Поэт и художник

Татьяна Третьякова-Суханова

Стихи

* * *
Приходит время,
И тени черного ворона
Падают нам на плечи.
Но там, за откосом памяти,
В синей полоске света
Последней ласточкой витает
Грустное слово надежды.

* * *
В Самарканде на базаре предлагал торговец мне
Три верблюжьих одеяла: «Покатайся на спине.
Покачайся, словно в море, на горбах, как на валах.
И просей песок чрез ноздри – так советует Аллах.
Завернись во все потуже, можешь даже с головой.
Мех верблюжий лечит уши, он и мягкий, и колючий,
Он уймет любую боль».
Говорил торговец мудро, сладко пела в нем зурна…
Я купила верблюжонка с рыжей шерстью у хвоста.

* * *
Сколько их, спящих, на этой земле?
Не сосчитать и ни вам, и ни мне.
Сколько меж ними волнистых мостов,
Узами сколько скрепленных узлов.
Сколько длиннот не озвучено сном,
Сколько зыбучих течет в нем песков.
В сон уходящий – как будто навек –
Странником спит на земле человек.
Но за грядой уходящего сна
Сколько их, вестников ясного дня?
Праведных, грешных,
Зрячих, слепых,
Нищих, богатых,
Певчих, немых.

* * *
Ангел блуждающий, первоявленный,
Ангел предутренний, ангел вечерний,
Ангел, в поклоне над миром летящий,
Ангел растаявший – ангел прозрачный.
И пред очами земного простора
С кистью зари пролетающий снова,
Близкий и дальний – где-то меж нами –
Ангел блуждающий, ангел печальный.

* * *
Потеря потерь –
Насовсем, навсегда,
И прервана связь переклички,
И в бешеном ритме летят поезда,
И время сгорает, как спички.
И в этих минутах, минутах сквозных
С поспешностью всех оговорок,
Как пепел с окурка – слетает с ресниц
Усталость потухшего взора.
Откуда, откуда такая тоска?
В ней столько таится молчанья,
Но в бешеном ритме летят поезда –
Разлука. Разрыв. Расстоянье.

* * *
В горном потоке снежных лавин –
Исповедальное эхо вершин.
В чаше лазоревой долгого дня –
Исповедальное пламя огня.
Запечатленные в капле росы –
Исповедальные слезы земли.
Взоры, хранящие тайну криниц –
Исповедальное слово страниц.

Тоска
Ее печать шероховата.
Сургуч ее не истребить.
Молчать – сто лет.
Любить – сто лет.
О воле думать – тыщу лет.
И горстка пепла так легка,
И обветшали рукава
Дорог и странствий.

* * *
Оправленные синими кругами,
Как мной любимы вечности глаза –
Озера и моря, и океаны,
Родные берега, чужие страны,
И миг разлуки – раковина сна.

Великаны
В порыве лет, как в странствии по полю,
Гуляет снег, явление топя, –
Где есть еще отсутствие тебя
В меридиане медленного моря.
Не сохнут своды неба и земли.
Гонимы боли к склону очерствений,
Сближаются рассветы с призмой тени,
И нет в пространстве призмы пустоты.
Лежит в краю краюха печенегом,
Как дивный камень,
Брошенный – Бог весть…
Здесь
Потаен вулкан.
На зримом поле
Бродят великаны.
И ничего никто не потерял.

* * *
Был дням его исчислен срок,
И осень шла по следу лета,
Но как внезапен был уход,
Но как протяжно было эхо.
За черным росчерком дерев,
Омытый сном, еще тревожил
Чуть голубеющий апрель,
Где приложил к губам свирель
Небесный спутник перелета.

* * *
Завяли цветы мороза на окне.
Пчела с обгоревшими крыльями
Замерзла во сне.
Не слышно горячего ветра.
Завяла природа.
Последняя белоснежная надежда
Завяла во мне.
Все – увядший цветок
В бутыли холодного мрамора.

* * *
Видела я, как прошел он в плаще,
Шляпой махнул мне и скрылся в толпе.
Полы плаща, словно крылья вразлет,
Шляпа, как облако, следом плывет.
Видела я – он сидел на скамье
В облаке-шляпе и крыльях-плаще.
Сделал приветствие взмахом руки,
Словно когда-то мы были дружны.
Там, за углом, есть один поворот.
Видела я – он стоял у ворот,
В золоте игл, что слетали с плаща,
Солнечный циркуль вращался луча.
Он – чужедалец, а я – пешеход,
Битый уж час все брожу у ворот.
Стрелки смежились. В футляре луча –
Облако шляпы и крылья плаща.
Видно, янтарного времени мед
Вытек до капли из солнечных сот.

* * *
Весь схвачен в кувшин отцветающий луг,
И нимбом означен над венчиком стеблей.
Но в сумерках тает его полукруг,
Сливаются тени, что сотканы светом.
И мягкое мглою оправлено дно,
И мгла, словно блюдо, являет нам смело:
Все льдинками света испещрено
Сосуда гончарного теплое тело.
И льется, и полнится горечью трав,
Струится сквозь поры, зажатое темью…
Весь схвачен в кувшин отцветающий шар
Земли
На исходе горячего лета.

* * *
Есть безначальное начало,
Где в бесконечности конца
Не предвещают чью-то старость,
Не закрывают ей лица.
Едины смерть и жизнь,
Едины.
И в бесконечности конца –
Озера лилий, словно лица,
Где нет единого лица.

* * *
Тише. Тише.
Разве вы не видите –
Нужна ему тишина.
Громче. Громче.
Разве вы не понимаете –
Его необходимо пробудить.
Он не спит, не молчит, не плачет.
Укачайте его. Раскачайте.
Распахните руки, распеленайте.
Не игрушку, а мир ему дайте.
Звоните, колокола, по Руси голосистее.
Колоситесь, травы, стеблями тонкими.
Помолчите, реченьки горные.
Мать малыша качает.
Тихо, тихо, тихо…
Все видят.
Громко, громко, громко…
Все понимают.

* * *
О, как давно горячий камень
Просил прощенья у воды.
О, как давно не поднимали
Его тяжелой головы.

А он безумствовал когда-то,
И плакала река навзрыд,
Что камень был волне преградой,
А ей недоставало сил.

О, как давно все это было…
И там, где плещется вода,
Седая камня голова
От времени почти остыла.

* * *
И на челе ее играл
Луч света.
Было странно,
Что неживой чела овал
В луче случайном
Оживал,
И возгоралось пламя.
И огнедышащей струей
В лицо хлестала жизнь
Чужая,
Как будто с временем
Играя,
Лишь мне одной предпосылая
Последний выплеск
Золотой.
Так,
Осиянное зарей,
Мне небо
Тайны
Открывало.

* * *
Дитя, принесенное аистом
В то гнездо на высоком дереве,
Что растет у окна ветхого дома –
Не найти тебя, не найти.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Литература»]
Дата обновления информации (Modify date): 24.04.11 11:16