Впечатления

Виктор Гопман

Сказки об Италии

Читатель, думается, давно уже приметил, что у пишущих о туризме выработалась специфическая система штампов. Так, Египет обычно проходит под именем «Страна пирамид», Австралия – это, естественно, «Страна кенгуру» (или «Страна антиподов»), поехать в Японию значит «отправиться в гости к гейшам», а посещение Италии – это непременно «Римские каникулы». Обратимся к последнему словосочетанию. Непонятным образом оно приобрело смысл вполне бодрый и веселый, если даже не отчасти легкомысленный. Дескать, каникулы! Дескать, гуляй, робяты! Да ничего подобного. Слово «holiday» («holy day») буквально означает «день, посвященный какому-либо святому» – и потому не рабочий, то есть, праздный. Иными словами, это скорее «праздник», нежели «каникулы». Что же касается «праздника на римский манер» (буквальный перевод выражения «Roman holiday»), то вспомним, что для древних римлян такой день был немыслим без боя гладиаторов. Публике, сидящей в амфитеатре, – разумеется, удовольствие, а тем, кто на арене? Стало быть, выражение «римский праздник» следует понимать в лучшем случае как «удовольствие или выгода, получаемые за счет других», а то и вовсе как «жестокие забавы». Академические словари английского языка свидетельствуют, что впервые (1818 г.) его в таком смысле употребил лорд Байрон – вспомним строки «Чайльд-Гарольда», русскому читателю более известные в свободном переложении Лермонтова: «Ликует буйный Рим… торжественно гремит // Рукоплесканьями широкая арена. // А он – пронзенный в грудь – безмолвно он лежит…» А вот и это место – двенадцатью строчками ниже: «…he butchered to make a Roman holiday»; самый точный перевод, пожалуй, принадлежит Владимиру Щастному, поэту, близкому к кружку А.Дельвига: «…зарезан здесь, для прихоти чужой!»

Осознав сказанное, иначе воспринимаешь одноименный фильм. Действительно, нам показывают сказку о принцессе, но, в отличие от традиционной сказки, эта история – с печальным концом. Иванушке (в смысле, Грегори Пеку) не суждено жениться на царской дочери, потому хотя бы, что не совершил ничего такого, за что мог бы получить Одри Хепберн в жены. Дракона не победил, «туда – не знаю, куда» не сходил, «то – не знаю, что» не принес. Ну, решил не публиковать фотографии, которые могли бы поставить в неудобное положение его величество, отца принцессы – поступок сам по себе достаточно великодушный, может, даже и благородный, но на подвиг все-таки не тянет. И в финале фильма, на пресс-конференции принцессы, герои расстаются. По-видимому, навсегда. Однако на прощанье Одри Хепберн еще улыбнется – нам всем и незадачливому журналисту в числе прочих – своей неповторимой улыбкой. И на вопрос: «Какой город в Италии вам понравился больше всего?» она было начнет, по подсказке своего советника, дипломатично уходить от ответа: «Каждый город хорош по-своему…» И тут же, оборвав себя на полуслове, полузвуке, выдохнет: «Рим! Конечно, Рим!» Потому что город ведь и в самом деле сказочный. И все, сказанное про этот город, – истинная правда. В частности, и такая многовековая истина, что все дороги ведут в Рим, – включая и дорогу № 35, по которой мы прибыли в Вечный город.

Знакомство с Италией, то есть со страной, «где зреют апельсины и лимоны, и маслины, фиги и так далее», началось в аэропорту Венеции, носящем имя Марко Поло, докуда четыре с половиной часа лета из Израиля – страны, где также зреют и вызревают вышеперечисленные плоды, причем трудно сказать, чьи цитрусовые сочнее и слаще, а фиги фиговее. Начавшись в Венеции, наш путь далее лежал на юг Италии, причем значительную его часть мы проделали по «Страда дель Соль». Ну, «страда» (с ударением на первом слоге) – это «дорога», о чем свидетельствует как название классического фильма Феллини с Джульеттой Мазина, так и привычное русское слово «автострада», а «соль» – это «Солнце»; именно так – «Солнечная дорога» – именуется шоссе номер один, пересекающее практически всю Италию по вертикали. Сразу скажем, что главная трасса страны – это весьма скромная двухполоска, украшенная функционально выполненными и разнесенными на сравнительно небольшое расстояние дорожными знаками «SOS», под сенью каждого из которых располагается телефон для бесплатной связи с полицией, скорой помощью и прочими полезными учреждениями, от близкого знакомства с которыми упаси Господь любого путешественника. Во всяком случае, мы от подобного рода контактов были, к счастью, избавлены – и это притом, что все без исключения гиды начинают разговор с туристами стандартной литанией: «Берегите карманы и кошельки, поскольку Италия – это страна квалифицированных воров, причем успеху их профессиональной деятельности весьма способствуют сами путники, беспомощно замирающие в изумлении на каждом шагу, пораженные то красотами природы, то рукотворными чудесами».

Ну, что касается природных красот, то обратимся за подтверждением хотя бы к уже упомянутому лорду Байрону, восклицавшему в Песни четвертой «Паломничества Чайльд Гарольда»:

Все фантастично! В яхонтах, в алмазах
Вокруг ручья – холмов зеленых ряд,
И ящериц проворных, быстроглазых,
И пестрых птиц причудливый наряд.

Что же до бесчисленных шедевров, то эта страна (продолжим цитировать Байрона) «бессмертной прелестью пленяет мир доныне» – в немалой степени еще и потому, что «там бьет крылом История сама». В самом деле, Италия – страна Истории с большой буквы, равно как и исторических традиций. Впрочем, не всякая традиция достойна написания с заглавной буквы – достаточно сказать, к примеру, про общественные туалеты, которые повсеместно платные. Согласно, между прочим, традиции вполне древней, возникшей при императоре Веспасиане (годы правления: 69 – 79 н.э.), который, взойдя на императорский престол, не преминул обложить налогом общественные отхожие места. Когда его сын Тит (тот самый, что в 70 г. захватил и разрушил Иерусалим) выразил было свое недоумение по поводу такого государственного решения, Веспасиан поднес к его носу пригоршню монет, сказавши при этом в высшей степени исторические слова: «Non olet». Или, в переводе с классической латыни: «Не пахнут» – в смысле, деньги не пахнут.

Но о гримасах истории и грубой прозе быта мы поговорим далее, а пока вернемся к этнографическо-лирической стороне путешествия. И сразу же я сделаю страшное признание: пылкой любви с Римом – на манер Одри Хепберн – у нас с женой не получилось (в отличие от Неаполя, который покорил нас, решительно и бесповоротно, за каких-то полдня). Возможно, на Рим у нас просто не хватило времени – недаром Гоголь, римский житель, говаривал, что в этот город влюбляешься постепенно. Ведь мало обойти по эллипсу туристически обязательную площадь Навона, надо еще и спуститься от нее к Тибру и побродить по рынку Кампо-де-Фьори, да и прикупить там того же сыра, помидоров, лепешку, чтобы попробовать, что едят римляне, а не ограничиваться готовыми уже бутербродами треугольной формы, с обрезанной хлебной коркой, подогретыми в микроволновке, как они обычно подаются в тратториях, кафе, барах, не говоря уж о бесчисленных пиццериях. Да, долго еще после возвращения домой итальянские путешественники не в состоянии будут смотреть на ставшую буквально поперек горла пиццу, хотя поначалу все очень бодро дегустировали различные ее виды, подвиды и разновидности. Не говоря уж о макаронах, или, точнее, о пасте всех конфигураций, размеров и цветов (включая и черные, и зеленые, и розоватые). Кстати, о еде: в гостинице бедный путник получает на завтрак буквально ломоть хлеба – с маслом и джемом. И еще сладкую булочку. Ни сыра, ни яичницы, ни – вот представьте себе – даже йогурта. Миска с кукурузными хлопьями предлагалась вниманию завтракающих, но заливать их надо было молоком (что для некоторых, включая меня, просто невозможный вариант – ибо «Никогда Козырь молока не пил и сейчас не стал», как справедливо сказано Булгаковым в «Белой гвардии»).

Так вот, времени в Риме не хватило практически ни на что, кроме обязательных форумов и колизеев (не повидать которые было бы, разумеется, просто глупо). И, конечно, полдня в Ватикане, что стало жемчужиной всей поездки. Но все-таки кое-что мы успели приметить даже в спешке, на ходу. Множество плакатов, сохранившихся со времени похорон обожаемого народом папы: «Любимого понтифика – сразу в святые», насколько я мог разобрать со своим зачаточным итальянским, основанным на полузабытой университетской латыни. И немалое количество изображений вновь избранного папы. А в одном месте были выставлены на продажу (вперемежку, на листах 24х36) черно-белые и очень достойно выглядящие портреты покойного папы и Одри Хепберн: несомненно, для хозяина эти двое являлись в известном смысле символом Рима. Или вот табличка, примеченная на решетке, преграждающей вход в один из бесчисленных внутренних двориков: предостережение на чистейшей латыни «Cave canem» («Осторожно, собака») и в качестве иллюстрации для неграмотных – зловещего вида черный цепной пес. Табличка представляет собой копию известной мозаики (Помпеи, так называемый «Дом поэта-трагика») и несмотря на более чем почтенный возраст оригинала вполне годится для сегодняшнего дня. То же можно сказать, например, и о мосте Фабриция, которому добрая пара тысяч лет и по которому наши современники переходят на остров Тиберину точно так же, как это делали и древние римляне.

С огромным трудом выкроив часок «личного времени», мы ринулись на площадь Испании, чтобы все-таки сфотографироваться на Испанской лестнице. Не знаю, как для кого, но для нас, советских детей железного занавеса, в конце пятидесятых существовал единственный источник информации, дававший более или менее зримое представление о зарубежной жизни. Это был так называемый «прогрессивный кинематограф», и в первую очередь фильмы итальянского неореализма. Да, мы слыхивали, что существует на свете Бродвей, Эйфелева башня и даже Лондонский Сити («У Чарльза Диккенса спросите, // Что было в Лондоне тогда: // Контора Домби в старом Сити // И Темзы желтая вода…»), но своими глазами мы могли увидеть лишь Рим и Неаполь. И потому девушки с площади Испании были для нас чем-то значительно большим, нежели просто симпатичные гражданки Республики Италия, юные римлянки, стучащие каблучками по ступеням Испанской лестницы. Это был Другой Мир, об очном знакомстве с которым никто из нас даже и не мечтал. Дзаваттини, Де Сика, Висконти, Росселлини. «Рим – открытый город», «Рим в 11 часов», «Неаполь – город миллионеров»… И, конечно же, «Девушки с площади Испании».

Но вот мы добрались до желанного места. Небольшая, в сущности, лестница, потертые мраморные ступени которой уставлены горшками с цветущими азалиями – белыми, красными, розовыми. И девушки, разумеется. В одиночку и группками. Сидят на ступенях, болтают, читают путеводители, едят пиццу и прочие простые яства. С ними разнообразные молодые (и не очень молодые) люди. Впрочем, девушки тоже представлены в самом широком возрастном диапазоне. Кстати, такое ощущение, что здесь не все поголовно – туристы. Сделав несколько снимков для истории, продолжаем наши странствия.

Когда выйдешь из метро на станции «Площадь Испании», то Испанская лестница будет сразу за углом; налево идет виа Маргутта, где жил Грегори Пек (в смысле, журналист из «Римских каникул») и где провела одну ночь одурманенная снотворным Одри Хепберн, а направо – виа Систина, один из римских адресов Гоголя. По виа Систина можно пройти к следующей станции метро, «Фонтан Треви»; при этом, однако, надо иметь в виду, что собственно фонтан Треви, в котором намеревалась утопиться героиня «Восьми с половиной», расположен несколько в стороне и к нему ведет улица Тритонов, на которой тоже имеется фонтанчик, поменьше Треви, но вполне милый, украшенный, естественно, скульптурами тритонов, куда мы бросили одну из монеток, говоря неизбежное «Аривидерчи, Рома». Другие монетки с аналогичными целями были брошены в венецианский канал с моста Риальто, в фонтан Нептуна на площади Синьории во Флоренции, в фонтанчик неизвестного названия на торговой площади Вероны и в воды Неаполитанского залива.

Приведенный список более или менее точно обрисовывает наш маршрут, выполнение которого потребовало немалого напряжения сил, во всяком случае, в гостиницу мы каждый вечер доползали уже никакие.

Началось наше путешествие с венецианской площади Сан-Марко, куда мы попали, пройдя мимо зловещего Моста вздохов; гид ждал нас у собора Святого Марка, являющего собой причудливое сочетание византийской роскоши и готической витиеватости и посвященного святому покровителю Венеции, автору самого короткого из четырех Евангелий. Голубей, как известно, на этой площади больше, чем туристов в самый разгар сезона. Кстати, при таком количестве голубей и сама площадь, и расположенные на ней памятники все-таки не выглядят столь уж загаженными. Хотя питание у голубей более чем регулярное и обильное – ежеминутно то один турист, то другой собирает птичек в группу и приступает к кормежке, а родные, друзья и знакомые кормильца вовсю начинают щелкать затворами. Идиллия. Впрочем, похоже, не все аборигены разделяют эти сентиментальные чувства. На обратном уже пути наблюдали поучительную картинку: нам навстречу шли двое гондольеров, в своих широкополосных тельняшках, и, когда они приблизились к стайке сидящих на земле голубков, один из венецианцев с явно выраженной злостью пнул ногой этот символ площади Святого Марка. То есть не пнул, конечно, – голуби увернулись и мгновенно разлетелись, но намерения его были вполне очевидными и недвусмысленными как для птичек, так и для сторонних наблюдателей.

После площади Святого Марка мы побывали еще на многих знаменитых площадях, каждая из которых была заочно знакома – по бесчисленным картинам, фотографиям, фильмам, книгам… Флорентийские площади – Синьории, Святого Креста, Соборная, Святой Аннунциаты… Пизанская площадь Чудес, с Падающей башней… Ватиканские и римские – Святого Петра, Испании, Венеции, Навона… Сиенская Пьяцца дель Кампо… Россыпь крошечных и безумно красивых неаполитанских площадей – в Старом центре города…

А на одной из площадей Вероны, где в несколько рядов расположились торговцы, ориентированные на обслуживание туристов, нас ждал легкий сюрприз. Впрочем, не такой уж и сюрприз, по нашим-то временам. Стали мы прицениваться к альбому «Великолепная Италия», содержащему информацию по основным городам страны. Книга на десяти языках, закатана в пленку, чтобы любопытствующие покупатели не замарали, не истрепали; на растерзание клиентуры выставлен один лишь экземпляр с японским текстом, который мы и принялись изучать. Удовлетворившись иллюстративным материалом, спрашиваем продавщицу о цене – по-английски, естественно. Она затравленно ответила на итальянском, но, увидев, на каком языке мы выбрали книгу, тотчас же просияла: «Господи, так вы понимаете по-русски!» Разговорились. Девушка из Молдавии, с виду лет двадцати, то есть ровесница перестройки. Как говорится, могли ли предположить ее родители… «Ой, что вы, тут нас много, молдавских девчат». И поспешно добавила, дабы у нас не возникли неправильные мысли на счет бывших соотечественниц (по Советскому Союзу): «В основном в торговле работают…» Ну, что ж, все вполне закономерно. В свое время римский поэт Публий Овидий Назон был отправлен в ссылку и «…страдальцем кончил он // Свой век блестящий и мятежный // В Молдавии, в глуши степей, // Вдали Италии своей», а теперь дочери молдавских степей приезжают в Италию в качестве гастарбайтеров и торгуют здесь. Сувенирами.

Кстати, о сувенирах. На прилавках представлен широкий выбор скульптурных групп (Джульетта на балконе, Ромео под балконом, Джульетта и Ромео держатся за руки и так далее). О художественных достоинствах распространяться не будем, но надписи на всех этих мини-скульптурах имеют вид: «Джульетта и Ромео». Именно в такой последовательности. Не как у Шекспира, зато никакой дискриминации по половому признаку. В кондитерских витринах выставлено специальное мемориальное печенье «Джульетта и Ромео»: по форме и по размеру бочонки для игры в лото, светлые и темные – безе, с добавкой какао в компонент «Ромео». А в дворике Джульетты впечатляет не пресловутый балкон и, разумеется, не безвкусная статуя синьорины Капулетти, а стена за ее спиной, сплошь увешанная записочками влюбленных со всего мира.

Но вернемся к теме иностранных рабочих. Бродя по центральной пешеходной зоне Неаполя – по улице Толедо и всем ее переулочкам, разглядывая разные церквушки, симпатичные домишки и всяческие магазинчики, мы подзадержались у довольно большого лотка, где продавалось до десятка всякого вида ракушек – в смысле, съедобных моллюсков, и это не считая разнообразных и диковинных рыб. Налюбовавшись на плоды моря и на невиданных морских гадов, мы машинально заглянули и в соседнюю лавочку. А там оказалась непальская харчевня. Именно что непальская, а не индийская или китайская – такие-то встречались и в Риме. Хозяин тут как тут: «Welcome, Sir, welcome, Madam!» И мы, честно говоря, соблазнились. Тем более что сто лет не ели чикен-карри. Пока хозяйская дочь сервировала стол, мы разговорились с хозяином. Оказывается, в Неаполе имеется непальская община (о численности он умолчал), и мы попали в одну из столовок «для своих». То есть не прогадали, потому что готовит еду мама хозяина и готовит для окрестных непальцев, – а это не пришлые клиенты, которые слопают все, что ни подай. Здесь надо держать ухо востро, дабы не осрамиться перед реальными знатоками. Поэтому рис был рассыпчатым, кусочки курятины таяли во рту, а приправы обжигали, как это и должно быть в реальной жизни, а не в этнографическом кафе для иностранцев. Порции были огромных размеров, а о ценах я умолчу, дабы не озлоблять итальянский общепит.

Но что-то я все о современности да о современном, хотя Италия – это живая история и, в первую очередь, история искусств. Ведь именно на древнеримские и прочие исторические чудеса едут туда полюбоваться. Все с этой целью и едут, так что я, разумеется, никакое не исключение. Но про эти чудеса написаны уже – не тома даже, а целые библиотеки, и какой же смысл повторяться. Допустим, скажу я, что вода в венецианских каналах цвета блеклой яшмы (как я сам это увидел), – так несомненно найдется знаток, который поймает меня за руку и объявит, что сравнение заимствовано у такого-то, на такой-то странице. Стало быть, не буду я писать о том, что можно прочесть в монографиях, альбомах или справочных изданиях.

А с другой стороны, – как умолчать о счастье увидеть своими глазами фрески и роспись свода Сикстинской капеллы. Мы всегда берем в такие поездки бинокль – именно для того, чтобы рассматривать потолки и отдаленные стены во всех деталях, так что смогли досыта налюбоваться на чудеса Микеланджело. А его «Пьета»? Сколько бы раз ни прочел про нее давно уже ставшие штампом слова «скульптура неземной красоты», ты не сможешь до конца увериться в этом, пока не войдешь в ватиканский собор Святого Петра, не сделаешь пару шагов направо – и не застынешь в изумлении. И, может, подумаешь, что только ради нее одной стоит поехать в Италию. У меня, впрочем, был еще один серьезный повод – вот уже лет тридцать как я мечтал увидеть вживе «Алтарь Портинари» Гуго ван дер Гуса, который в Уффици. Готовясь к поездке (то есть роясь в интернете), я обнаружил, что он выставлен в том же зале, что и две самых известных картины Сандро Боттичелли – «Рождение Венеры» и «Аллегория Весны» (которую многие называют по-итальянски – «Примавера»). Признаться, я входил в этот зал с известной опаской – что, если после бесчисленных репродукций они навязли на зубах? Не разочаруют ли при ближайшем знакомстве? Нет, слава Богу, все в порядке. Все как и должно быть. И долго стоял перед рыжеволосой Венерой, а потом возвращался к Примавере в пестром одеянии и к трем грациям. А потом снова переходил к ван дер Гусу и, не отрываясь, смотрел на правую створку алтаря, на Святую Марию Магдалину и Святую Маргариту. Убедившись окончательно, что обе святые, а точнее, обе натурщицы (начало последней четверти 15-го века, о Господи!) и в самом деле очень похожи на моих добрых знакомых. Строго говоря, на моих приятельниц, с которыми доводилось общаться в разные и довольно давние годы. Почему, собственно говоря, эта картина (еще на стадии репродукций) и стала для меня столь значимой, ну, не считая, разумеется, ее объективных достоинств.

Но хватит имен – все равно всех не перечислишь, бессмысленно и пытаться. Тут ведь главное – избежать «флорентийского синдрома»: в психиатрии имеется такое понятие, означающее, что у человека едет крыша от обилия шедевров искусства, каждый из которых – мирового класса. С утра турист отправляется в церковь Санта-Кроче, то есть Святого Креста и, оказавшись под сводами этого подавляющего своим великолепием готического сооружения 13-го века, впадает в растерянность: куда кинуться сначала – к гробнице Микеланджело или же Галилея, а может, к величайшему хитрецу Макиавелли, или все-таки к Россини («…упоительный Россини, // Европы баловень – Орфей…»)? Гид начинает называть имена тех, кто на протяжении веков создавал неповторимый интерьер Санта-Кроче, и голова идет кругом даже от простого алфавитного перечисления: Бронзино, Брунеллески, Вазари, Джотто, Донателло, Канова, Чимабуэ… Потом турист выходит из готического полумрака на яркое солнце, несколько шагов – и он на площади Синьории, где проводит пару часов в метаниях от «Персея» Бенвенуто Челлини к фонтану Нептуна, попутно разглядывая во всех деталях все без исключения рельефы Райской двери баптистерия Сан-Джованни. А потом, едва успев перекусить на ходу, отправляется на вторую половину дня в залы Уффици, выходит оттуда к половине седьмого (галерея закрывается в 18:35) и прямо в дворике Уффици, у подножия одной из стоящих в нишах статуй, закатывает самую настоящую истерику. Нервный срыв от переизбытка впечатлений. Нам, жителям Иерусалима, это дело знакомо, только у нас синдром называется «иерусалимским»: турист, находившись по Старому городу, объявляет себя либо Машиахом, либо Христосом – в зависимости от своей общекультурной и конфессиональной ориентации.

Ну, а теперь поговорим о том, без чего не обходится ни один рассказ об Италии. То есть о мотороллерах. Да, это Аттила, бич Божий, в современном воплощении. Они вездесущи, они неизбежны, они рычат и трещат своими моторчиками, всячески отравляя атмосферу, равно как и жизнь в целом. Говорят еще, что экипаж каждого третьего мотороллера – профессиональные воры: водитель выбирает жертву, а сидящий сзади ловким движением срывает с ее шеи цепочку и ожерелье, а с плеча – сумку и фототехнику, после чего они мгновенно уносятся с места происшествия и скрываются в окрестных переулках. Положим, такого нам, слава Богу, видеть не довелось. Но вот увиденное в Неаполе – никаким пером не описать. Во-первых, слово «шлем» не известно никому, все едут… собственно, что значит, едут – мчатся, с непокрытыми головами, простоволосые. И представьте себе картинку: за рулем отец семейства двадцати трех (в лучшем случае) лет от роду, на заднем сидении – жена, соответствующего возраста, а между ними зажат их бамбино. И синьора держит отпрыска обеими руками. То есть не будучи осьминогом, сама она держаться никак не может – ни за мужа, ни за что иное. И в такой – позиции, композиции, как хотите, – они делают свои законные 60 км в час. Ну, допустим, это по моей оценке, хотя тут и тридцати хватило бы с лихвой. При этом все участники движения вертятся, выделывая круги и восьмерки, в пределах пешеходной зоны… Нет, рассказать про такое нельзя, это надо видеть собственными глазами. Но еще лучше – во веки не видать.

А вот в Вероне – все тихо и мирно. Там народ ездит на велосипедах. И не то, чтобы исключительно сверстники Ромео и Джульетты. Вовсе нет. Крутят педали солидные господа при галстуках. Деловые люди с кейсами, притороченными к рулю, – то есть не к рулю, а к такой платформочке перед рулем. Велосипеды домохозяек оборудованы расположенными там же, перед рулем, корзинками, и мы видели достойного вида матрон, возвращающихся из супера или с рынка, с запасом продуктов на всю семью и на несколько дней. Расстояния – маленькие, улочки – узенькие, так что более удобного транспорта просто не придумаешь.

И еще о транспорте. Передвигались мы по стране на автобусах (кроме Венеции, естественно, где эту функцию выполняет катер, не такой уж и легкий, кстати), именуемый вапоретто. За въезд в каждый город надо платить – это не считая, естественно, платной же стоянки. Но паркинг туристических автобусов все равно находится довольно далеко от мест, представляющих традиционный интерес для туристов. Так что от стоянки – пешочком. Или, в лучшем случае, как в Пизе, ходит «челнок» (правду сказать, бесплатный). Но это ладно – экология, с одной стороны, экономические аспекты пополнения городского бюджета, – с другой. Понятно, хотя и не очень приятно. Однако в городе Монтекатини местные власти, как мне кажется, превзошли все мыслимые нормы, – запретив подъезд автобуса к гостинице. И клиенты вынуждены тащить на себе, причем добрые пару не столь уж и маленьких кварталов, все свое барахло, включая чемоданы. Такого я еще в жизни не видывал и надеюсь больше никогда не увидеть, даже если «зеленые» придут к власти не только в некоторых отдельно взятых странах, но и во всем мире.

А в заключение, уместно это или неуместно, но я вернусь все-таки к вопросу об отхожих местах. Как уже отмечалось, все эти услуги в стране платные – по определению и в рамках практически двухтысячелетней традиции. Исключение составляют музеи и предприятия общественного питания. Ну, в музеях – как и во всем мире: бедненько, хотя и вполне чистенько. Впрочем, в Ватикане – пошикарнее. Там к тому же заботятся о здоровье населения: над умывальниками на пяти основных европейских языках сообщается крупными буквами, что «вода не для питья». А вот в одном из кафе Вероны… При этом, заметьте, роскошная, изукрашенная витрина, да и сами торты с пирожными вне всякой критики – как на вид, так и на вкус. И капучино – впрочем, это вообще отдельный разговор: капучино равно прекрасен по всей Италии. Но прежде мы вознамерились, условно говоря, помыть ручки, причем жена пошла первой. Возвращается – хохочет. «Ты чего?» – спрашиваю. – «Сейчас сам увидишь». Короче, – все как во дворце турецкого султана. Для тех, кто не читал мою статью в «Окнах» про отхожие места разных стран мира, поясню: это дыра в полу и подставки для ног по обе стороны. Разница только в материалах: у султана – мрамор, здесь – белый фаянс, а вот их конструктивные аналоги на советских железнодорожных станциях – бетонные или вовсе деревянные. Но мало того, Буратино, как говаривал уроженец страны, доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас. В римской траттории, неподалеку от фонтана Треви (где нам дали, кстати, очень вкусные равиоли с сыром и шпинатом) место общего пользования тоже оказалось одно для всех полов; перед нами его посетила американская парочка, и набравшийся опыта мужик сказал мне: «Идите вместе!» Приходим (вниз по лестнице, а потом по коридору), а на двери объявление на двух языках – на национальном и на английском: «Просьба не запирать дверь – замок сломан». Так-то вот, синьоры и синьоры, о синьоринах я и не говорю… Впрочем, на то и пословица имеется. Английского происхождения: «When at Rome, do as the Romans do». В буквальном переводе означает нечто вроде «Когда ты в Риме, делай так, как делают римляне», но ее духу, скорее, соответствуют русские «В чужой монастырь со своим уставом не ходят» и «С волками жить – по-волчьи выть». Второй вариант ближе к сути дела – тем более, если учесть, что Ромула с Ремом выкормила именно волчица.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Италия»]
Дата обновления информации (Modify date): 18.02.11 13:32