Nota bene

Лев Меграбян

Зенон Комиссаренко
(Из книги воспоминаний «Портреты» («И трава прорастает сквозь асфальт...»))

Зенон Комиссаренко

Зенону Петровичу Комиссаренко я обязан еще одним знакомством, активно «окрасившим» и украсившим мою жизнь.

Еще задолго до конкретного «Съездим в одно место» – я слышал от него имя «Михаил Кузнецов». Всегда – с восклицательным знаком в конце. За годы до этого я знал фамилию художников Хвостенко, «авторов, работавших в технике энкаустики». С работами их я не был знаком. На выставках, куда я ходил регулярно, картины их, если и были, то проходили мимо моего внимания. Знал фамилию, и вое... И вдруг услышал от Зенона Петровича, что это именно его друг, Михаил Кузнецов, «изобрел» эту технику, а «Хвостенки» – его «обокрали».

Не берусь судить. Детективная история, каких много в мире. Это еще не повод проявлять интерес. Я повидал уже многих друзей Зенона Петровича. К большинству – интерес возникал «исторический»: старшее поколение... свидетели других времен... живые приветы из прошлого. Поэтому слыша нотки пиэтета в адрес Михаила Кузнецова, я не торопил визит. Раз «сложно», значит, сложно. Да – да, нет – так нет... Я был легок на подъем, холост, ничем не связан и поэтому, когда в один из дней Зенон Петрович «забежал» ко мне – так бывало часто, мы жили соседями, в переулках Сретенки, – и сказал: «Поехали к Михаилу, я договорился», – я тут же был готов.

М.Кузнецов жил рядом, на Мещанской, минут двадцать прямой езды. И вскоре мы постучали в двери – прямо «снаружи», со двора. Нам открыли. В дверях стоял и вглядывался мне в лицо испытующим настороженным взглядом сухонький старичок, небрежно одетый, какой–то весь взлохмаченный и нервный.

«Я тебе рассказывал, это тот самый искусствовед...», – сказал Зенон Петрович. Взгляд М.Кузнецова несколько успокоился, он посторонился и впустил нас в комнату. Да, да – дверь со двора вела прямо в его комнату. Ощущение было – комната нежилая. Я и сейчас не знаю, там ли именно жил М.Кузнецов или это была – мастерская. Прямо у двери стояла прикрытая наброшенным одеялом убогая кровать, вроде тех, что в больницах, в многоместных палатах... От двери, мимo кровати и уставленных по всей комнате стопок с книгами, шла «тропинка». Она вела к письменному столу, стоящему у окна. Свободного пространства – хотя бы для работы художника, – в комнате не было. И – на всем лежал толстый слой пыли. Толщиной – в палец. Все было серое. Впечатление было шоковое.

В тот раз мы пробыли у М.Кузнецова очень недолго. Почему-то посмотреть картины было нельзя. Не хочу предполагать, что чем-то я хозяину «не пришелся». Но буквально через несколько дней мы приехали сюда снова, и в этот день знакомство с Михаилом Кузнецовым состоялось по-настоящему. Я увидел художника, не похожего ни на кого. И – очень разного. В моем «Собрании» ретроспективы М.Кузнецова – нет. Он представлен работами последних лет жизни. Я расскажу о впечатлении, сохранившемся от того, первого, просмотра. Впрочем, в тот раз мы и посмотрели немногое.

А запомнилось – одно: «Кулаки». Нынче это олово – одиозное. Все мы знаем, что термином этим обозначили наиболее дельную часть крестьянства, которое, не ожидая покоя и тишины в родных местах, но зная, что нужно кормиться и кормить, взялись за привычное дело. Обиходитъ землю и получать ее благодарность за труды. Не оглядываясь на ленивых и завистливых. Те же, кто не любил трудиться, потянулись к власти, стали ее ближними и дальними прислужниками, охраной, палачами. И – протянули цепкие лапы к чужому, незаработанному куску. Страна покатилась в бездну.

Все это есть в картине М.Кузнецова. А решение – какого не знает советский соцреализм. Семь человек за крестьянским столом. Огарок, не то – лучина... И – лежащие на столе кулаки: рабочие мозолистые руки, сведенные в кулак словно судорогой. Лики и кулаки. Всё! Картина необычайной силы. Произвела впечатление – удара. Я, работавший искусствоведом Художественного фонда, часто секретарствовший при худсовете Правленая Х.Ф., повидавший многo картин и на выставках, и в запасниках, такой – не встречал ни разу. И – в лоб, и – в символике – картина выражала суть явления. Но – «оттуда», с другой стороны нашего бытия.

Пусть простит меня читатель. Мощное впечатление от этой работы оттеснило остальные. Позже – я «увидел» и полюбил другого Михаила Кузнецова, почти диаметрально противоположного, оторванного от конкретностей времени – в пользу вечных реалий Добра, Красоты, Сочувствия и Любви к людям. Всё это произошло при трагических обстоятельствах. Михаила Кузнецова я больше не видел никогда. Он умер. Облик его в какой-то степени передает картина, которую я обозначил как «Автопортрет». Но это – не авторское название.

Прошло несколько месяцев. В моей жизни произошли существенные перемены: я – женился. Медовый месяц мы проводили в Ялте. Друзья сделали все, чтобы жизнь наша там – прошла, как cплошной праздник. В Москву мы вернулись, нехотя, совсем не уставшие от моря, ресторанов, прогулок и бесед. Тем более неожиданным был громкий стук в дверь, появление Зенона Петровича и его слова: «Лева, быстро поехали. Умер Кузнецов. Комната его открыта. Наследников нет. Разворуют картины, надо вывезти».

Мы поймали какую-то машину и поехали. Всё было именно так. Дверь, в которую мы когда-то стучали, была открыта. Заходи, кто хочет. Пока еще – никого не было. Без долгих рассуждений мы собрали со стеллажа всё наличное творческое наследие и, не трогая остального, по-прежнему засыпанного серой пылью, уехали.

Везти было некуда. Поехали ко мне. Жил я в странной квартире на первом этаже: длинная – 4,5 м и узкая – 1,7 м комната не предлагала никаких вариантов расстановки мебели. Тахта, стул, стол, стул, шкаф. И узкий проход между всем этим и стеной. Вот в этот проход мы и составили привезенное наследие долгой (М.Кузнецову было где-то около семидесяти), трудной и ярко духовной жизни. Молодую жену пришлось ставить перед свершившимся фактом. Но жить в такой ситуации было невозможно. Только – «потерпеть день, другой». Мы с Зеноном Петровичем получили по чашке чая в руки и – задумались... Через несколько дней мы смогли перевезти наследие Кузнецова в мастерскую скульптора Кашина (и.о. – забыл). Там, в подвале, оно было сложено на долгие годы. Зенон Петрович позволил мне оставить у себя некоторое количество не громоздких работ (картоны), чтобы можно было их видеть и – показывать людям.

В мастерской у Кашина картины пролежали десять лет. И вдруг... В нашей жизни часто возникает «вдруг», делающее жизнь нестабильной. Дом, в котором размещалась мастерская, решили снести. Построить на его месте что-то новое. У Кашина сразу же возникли судьбоносные проблемы: получить новую мастерскую скульптору в Москве – сложно. Он попросил срочно забрать картины, просто, чтобы не думать о них... В сложившихся обстоятельствах Зенон Петрович привычно обратился ко мне, и мы их вывезли.

Десять лет подвальной жизни очень отразились. Замечательные «Кулаки» – потемнели, пожухли. Лица и руки – еще как-то «светились» из фона, но сам фон – превратился в единую темную массу. Еле угадывались грани стола, мебели, светильник. Черты лиц – размазались, обобщились. «Характеры» – прочитывались с трудом, И вообще, масляная живопись пожухла, погасла, «усреднилась». А вот «восковая» – «энкаустика» – не понесла никаких потерь. Живая и яркая, как в те давние дни, когда я ее увидел впервые, она радовала глаз и очищала душу от скверны добротой каждого замысла, каждого решения. «Нежный, серебристый колорит с «перламутровым» отношением к цвету, с разнообразной фактурностью, используемой автором, как одно из основных выразительных средств, – нисколько не утратились, смотрелись свежо и – как и раньше – необычно.

Наследию М.Кузнецова пришлось выдержать еще один катаклизм: отвезенные в мастерскую другого художника, моего друга Бориса Бердичевского, работавшего с металлом, использовавшего химию и сварку, – они «для страховки» были сложены в «бойлерной». Так называют комнату, где находятся трубы водоснабжения всего дома. И зa то время, что они там пробыли – там возникла аварийная ситуация. Картины пришлось вытащить, рассовать, куда можно.

В том числе – в мастерскую художника – соседа, который, как выяснилось впоследствии, кое-что присвоил. Но это выяснилось поздно. Основной массив наследия М.Кузнецова был – по желанию Зенона Петровича – передан директору Государственной картинной галереи столицы Каракалпакской АССР г. Нукуса товарищу Савицкому. Передал я их ему лично, помог отвезти в реставрационные мастерские. Там Савицкий – с восторгом и нетерпением истинного ценителя – сразу же начал развязывать «стопки» собранных по принципу равных размеров картин, раскидал их по полу и, всплескивая руками, не сдерживая восторга, – смотрел, не мог наглядеться.

Зенон Петрович, поручая отдать картины Савицкому, разрешил мне взять еще что-то себе, чтобы и в Москве остался М.Кузнецов достаточно представительно. Савицкий это знал. Но когда мы «распаковались», и я начал отбирать что-то себе, – он стал противиться: «Ах, ах – это нужно нам для экспозиции... И это... и это...» – «Знаете что, – сказал я, – лучше не смотрите. Здесь всё музейное. Здесь – около четырехсот работ. Вы же видите, я беру только картоны последнего времени. Вам остается вся ретроспекция, все холсты, все рисунки. Неужели мало?» – «Ох, я не могу этого видеть, – жалобно сказал он, – как от себя отрываю...» – «Нет, это я как от себя отрываю, – возразил я, – а вам – с неба свалилось. Лучше не смотрите. Они же все – замечательные. Вам любую будет жаль».

Так мы и порешили. Он потом жаловался на меня Зенону Петровичу – я спросил у него: «Что будет делать музей с таким количеством работ одного автора? Не будет ли открыт музей М.Кузнецова? Не стоит ли оформить передачу картин – списком, дарственной или иным документом?..»

Но никакой документации не оформили.

Меня огорчило, что М.Кузнецов снова оказался вне общественного внимания, вне анализа. А – жаль. Русская художественная культура еще раз обошла стороной одно из самобытнейших явлений своего яркого многоликого букета. Случайный набор произведений художника, сохранившийся у меня, не позволяет сделать полный и точный анализ его творчества. Нет ни одной работы маслом. Нет – графики, работ для театра, работ для книги. Всё это – папками, связками – передано Савицкому. Остались лишь картины с «энкаустикой». Но даже в этом – ограниченном и случайном подборе – видна неординарность мастера. Ни на кого не похожего. Имеющего свои темы. Свой «почерк». Свое видение мира. Свое – всегда доброе – отношение к нему. Давайте сделаем попытку короткого анализа того, что вы увидите.

Я уже упоминал: Кузнецов сделал технологические открытия, в результате чего краски на его работах – не гаснут. Сохраняют первоначальную свежесть тончайших нюансов и – суммарно – образуют своеобразный «перламутровый» колорит. И уже обращал ваше внимание на значимость, разнообразие и умелое «целевое» использование фактур как равного краске средства художественной выразительности. Такой живописи в русском искусстве – насколько я могу вспомнить – нет ни у кого. Уже этим – М.Кузнецов должен войти в Историю русского искусства, как крупный и плодотворный реформатор. За истекшие десятилетия работы М.Кузнецова «не усыхали» – кракелюров не образуют. Если так останется и в дальнейшем, можно будет надеяться, что его опыт войдет в мировую практику и даст дополнительные гарантии к сохранению работ. Единственное требование – твердая основа. Холст пасует перед картоном, оргалитом, доской, «Энкаустика» на холстах подвержена механическим повреждениям, осыпям, необратимым потерям красочного слоя. «Технологи» живописи лучше меня проанализируют все эти явления. Я же – просто хочу обратить внимание. На «силу» и «слабость» открытия М.Кузнецова.

Но реформа технологии – лишь малая доля того, что позволяет говорить о М.Кузнецове, как о большом русском художнике. Сила его – в творчестве. Прошу обратить внимание на М.Кузнецова–портретиста. В русском, да и в мировом искусстве я не нахожу, кому бы он уступил в точности, глубине и нюансировке характеров. Среди случайного набора произведений, представленных у меня, есть и классические образцы, по глубине и яркости раскрытого в портрете характера – достойные войти в экспозиции музеев мирового класса. Пусть читатель простит мне пиетет. Я уверен – слова мои подтвердятся, когда в мировой обиход будут введены основные массы работ М.Кузнецова.

И – последнее. М.Кузнецов – художник глубоко русский. Русская тема его привлекала, тревожила, была чистым источником его вдохновения. Это видно и в рисунках («Мать и дитя» – рисунок 30-х годов, «Великий Новгород» – тогда же), и в пейзажах, и в представленной здесь картине «Три сестры», аналога которой нет в русском искусстве – ни в Третьяковке, ни в Русском музее. Это видно и в эскизах задуманных им картин «Берендеи», «Русские олонянки» («Восток» и «Россия»), – не знаю, была ли осуществлена сама картина...

Удивительная способность нашего времени – скопидомствовать по мелочам и разбрасываться реальными богатствами только из-за невежества и шкурничества «управителей», приставленных к любому делу (в данном случае речь о Союзе художников, членом которого был М.Кузнецов), – даст в будущем потрясающие открытия того, что утекло меж пальцев. М.Кузнецов – одно из таких открытий. Россию вы увидите и в других показанных здесь работах, тоже уникальных по сюжету и решению.

Добавлю еще. Глубокая тоска по России, по русскому. Спекуляции на этой тоске, позволяющие выдавать за «истинно российское» – то дурную публицистику Ильи Глазунова, то – злые, жесткие, «немецкие» по духу стилизации Константина Васильева (этакие нибелунги в парчевых «одежах»), – ничего общего ни с развитием русских традиций, ни с воплощением «русского духа», конечно же, не имеют.

Лишь в последнее время – отнюдь не усилиями воинствующих «радетелей за отчее дело» – начали появляться в культурном обиходе тихие, трудолюбивые хранители народной стихии, подобные явлению Ефима Честнякова.

Именно такую Россию вы найдете в работах Михаила Кузнецова – нежную и стыдливую, озорную и игривую, вооруженную щитом и мечом, чтоб защитить тихий свет души и ее беззащитность.

Большая часть работ, сохранившихся у меня, датированы концом 50-х – началом 60-х годов. Умер М.Кузнецов в 1962 году. Эта нежность, этот свет, эта высочайшая лирика создавалась художником, доживавшим одиноко и неухоженно в комнате, – серой от толстого слоя пыли...


[На первую страницу журнала «Меценат и Мир»]
[В раздел «ART»]
Дата обновления информации: 01.03.12 17:33