быть обладателями единственного в мире архитектурного произведения ар наив».
Однако, с признанием гения почтальона Шеваля больше всех опоздало его родное Министерство почты. Первая марка с его изображением вышла лишь 30-го июня 1984 года, когда он уже был признан во всем мире.
Сегодня Шеваль окончательно «канонизирован» искусcтвоведами. Его уже не причисляют к ар наиву, как это сделал Андре Мальро, а считают истинным представителем ар брют. В единственном в мире Музее «Ар брют» в Лозанне, его творчеству отведен отдельный стенд, ему посвящаются солидные монографии. Он, конечно, и не мечтал о такой славе. Ибо, в отличие от «культурных» художников, творил не на своего зрителя или читателя, пусть даже самого тонкого и благородного, а выполнял «заказ» природы. Он был вне культуры. Его «дворец» был самой настоящей утопией, но обрашенной в прошлое. Правда, строение Шеваля было совершенно непригодно для нормальной человеческой жизни, как и все реализованные утопии, но утопия его, в отличие от иных, не навязывается, как единственно спасительное средство. В данном случае его утопический «эгоизм» обернулся настоящим альтруизмом: он строил для себя, а построил для нас – «память о потеряном рае».
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Франция"]
Дата обновления информации (Modify date): 20.10.09 17:48