Художники Израиля

Марк Шехтман

Проза
(Мишка. Фрагмент из книги «Лучшие годы нашей жизни»)

…Всего в классе сорок два ученика: они дружили, ссорились, мирились. Не обходилось, конечно, без драк, а были и такие, которых лупили постоянно все кому ни лень, – быть слабым нельзя даже в первом классе. Но никому не доставалось так, как Ошеровскому, которого родители назвали Адольфом. То, что делали с ним, можно назвать только одним словом: травля. «Здравствуй, Адольф!» – говорил ему встречный, не забывая при этом стукнуть или ущипнуть несчастного, и моментально вслед за этим раздавалось: «До свиданья, Адольф!» – очередного юного антифашиста, с тем же вещественным подкреплением. «Хайль Гитлер!» – кричали ему в лицо, подняв правую руку. И в обращении учителей слышалась насмешка. Адик пытался сопротивляться, но как мог он один выстоять против всего света? Травля не прекращалась и после школы во дворе, куда Адик перестал выходить. Даже на балкон не мог выйти – «Хайль Гитлер!» орали ему с улицы.

«Смените мальчику имя», – предложил директор школы, но мать и слышать не хотела. «Чтобы из-за какого-то паршивого Гитлера, о котором завтра никто не вспомнит, мой папа, пусть будет земля ему пухом, лежал без имени?! Если они не могут навести у себя в школе порядок, так мой ребенок должен менять имя?! Пускай Гитлер, чтоб он сгорел, себе меняет!» – кричала она на весь двор. «Чего эта дура упирается? – удивлялся Мишка. – Вот Наталью Адольфовну в нашей квартире теперь называют Рудольфовна, и никто не смеется, ее любят, как раньше. Взрослые не то что имя – фамилии меняют, и ничего, а она подняла крик».

В те годы фамилии меняли часто. Однажды в «Известиях» четвертая страница была заполнена десятками одинаковых объявлений: «Алексей Николаевич Троцкий меняет фамилию на Троицкий», «Петр Иванович Троцкий меняет фамилию на Троицкий», и так без конца. «Иван Жопа меняет имя на Альфред», – мрачно сострил отец и скомкал газету.

История с Адиком тянулась еще года два, но к четвертому классу мадам Ошеровская наконец осознала, что «этот паршивый Гитлер» ни имя менять, ни тем более сгореть не собирается, и сдалась: мальчику сменили имя на Аркадий и перевели в другую школу, оставив, таким образом, деда «лежать в могиле без имени».

…В классе Мишка сидит у окна и время от времени посматривает на ворота пожарной команды. Как только раздается сирена, мальчишки вскакивают и бегут к окну. Удержать их на местах невозможно даже во время контрольной. Учительница давно с этим смирилась и терпеливо ждет. В гараже четыре машины, но длинный, как поезд, с выдвижной до десятого этажа лестницей «магирус» настолько покорил мальчишеские сердца, что само название его произносили с трепетом. Пожарники в серых брезентовых робах и никелированных шлемах сидят по бокам. И у командира брезентовая роба, но каска латунная. Она ослепительно вспыхивает на солнце. Сверкая медью и никелем, ярко-красные машины выезжают из ворот и уносятся под звон сигнальных колоколов и завывание сирен. В такие минуты и дети, и взрослые любуются ими. Но, когда Мишка вспоминает слова песни «Гремя огнем, сверкая блеском стали…», брови его удивленно поднимаются. О каком блеске стали можно говорить, когда каждый дурак знает, что танки красят в зеленый, защитный цвет? Кто это собрался воевать на сверкающих танках? Ведь их даже ночью за версту видно. Сразу подобьют! И еще непонятно, как можно сверкать «блеском стали»? Разве блеск сверкает? Кто мог тогда знать, что и зеленым танкам не суждено пойти «в яростный поход» под водительством «Первого маршала».

…Война приближалась. Все чаще показывали в кинохронике горящие города Китая, Абиссинии, Испании. Все чаще устраивали в городе учебные тревоги, затемнения по вечерам. Под крышами высоких зданий закладывали дымовые шашки, пожарные машины проносились по городу, «магирус» выдвигал свою бесконечную лестницу, и пожарники, как муравьи, карабкались по ней. Первый – держал брандспойт, другие – тащили шланг, сматывая его с тяжелой катушки. Мощная струя сбивала дым, пожарники спускались, лестница втягивалась и ложилась на спину «магируса». Красная кавалькада победоносно возвращалась в скучное казенное здание под каланчой. Снова вскакивают и бегут к окну Мишкины одноклассники. А Мишка сидит – ему и так все видно.

На площадь справа от Присутственных мест Мишка тоже время от времени посматривает. В центре ее, перед Софиевским собором, каменный Богдан Хмельницкий на коне поднял руку с булавой. Однажды на площадь привезли четырехорудийную зенитную батарею, прожекторы и звукоулавливатель: на платформе грузовика четыре похожих на уличные репродукторы раструба; в кресле оператор с наушниками. Замерла толпа на тротуарах. Направлены в небо и вместе со звукоулавливателем медленно поворачиваются в поисках невидимой цели пушки. Валит черный дым из-под крыши шестиэтажного дома рядом с собором. Мишка, тогда еще дошкольник, крепко держит руку отца, а сердце его от волнения и страха готово выскочить. Мысль, что вот сейчас через несколько секунд начнется стрельба, приводит его в ужас. Он дрожит и задыхается. Нервное напряжение становится невыносимым, и Мишка бросается бежать. Остановился он в квартале от площади, отдышался и повернул обратно. Страх прошел. Отец стоял на том же месте и как ни в чем не бывало взял Мишкину руку. В то же мгновенье взвыла сирена, три черных силуэта вырвались из-за собора и пронеслись низко над площадью. Пушки, все четыре, ударили одновременно, и оказалось, что это совсем не страшно. Рассеялся дым, грузовики увезли прожекторы и пушки, довольная толпа разошлась, прозвенел первый трамвай, и площадь приняла обычный свой вид. Сейчас Мишке стрельба не страшна – он давно уже сам стреляет в тире.

…На одной из перемен Мишке показали сына Котовского – веселого, рослого, очень похожего на отца десятиклассника, которого все называли «Котик». Первоклашки кишели вокруг него, как лилипуты вокруг Гулливера. «Достань пальто, Котик!» – кричали ему в раздевалке, и он, улыбаясь, снимал с высокой вешалки разноцветные одежки. Учились в Мишкиной школе дети и других важных деятелей. Учились, как все, привыкали к своему классу, класс привыкал к ним. Но однажды вслед за своими высокопоставленными отцами исчезали, а вместо них появлялись новые. Случалось это так часто, что на второй-третий день об исчезнувших никто уже не вспоминал, а если и помнил, то предпочитал помалкивать. Юному Котовскому, правда, ничего не грозило, поскольку легендарный отец его давно уже лежал в могиле. А впрочем – кто знает?..


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Израиль»]
Дата обновления информации (Modify date): 17.12.2011 14:39