В мире новых изданий

Станислав Дзедзиц

Российское время Станислава Августа
(Глава из книги серии «Петербургская Полоника»* «Золотая тюрьма Станислава Августа»)

*Сегодня мы представляем Вам одну из последних книг С.Дзедзица, вышедшую в Санкт-Петербурге в 2009 году одновременно на двух языках – польском и русском в литературно-исторической серии «Петербургская Полоника». Это очень интересный экскурс в историческое прошлое, где тесно переплетаются суцдьбы России и Польши. Книга называется «Золотая тюрьма Станислава Августа» и повествует о польском короле Станиславе Августе Понятовском, о его прибытии и жизни в России, о его взаимоотношениях с представителями Российского престола...<.P>

Книга насыщена многочисленными историческими фактами, подробными описаниями событий, происходящих в 18-м веке в Санкт-Петербурге. А неравнодушный, личный взгляд автора на всё происходящее в прошлом и хороший живой язык изложения делают книгу занимательной и доступной для широкого читателя...<.P>

Предлагаем Вам одну из глав этой книги.

Российское время Станислава Августа

После подавления восстания под предводительством генерала Костюшко и страшной резни в варшавском районе Прага, устроенной там российским войском под командованием Суворова (по российским данным погибло тогда около 20 тысяч человек), царский генерал Лев Энгельгардт писал: «При виде всего этого сердце человека замирает, а взоры мерзятся таким позорищем...».

В ноябре 1794 года, после занятия Варшавы Суворовым, Екатерина II велела ему считать территорию Польши покорённой. В Варшавском замке польский караул был заменён российским, было конфисковано всё государственное имущество. В Россию в качестве военных трофеев должны были вывезти польские знамена и королевские регалии, а также архив Речи Посполитой и библиотеку Залусских.

Назначенный царицей фельдмаршалом Александр Суворов в награду за резню в Варшаве получил золотую булаву. После арестов и ссылки в глубь России свыше 10 тысяч участников восстания наступило время решить судьбу короля. В письме Станиславу Августу царица коварно писала, не предоставляя Понятовскому какого-либо выбора:

«Опасность, которой Ваше Королевское Величество подвергает себя со стороны неукротимой варшавской толпы, вынуждает меня желать, чтобы при первом удобном случае Вы покинули этот преступный город».

Станислав Август аргументировал, правда, что не опасается жителей «преступного города», приводя множество причин, по которым он должен оставаться в Варшаве, однако Екатерина II приняла уже по этому поводу окончательное решение, как относительно личности короля, так и совершенного уничтожения Речи Посполитой как государства. Понятовский и сам знал, что Пруссия намерена занять Варшаву. Король откладывал отъезд из Варшавы, рассчитывая, среди прочего, на то, что трения между Россией и Пруссией могут привести к изменению ситуации, а его присутствие в столице могло бы в этом cлучае иметь определённое значение. Решение о принудительном выезде Станислава Августа в Гродно было принято и не обсуждалось. Николай Репнин, на тот момент губернатор Литвы, хорошо знакомый Понятовскому ещё с варшавских времён и даже поддерживающий с ним дружеские отношения, воспротивился переводу в Гродно королевской гвардии, но гарантировал ему соответствующие королевские почести. Репнин, видя в свергнутом короле угрозу для достижения царских целей, подсказал Екатерине II выслать Понятовского в Россию, таким образом отдалив от соотечественников. Некоторые же сановники советовали даже вывезти короля в глубь России.

Окончательным местом ссылки было назначено Гродно. В парадном кортеже Станислава Августа вывезли из Варшавы на глазах многотысячной толпы, напуганной развитием событий, жаждущей доказать королю свою привязанность и солидарность. В королевской карете находился также поэт Станислав Трембецки, с которым Понятовского связывали узы дружбы. Расчувствовавшемуся королю российские гусары даже не позволили обратиться с речью к подданным, пытавшимся плотно окружить королевскую карету.

12 января Станислав Август прибыл в Гродно, где его с почестями приветствовал Репнин. Короля привезли в замок, ставший на два года местом принудительного пребывания, где с ним обращались с должным уважением, однако строго охраняли и внимательно следили за всеми его действиями. Понятовский вынужден был ожидать дальнейшего развития событий, а тем временем соседние государства вели споры относительно окончательного раздела Польши. Горечь одиночества, унизительное положение, а также угнетённое душевное состояние время от времени сглаживали визиты членов семьи: сестёр Изабеллы Браницкой и Людвики Замойской, племянниц Уршули Мнишек и Констанции Тышкевич, а также двух внебрачных сыновей Михала и Станислава Грабовских и их матери Эльжбеты Грабовской. По поручению Репнина каждый шаг короля подвергался слежке, любое его действие контролировалось, в том числе визиты к королю и его корреспонденция. Он также контролировал величину и расход сумм, предназначенных на содержание Станислава Августа и его двора. По прибытии в Гродно ближайших родственников Понятовского Екатерина II увеличила средства на его содержание. Непосредственный надзор за королём осуществлял в Гродно генерал Илья Безбородко, брат царского министра, маршал гродненского двора, доверенный шпион Екатерины II.

Репнин прекрасно знал, что Станислав Август не смирился с мыслью о своей будущей судьбе и продолжает питать несбыточные надежды. Вскоре губернатор решил, что принудительное пребывание короля и его двора не только обременительно, но и небезопасно...

«Ради Бога, – писал Репнин Платону Зубову в ноябре 1795 года, – заберите отсюда короля. С наибольшим удовольствием я избавился бы от этого сокровища».

После подписания тремя державами договора о разделе Польши (24 октября 1795 года) судьба короля была решена окончательно. Уже ранее Пруссия передала столичный Краков Австрии. Из самого только Вавеля было вывезено 170 телег, нагруженных награбленным имуществом, среди сокровищ в том числе были оберегаемые веками королевские регалии. В то же самое время Россия передала Варшаву Пруссии. Не были решены вопросы оплаты долгов поверженной Речи Посполитой и расходов, связанных с содержанием двора Станислава Августа. После подписания договора о разделах Польши Екатерина II решила, что для польского короля пришёл час отречься от престола. Понятовский лично считал, что, будучи королем Польши, не имеет права этого сделать, а от расta соnventа его могут освободить лишь те, которые его избрали. Репнин тем временем явно давал понять, что долги короля и расходы на его содержание на соответствующем уровне будут полностью зависеть от подчинения воле императрицы. Оказавшись под давлением со стороны царицы и Репнина, 25 ноября король подписал акт об отречении от престола, завершив его такими словами: «Покидая трон, Мы выполняем последний долг королевской чести, заклиная Ваше Императорское Величество Своей материнской добродетелью окружить всех тех, чьим королем Мы были».

Король, принужденный к добровольному отречению от престола, подписал акт в день почитания св. Екатерины и в тридцать первую годовщину своей торжественной коронации в соборе Святого Иоанна в Варшаве. После выполнения этого условия обещалось покрытие долгов и соответствующее денежное жалование его придворным. Отречение Станислава Августа наступило через месяц после окончательного завершения проходящих под покровительством Екатерины II переговоров между Россией, Австрией и Пруссией о разделе Речи Посполитой. А продолжались они долгие месяцы. Отречение или отказ от оного в более ранний срок могли бы быть последним и, в принципе, единственным актом официального протеста со стороны короля и спасения его чести. По понятным причинам это был всего лишь жест, пусть значительный, но этого жеста король сделать не сумел. В противном случае и он сам, и его приближённые остались бы без средств к существованию. А может, король предвидел и возможные другие санкции; может, циничный Николай Репнин сделал ему какие-то недвузначные намёки? Царица, во всяком случае, не только в политических делах действовала без зазрения совести. Не отступала перед самыми бесчестными убийствами, почему бы и на сей раз не обратиться к испытанным способам по отношению к бывшему любовнику, одному из многих... Уже сама дата отречения свидетельствует о вероломстве императрицы. Екатерина II была личностью настолько же беспощадной, сколь и щепетильной.

Станислав Август Понятовский не скрывал слез при подписании акта отречения, «не по поводу самого отречения, а по поводу согласия на столь решительный исход судьбы Польши»8. Биографы последнего польского монарха обращают также внимание на другой повод.

«Королевская пророссийская политика потерпела полнейшее фиаско. Она не дала даже наиболее ожидаемого перед лицом полной катастрофы: чтобы значительная часть центральной территории Речи Посполитой оставалась под российской властью. Эта ненавистная королём Пруссия распоряжалась теперь на территории Великой Польши, в Варшаве, в Королевском замке и в Лазенках. 6 января 1796 года в Варшаву вошли прусские части, а в начале июля в Замке в Сенаторском зале у трона, украшенного портретом Фридриха Вильгельма II, произошла торжественная присяга на верность новому правителю. (...) Станислав Август, решительный сторонник объединения Коронной Польши и Литвы в единый государственный организм, был также свидетелем полного разрыва унии. Литва стала частью Российской империи».

Понятовский в письмах императрице неоднократно писал, что желал бы совершить путешествие по Европе и поселиться на длительное время, желательно навсегда, в Риме или в каком-либо из немецких княжеств. Несмотря на уверения Екатерины относительно отъезда, по желанию навсегда, в Рим, согласия не поступало. Состояние здоровья короля становилось все хуже, он страдал от тоски и меланхолии. В конце концов пришло известие от Репнина о планируемом переезде из Гродно, но не куда-либо, а в Москву. Новый бог войны – Наполеон – своими военными действиями изменял политический порядок в Европе. В такой ситуации Екатерина II нашла официальный повод отказать Станиславу Августу в выезде из России, особенно на территории, где велись военные действия генерала Бонапарта. Несмотря на надоедливую монотонность жизни в Гродно, где в строго охраняемых Старом и Новом замках в течение последних двух лет его круг общения составлял около 150 человек и членов королевской семьи, король предпочитал оставаться тут, чем ехать в Москву, находя разнообразные отговорки, чтобы отложить отъезд.

Тем временем наступили события, которые коренным образом изменили будущую жизнь Станислава Августа: 28 ноября в Гродно прибыл курьер с сообщением, что 17 ноября в Петербурге умерла Екатерина П. Только Бог мог знать, какую судьбу приготовил Станиславу Августу царь Павел I, всеми считавшийся непредсказуемым.

Но новостей долго ждать не пришлось, уже через три дня пришло письмо с сердечным приглашением в Петербург.

Новый царь и его мать открыто ненавидели друг друга. Трудно сказать однозначно, был ли причиной этой ненависти действительно трудный характер Павла I или же унизительное для него чувство внебрачного ребёнка, а может, месть за убийство его психически неуравновешенного отца-отчима, совершившееся по указу и при участии Екатерины?

По приглашению царя, а точнее выполняя его приказ, Станислав Август в письме от 13 декабря 1796 года сообщает: «Быть вблизи Вашего Величества, радоваться его дружбе с таким искренним доверием, какое его справедливая личность может вызвать, будет для меня утешением до конца дней моих».

Действительно ли имел Павел I другие поводы для выражения Понятовскому симпатии, выходящей за пределы сочувствия и чувства вины за содеянное перед народом Речи Посполитой и ее монархом. Говорили даже, что потенциальным отцом царя мог быть и Станислав Август, хотя его биологическим отцом принято считать Сергея Васильевича Салтыкова. Были, однако, и те, кто в отталкивающей внешности и в исключительно трудном характере царя Павла I видели достаточное доказательство того, что сын Екатерины и её наследник на российском троне мог быть только законным сыном царя Петра III. Однако те черты, которые были присущи обоим царям, трудно было бы считать достаточно убедительными доказательствами с точки зрения генетики. Станислав Август Понятовский, который познакомился с Великой княгиней Екатериной, супругой наследника трона, в Петербурге в 1755 году во время приёма у английского посла Вильямса, стал любовником Екатерины год спустя после рождения Павла (наследник родился 20 сентября 1754 года). Любовная связь с будущей царицей продолжалась до 1758 года и прекратилась после недолгой поездки Понятовского в Польшу. Результатом этих отношений было рождение девочки по имени Анна... Петровна, которая умерла в раннем детстве, всего двух лет от роду.

Понятовский, уведомленный о смерти Екатерины II, под влиянием любезного письма от нового царя, с тем же курьером передал Репнину письмо с просьбой предпринять попытки об освобождении из тюрем предводителей восстания и участников Четырёхлетнего Сейма – Тадеуша Костюшко, Игнация Потоцкого, Юлиана Урсына Немцевича и Томаша Вавжецкого, а также о разрешении имущественных дел короля и его родственников. Через несколько дней абсолютно независимо пришло сообщение от Репнина: царь велел освободить всех польских узников, а также упразднил все наложенные на королевскую семью долговые обязательства.

Решение об освобождении из российских тюрем всех польских заключённых было одним из первых, принятых царем, который провёл долгую беседу с генералом Костюшко, уверяя его в том, что он лично считает разделы несправедливыми по отношению к Польше и её народу, что во время его царствования он не допустил бы такого хода событий. В сложившейся же ситуации, когда разделы Польши приняли характер международных соглашений, отменить это решение он не в силах. Царь пожаловал Костюшко «для обеспечения независимости» имение. Предводитель восстания был вынужден его принять, чтобы император не изменил своего великодушного решения об освобождении Костюшко и его товарищей, но после выезда из России сразу же вернул это имение царю.

Понятовский откладывал свою поездку в Петербург, поскольку стремился привести в порядок несколько существенных для него дел. Ему не удалось убедить своего племянника, князя Юзефа, принять пожалованное царём звание генерал-полковника русской армии, а когда столь любимый им князь Пеле в письме дяде решительно заявил, что ни за что не облачится в российский мундир, Поня-товский перестал уже настаивать, уверяя князя Юзефа, что использует свой дар убеждения, чтобы на такой отказ при царском дворе «не смотрели криво».

На весть о готовящемся отъезде Станислава Августа в Гродно стало приезжать много людей, как дальних родственников и знакомых, так и других просителей, рассчитывавших на помощь короля в разных вопросах либо желающих произвести финансовые расчёты. Лишённый многих источников дохода, Понятовский имел серьёзные трудности с выплатой финансовых долгов, в частности по причине того, что государства, принявшие участие в разделах Польши, до сих пор не определили своих обязательств по отношению к королю, вынужденному отречься от престола.

Конвенция по этому вопросу вскоре, 26 января 1797 года, была подписана; в ней три государства определили принцип и обязательство трёхсторонней выплаты королевских долгов (на сумму 940 млн. злотых) и его годового жалования размером в 2000 дукатов. В тайном документе государства-участники разделов солидарно обязались вычеркнуть из всех документов и дипломатической корреспонденции слово «Польша», а также всего, «что могло бы напоминать о существовании Польского Королевства» и польского народа.

Станислав Август Понятовский больше, чем климатических условий, в Петербурге опасался необходимости следовать строгому этикету царского двора, а также ожидаемой роли, которую он должен будет исполнять, по характеру назывной и анахроничной, а посему унизительной. Однако намерения царя он оценил, по крайней мере официально.

В царскую столицу Станислав Август Понятовский отправился 17 февраля. Оставлял он Гродно, назначенное ему Екатериной как место пребывания, в сопровождении тринадцати обозов (всего около сорока экипажей) придворных, семей магнатов и родственников короля, в том числе сыновей Станислава и Михала Грабовских. Ехали через Вильнюс, где его приветствовали с почестями, Митаву, Ригу и Нарву, где также, согласно царским указаниям, Понятовского достойно принимали. Утомлённый длительным путешествием, Станислав Август подъезжал к столице, которую сорок лет назад хорошо знал, но здесь же он познакомился с людьми, в которых, наверное, так ошибся. В возрасте шестидесяти пяти лет, лишённому королевской короны, здесь Понятовскому предстояло доживать свой век, вдали от родной земли и солнечной Италии, в которой, в данной политической с итуации, он мечтал поселиться. Но великодушие царя он сумел оценить.

При въезде в Петербург, 10 марта, королевский кортеж встречали царские сыновья, Александр и Константин; в особой царской карете в сопровождении царской кавалерийской гвардии они прибыли в подготовленную для Станислава Августа резиденцию.

Перевод Вацлава Мария Кожинь.
(Продолжение следует)


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел "Польша]
Дата обновления информации (Modify date): 28.02.13 18:41