Юбилей
Пушкин и Я
(Эссе)
«Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом...»А.С.Пушкин, 1830 г.
Сегодня – 6 июня 1994 г.
Я сижу в своём номере пансионата с громким названием «Знание». В окно ко мне «заглядывают» головы зелёных гор, обрамляющих эту местность.
Эта местность – курортный посёлок Кудепста, что совсем близко от Адлера, что недалеко от Сочи, что совсем далеко от Москвы, откуда мы с дочерью приехали на краткосрочный отдых.
Каждое утро, проснувшись спозаранку, мы выходим на балкон и говорим:
– Здравствуй, Чёрное море!
Каждый вечер, смыв морскую соль, готовясь ко сну, мы выходим на балкон и говорим:
– Спокойной ночи, Чёрное море!
– О, Чёрное море! Чёрное море! Каким бы чёрным и трагическим ни было твоё сегодняшнее имя, каким чёрным и трагическим ни была бы судьба государей, флотоводцев, пытавшихся тобою завладеть, есть, есть в тебе и немеркнущее Светлое!
И для историков, ищущих разгадки тайн имён и событий веков минувших, и для художников – слов, кисти, музыки, – находящих в тебе таинства притяжения и вдохновения!
Сегодня, 6 июня, родился Пушкин. В Москве.
Когда мне было два годика, Европа широко и шумно отмечала 100-летие со дня кончины гениального поэта.
В России не очень-то принято отмечать траурные даты. На моей Родине – тоже.
Моя Родина – Армения.
Армения, никогда не имевшая общих границ с Россией, всегда была вместе с ней: и «верой, и правдой», и в беде, и в победе, плечом к плечу вместе – против общего врага.
И культурой тоже – всегда была вместе с Россией.
Сегодня, как и на протяжении всей недели, радио и газеты упоминают имя Александра Сергеевича Пушкина. Упоминают и под музыку, и без.
Сегодня мир отмечает 195-летие со дня рождения человека – гордости всех народов. В особенности двух: одного – славянского, одного – арабского.
195! Это не круглая, это не юбилейная дата.
Это – дата!
Она в просвещенных людях рождает желание, с одной стороны, вернуться к биографии человека, своим творчеством обогатившего мировую цивилизацию, с другой – попытаться найти нечто доселе неизвестное, неведомое, что никогда не исключено.
А не найдётся – не беда! Закрепим в памяти известное. Повторенье – мать ученья!
Отодвинув в сторону всё запланированное, задумался над именем Пушкина и я.
Отсюда и заголовок «Пушкин и я».
Действительно, как это имя вошло в мою жизнь?
На первый взгляд, так нескромно – «Пушкин и я».
Напомню бородатую притчу. Молодому, подающему надежды скрипачу, назойливый журналист через каждые десять лет задавал один и тот же вопрос: «Кто величайший скрипач в мире?» Подающий надежды скрипач в разные годы отвечал по-разному:
В двадцать лет – «Я!»
В тридцать – «Я и Паганини».
В сорок – «Паганини и я!»
В пятьдесят – «Паганини!»
Мне сейчас – за пятьдесят. Но для меня никогда – ни вслух, ни в мыслях – не стоял такой вопрос.
Для меня Пушкин всегда был первым поэтом России и моим. Даже тогда, когда моими кумирами были: Хлебников, Маяковский, Бальмонт... Кстати, Лев Толстой в молодости Пушкина ставил на третье место среди любимых русских поэтов. Повзрослев, передвинул его на первое место.
Итак, «Пушкин и я».
Я впервые услышал и запомнил это слово, когда меня – дворового, курчавого, черноглазого, смуглолицего армянина – награждали кличкой: «Пушкин». (Позже я сравнивал свою детскую фотографию с рисованными портретами поэта и – да простит меня Всевышний! – похож. Да мне и сейчас кажется, что похож).
Затем это слово я услышал на уроке русского языка в 4-ом классе армянской школы имени Хачатура Абовяна. Нам читали какое-то его стихотворение. Какое – не помню. Но помню, что мне было 10 лет.
В 11 лет, когда я уехал из Армении, я впервые увидел великолепный памятник Пушкину в Москве на Пушкинской площади.
В 12 лет, будучи московским школьником, я нарисовал этот памятник акварелью. (Тогда этот памятник стоял по левую сторону улицы Горького, если идти со стороны Кремля. Позже, в 1950 году, Пушкина ередвинули на правую сторону улицы Горького (ныне – Тверская). Ближе к магазину «Армения».)
Этот акварельный рисунок я бережно храню и по сей день.
В студенческие годы я прочел прекрасные строки прекрасной писательницы о прекрасном памятнике на прекрасной Пушкинской площади.
«Памятник Пушкина, ...памятник против расизма, за равенство всех рас, за первенство каждой – лишь бы давала гения. Памятник Пушкина есть памятник черной крови, вылившейся в белую, памятник слияния кровей, как бывает – слияния рек, живой памятник слияния кровей, смешения народных душ – самых далёких и как будто бы – самых...»
Так написала Марина Цветаева о скульптуре Опекушина, открытом в Москве в 1884 году.
После этого я – пусть не «черной», но «смуглой» крови – тесно связал с памятником Пушкина свои лирические свидания. Одно из них закончилось свадьбой, сыгранной в ресторане недалеко от памятника Пушкина, после чего в результате «слияния (моей смуглой) крови с белой родилась моя дочь Арпинэ – полу-полу...
Она сегодня в том возрасте, в каком я когда-то нарисовал памятник Пушкина. Сегодня моя 12-летняя дочь уже прочитала «Капитанскую дочку» А.С.Пушкина...
Надеюсь, полюбит автора не менее моего...
В московской школе я впервые наизусть выучил его стихотворение «Екзеги монументум» («Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»).
Люблю и помню это стихотворение и по сей день. В особенности строки:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал...
В Московском университете я выбрал себе семинар по Пушкину. Вёл этот семинар обаятельнейший человек, прекрасный педагог и крупнейший учёный – пушкинист, профессор С.М.Бонди.
Он привил нам, студентам, ещё большую любовь к Пушкину, к его творческому наследию.
Бережно храню я в своей библиотеке его книжку и по сей день. Есть в моей библиотеке и специальная полка «Пушкин», на которой собраны все имеющиеся у меня материалы по Пушкину: газеты, журналы, фотографии, книги самого поэта и книги о нем – его и моих современников.
Справедливости ради скажу, что таких специальных полок – одна на одного автора – ещё две. Тоже для любимчиков – Льва Толстого и Владимира Маяковского. Остальные мои книги стоят по русскому алфавиту – от «А» до «Я» независимо от величия, долголетия и родства авторов.
Нет, извините, есть у меня еще и специальный книжный шкаф, куда я собрал книги с автографами: друзей, коллег, товарищей и просто знакомых, стоящих друг за другом также по русскому алфавиту. От Алексина Анатолия, эмигрировавшего в Израиль, до Яковлева Юрия, не желающего эмигрировать никуда.
Итак, – «Пушкин и я».
Живого.., простите, движущегося, так сказать, Пушкина я увидел на сцене Московского театра имени Ермоловой. Тогда молодого Пушкина играл знаменитый актер, дважды превосходивший поэта по возрасту, Всеволод Якут. И почему-то он всё время говорил стихами. Даже там, где можно обойтись жестом и мимикой.
С другим актёром, игравшим Пушкина, я познакомился в доме, куда меня пригласил мой давний друг – виртуоз по приготовлению плова – бухарский еврей Илья Рубанов. Им оказался артист Цыганского театра Борис (фамилию не припомню). Он подарил мне свою фотографию в роли Пушкина. На фото – дата: 14.12.1981 г. Берегу я эту реликвию на полке Пушкина.
Бывал я и в настоящем пушкинском доме. Это был дом моего современника – Александра Сергеевича – праправнука Александра Сергеевича Пушкина, с которого в своё время лепил «своего» Пушкина известный скульптор Николай Никогосян, который и пригласил меня на поминки по усопшему потомку поэта.
«С потомком поэта я познакомился лет 50 тому назад, – вспоминает Николай Багратович, – сразу после войны. Он был праправнук Пушкина, но имел другую фамилию. Симпатичный был человек, знал японский язык, писал мне письма издалека. Однажды я начал лепить его голову и вдруг я заметил его большое сходство с посмертной маской Пушкина. Закончив портрет праправнука Поэта, я на этом же глиняном портрете стал лепить самого Пушкина. Сейчас эта работа у меня в бронзе».
Жена потомка поэта перед моим уходом подарила мне фотографию потомка возле бюста великого прапрадеда. Берегу я и эту пушкинскую реликвию. Кстати, позже в мастерской Никогосяна, среди прочих великих, я увидел и посмертную маску поэта...
Неприятное чувство я испытываю каждый раз, глядя на подобные вещи. Мне кажется кощунством, когда лицо человека (пусть и неживого! но человека) заливают белым гипсом! Б-рр!! Хотя и понимаю, что искусство требует жертв.
Конечно, бывал я и в других местах, связанных с поэтом. И в московском его доме, где он жил, и в Царскосельском, где он учился, и в церкви, где он венчался.
Есть ещё один интересный дом, где Пушкин читал своему другу поэту Вяземскому отрывки из «Бориса Годунова»...
Интересен сейчас для меня этот дом тем, что находится он в Армянском переулке Москвы, рядом с посольством Армении и бывшим Лазаревским институтом, основанным богатыми московскими армянами.
...Сейчас у меня на столе стоит портативный японский радиоприёмник «Сони». На какой-то его волне – турецкая музыка. Не скрою, люблю я восточные мелодии: и персидские, и арабские, и индийские. Они и инструментовкой, и грустной тональностью напоминают мне армянские народные песни. Про армянские мелодии Ромен Роллан говорил, что они, правда, грустны, но полны оптимизма.
А из-за окна время от времени я слышу всплеск других «волн»...
Нравятся мне эти волны: и радио-, и морские.
За окном – Чёрное море.
Чёрное море!
Некогда мой соплеменник – известный маринист Иван Константинович Айвазовский – написал теперь уже широко известную картину, изображающую Пушкина на берегу Чёрного моря. Айвазовский рисовал «берег Чёрного моря», а Репин – Пушкина.
Немного истории по теме: «Айвазовский – Пушкин».
Искусствоведы утверждают, что Айвазовский в своей жизни написал около 6000 картин.
«Львиная доля всех до сих пор написанных картин на темы из жизни Пушкина принадлежат И.К.Айвазовскому». Так писал составитель уникальной книги «Пушкин в портретах» (история изображений поэта в живописи, гравюре и скульптуре) Сигизмунд Либрович. «До сих пор» – это значит до 1890 года – времени выхода книги.
«Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой...»
Это первая строфа из известного стихотворения Пушкина «К морю». Именно это произведение вдохновило великого мариниста создать пять картин, изображающих, как пишет С.Либрович, Пушкина в обстановке величественного морского вида. И все они, кроме одной, служат иллюстрацией к этому небольшому – в пятнадцать строф – стихотворению. Написано оно было поэтом в 1824 году.
Первую из своих картин на пушкинскую тему Айвазовский пишет в 1880 году – «Пушкин на берегу Южного Крыма». Вторая картина называется «Пушкин на Урзуфе» (читай – Гурзуфе). Следующая картина – «Пушкин на берегу моря».
Три картины одного художника на одну и ту же тему!. Современники живописца упрекали его в неудачной передаче фигуры Поэта, и Айвазовский стремился к созданию безупречного образа Пушкина.
Четвертая картина под названием «Пушкин в Крыму с семейством Раевских» написана Айвазовским под впечатлением поэмы Н.А.Некрасова «Русские женщины», в которой есть эпизод, связанный с Пушкиным:
«... Все наше семейство поехало в Крым
И Пушкин отправился с нами...»
И, наконец, пятая картина...
В 1887 году два светила русского искусства совместно на одном полотне создают образ любимого ими поэта – факт, редчайший в истории живописи.
Инициатива принадлежала Айвазовскому. Он пригласил Репина как крупного специалиста по портретной живописи написать фигуру Пушкина. В сентябре 1887 года картина была окончена и выставлена в Петербурге – в год пятидесятилетия гибели Поэта, в день пятидесятилетия мариниста.
Нет, наверное, и поныне человека, любящего творчество Айвазовского и Репина, который бы не знал картину «Пушкин на берегу Чёрного моря» и не восхищался ею.
...Почти через сто лет я побывал в Доме-музее Айвазовского в Феодосии. Познакомился с его директором – крымским армянином Николаем Барсамовым. Посмотрел около 400 работ мариниста, подаренных художником его родному городу, но картин по пушкинской тематике я там не обнаружил.
Запомнилась мне последняя, оставленная на мольберте, незавершённая картина. «Взрыв турецкого корабля» называлась она.
Там за Чёрным морем – берег турецкий.
Там в Турции есть земли, на которых еще в начале XIX века жили армяне.
Там родились мои родители.
В одном таком городе, за сто лет до рождения моей мамы, побывал молодой Пушкин. И это отражено в его творчестве. Только Пушкин этот город называл Арзрум («Путешествие в Арзрум»), а у мамы в паспорте было написано «Эрзрум».
Ох, как мне хочется побывать там с целью посетить землю предков!
На этой многослойной в историческом разрезе планете едва ли сыщешь какой-нибудь кусок земли, который изначально и по сей день принадлежал только одному народу! Таковы законы Истории: сильные побеждали слабых и расширяли свои границы. Потом приходили еще более сильные... и так далее. Копнёшь метр – атрибуты одной нации, одной власти, копнёшь второй метр – другие модели и медали. Ещё глубже – еще сложней. Иди и ищи истину. И кто настоящий Хозяин этой земли, а кто оккупант!. Пушкин в своём труде описывает и эту землю, и её обитателей.
Кто знает, может, из окна своего дома его видел мой прадед?
Кто знает, может, мой прапрадед угостил Его холодной эрзрумской водой?!
Пил же я водку в доме у его праправнука!
Арзрум – Эрзрум.
Едва ли я когда-нибудь стал бы вникать в топонимику этого города, если бы не сегодняшние размышления «Пушкин и я».
Я ещё раз перечитал его «Путешествие в Арзрум», издателями именуемое повестью, и споткнулся о его справке о городе.
Пушкин пишет:
«Арзрум (неправильно называемый Арзерум, Эрзрум, Эрзрон) основан около 415 года, во время Феодосия Второго и назван Феодосполем». И приводит цифру жителей города во время его посещения – 100000 человек. Забегая вперёд, скажу, что в 1930 году в Эрзруме проживало 250 армян. Ну это так, к слову.
Армянская энциклопедия идёт ещё дальше, приводя имена его основателей Арташесянов и Аршакуни, дает самое первое название города Карин, который во время первого раздела Армении в 387 году отходит к Римской империи. И Византийский император Феодосий Второй, оценив важность стратегического расположения города, в 421 году укрепил городские стены и переименовал его в Феодосиполис. С V века этот город стал яблоком раздора сначала между персами и византийцами, а позже... кто только ни зарился на это... вкусное, лакомое яблоко?! В 647 году город взяли арабы и назвали Каликала.
В 1049 году сельджуки завоевали и основательно разрушили армянский город Арцн. Армяне – жители этого города – перебрались в Каликалу и дали ему имя своего исчезнувшего города – Арцн. Но поскольку он находился во владении Римской империи и чтобы отличить его от прежнего названия, прибавили вторую часть «Рум» (Рим). Так и называлось сначала: Арзн-ар-Рум, позже видоизменилось и стало Эрзрум.
Не буду более перечислять, когда, с какой целью, чья нога ступала по этой земле прошено-непрошено; перепрыгну через 8 веков. В 1828 году летом началась русско-турецкая война. 27 июня 1829 года русские войска без боя взяли Эрзрум.
Не знаю, насколько это было случайностью, но великому поэту России довелось быть свидетелем этого исторического события. Он посетил Эрзрум. Вот как он описывает реакцию горожан: «Турки с плоских кровель своих угрюмо смотрели на нас. Армяне шумно толпились в тесных улицах. Их мальчишки бежали перед нашими лошадьми, крестясь и повторяя: «Христиане, христиане...»!
Чем мне и, может быть, моим соплеменникам интересен этот труд Пушкина? Во-первых, как документальный рассказ очевидца о быте и жизни армян в те невесёлые дни турецкой оккупации. Во-вторых, тем, что Пушкин приводит конкретные имена и цифры. Нелишне знать это и сегодняшнему поколению – и армян, и русских – как еще одно свидетельство нашей искренней и традиционной дружбы Армении с Россией.
Мне интересно было на страницах «Путешествия...» встретить имя российского генерала Бебутова (армянина по национальности, скульптурный портрет которого я видел в историческом музее в Степанакерте (Карабах)).
Мне любопытно было, например, прочесть и такие данные, приводимые Пушкиным: «В Тифлисе главную часть народонаселения составляют армяне: в 1825 г. было их здесь до 25000...»
А описание природы, климата земли армянской?!
А образ Артемия – проводника Пушкина, – тепло называемого им «мой армянин»?! А встреча с гробом Грибоедова около крепости Гергер?!
А цитата античного поэта Горация, приводимая Пушкиным на (сегодня мёртвом) латинском языке:
«...И армянская земля, ... не круглый год покрыта неподвижным льдом!?»
Как гурман не могу не привести два высказывания великого поэта о еде и винах народов Кавказа: «Мы выехали в Карс... Из ближнего дома вышел молодой армянин и... позвал меня к себе... Его мать... приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства». «Вина их не терпят вывоза, но на месте они прекрасны. Кахетинское и Карабахское стоят некоторых Бургонских».
«Спасибо тебе, Варпет («мастер». – арм.)» Пушкин!
Пушкин в своих путевых записках старался быть подальше от политики. Он не подсмеивается над побеждёнными, напротив вступает с ними в контакт, видит в них и положительные черты. В Предисловии к «Путешествию...» Пушкин сам об этом говорит: «Приехать на войну с тем, чтобы воспевать будущие подвиги, было бы для меня, с одной стороны, слишком самолюбиво, а с другой, – слишком непристойно. Я не вмешиваюсь в военные суждения. Это не моё дело».
Его основное дело – писать стихи. И он написал:
Опять увенчаны мы славой,
Опять кичливый враг сражён,
Решён в Арзруме спор кровавый.
В Эрдыне мир провозглашён.И дале двинулась Россия,
И юг державно облегла,
И пол-Эвксина вовлекла
В свои объятия тугие».
Это стихотворение написано по поводу мира, заключённого в Адриаполе в сентябре 1829 года, завершившего войну с Турцией 1828 – 1829 гг.
Опять «Арзрум» – Пушкин верен себе.
Опять Эрзрум – родина моей мамы.
В 1829 году в дни пребывания там Пушкина в нём насчитывалось около 100000 человек: турки, армяне, греки.
В 1914 году из 60 тысяч жителей – 15 тысяч составляли армяне. Одна из них была Матиросян Арпик Назаретовна – моя мама. Через год она вместе с уцелевшими от геноцида эрзрумцами бежала (точнее, бежала её мама, потому что моя мама была тогда ещё грудным ребёнком) в Гюмри – армянский город, который был под защитой русского государства.
Назарета, деда моего, я не помню.
К пятидесяти годам это слово ко мне вернулось. Во время книжной выставки-ярмарки в Москве один палестинский издатель из Иерусалима подарил мне фарфоровую пепельницу. На ней было написано слово «Назарет».
– А что это значит? – спросил я у палестинца.
– Это название города, – ответил издатель. – А знаменит тем, что там родился я...я и Иисус Христос! – улыбнулся собеседник и положил в пепельницу пачку сигарет.
Так вот оно откуда! ... Имя моего деда!
В 1930 году в Эрзруме было 250 армян.
В 1994 году – не знаю.
В год столетия гибели Пушкина, в 1937 году, впервые на армянском языке, наконец, вышло «Путешествие в Арзрум». Но Пушкина на армянский переводили ещё при жизни автора. Это были поэмы «Бахчисарайский фонтан» и «Кавказский пленник».
Позже, в начале XX века, Ованес Туманян – «армянский Пушкин», – переводивший поэта, вот что сказал о своем коллеге – предшественнике: «Из русских поэтов самый большой – это Пушкин. Такого крупного поэта нет во всей Европе».
Потомок и африканского племени, Пушкин, родившийся в Москве, погибший в Петербурге, черпал своё вдохновение не только в европейской поэзии (особенно Байрона), в российской истории и истории народов, окружающих Россию, но и в самой Природе. В посвящении «Кавказского пленника» он сам в этом признаётся:
«Во дни печальные разлуки
Мои задумчивые звуки
Напоминали мне Кавказ,
Где...
Был новый для меня Парнас».
Сегодня я, потомок древнего армянского народа, родившийся в Ереване, выросший в Москве, черпаю своё вдохновение, простите за нескромность и сентиментальность, в истории и культуре народа российского, особенно в творчестве и биографии одной из его литературных вершин – энциклопедиста, виртуоза стиха, ашуга любви и печали, гения Пушкина! А он ещё спрашивает: «Что в имени тебе моём?...» Вот что, Пушкин джан, слышу и вижу в твоём имени!
О, Чёрное море! Шум усталых твоих волн и кусок овечьего сыра с лавашом на моём столе вызывает в моей памяти всё новые и новые, точнее сказать, старые, но незабываемые строки Поэта о его встрече с моей древней Землей и моими земляками: «Я ехал один в цветущей пустыне, окружённой льдами, горами... Я увидел в стороне груды камней, похожие на сакли, и отправился к ним. В самом деле, я приехал в армянскую деревню. Несколько женщин в пёстрых лохмотьях сидели на плоской кровле подземной сакли... Одна из них... вынесла мне сыру и молока... Я пустился далее и на высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры...»
О, Чёрное море! Сколько светлых воспоминаний рождаешь ты сегодня во мне!
В одной из скандальных при жизни Поэта поэм «Гаврилиаде» он писал:
«Но говорит армянское преданье,
Что Царь небес, не пожалев похвал,
В Меркурии архангела избрал,
Заметя в нём и ум, и дарованье...»
Перефразируя эти строки, я хочу сказать:
И мой народ, не чуждый просвещенья,
Заметя в нём и ум, и дарованье,
Как царь небес, не пожалев похвал,
В знак знакомства и очарованья,
Будущим поколениям в назиданье
Кусок своей крохотной земли,
Именем великого поэта назвал:
Пушкино –
Так нынче гласит армянское сказание. Оно еще гласит, что это место, именно то, где Пушкин побывал когда-то, именно то, где Пушкин вкусил кусок армянского сыра, именно то, которое он описал в путевых заметках...
Но оно раньше называлось «Гертер Рус», а ныне Пушкино. Один из многих населённых пунктов, увековечивших имя Поэта на географических картах земного шара!
«Пушкин» – в России, «Пушкино» – в Армении.
Какой город следующий?
Сочи – Москва, 1994 г.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Юбилей»]
Дата обновления информации (Modify date): 08.01.11 11:14