К столетию со дня рождения Чеслава Милоша

Анджей Заневски

Чеслав Милош перед возможным концом света

Что есть поэзия, когда ей не спасти
Ни наций, ни людей?
Участница служебной лжи,
Песенка пьяниц, которым тут же кто-то перережет горло,
Девичье чтиво.

Чеслав Милош. «Спасение»

Я стою перед памятником, перед исключительным монументом, в лазурь врезаются три стальных креста, увенчанные строками из стихотворения.

Ты, что обидел человека простого,
Смехом над болью его разразившись,
Не будь спокоен – поэт ведь помнит,
Можешь убить его – появится новый,
Будет записано дело и слово.

Скульптура, или скорее конструкция, вызванная к жизни непосредственной необходимостью борьбы, с чувством победы, надежды, веры, – сегодня, на фоне рассыпающихся зданий Гданьской верфи и хрупкого пафоса созданного здесь Музея Солидарности, вызывает горечь и ощущение глубокого разочарования, а многие из бывших рабочих просто сжимают кулаки. Я в очередной раз читаю мудрые и проникновенные слова Чеслава Милоша и понимаю, что они продолжают быть актуальными, только сегодня простого человека обижают те, кого он сам вознес на вершину власти. Он доверился им, а они, наглые и самоуверенные, повторяют ему как мантру: всегда были на Земле бедные и богатые. Стало быть, теперь памятник и стихи великого поэта воспринимаются как воззвание и предостережение не по отношению к тем, кто ушел, а по отношению к тем, кто правит. Неужели Чеслав Милош, после смерти которого так быстро минуло уже шесть лет, уловил этот парадокс-дилемму-конфликт между ожиданиями миллионов людей и тем, что свершилось или не свершилось, обещаниями, которые не выполнены, а также обманами и мелкими предательствами. Пожалуй, я задаю неуместный вопрос, ведь он знал, видел и понимал, анализировал и обобщал действительность во всех аспектах и подробностях… И, пожалуй, еще не раз обиженные будут обращаться к его словам, запомнившимся потому, что они продолжают быть актуальными.

Я знакомился с творчеством Чеслава Милоша постепенно, начиная с переводов, включенных в антологию «Время беспокойства», изданную Criterion Books в Нью-Йорке в 1958 г. Будущий Нобелевский лауреат перевел «Пустошь» Томаса Стернса Элиота, а также стихи Уильяма Батлера Йитса, Уоллеса Стивенса, Уистана Хью Одена. Скромная книжка стихов тридцати двух американских поэтов, выбранных Павлом Маевским, вскоре стала Библией моего поколения.

Напомню: поколения, воспитанного на творчестве Владислава Броневского и Владимира Маяковского, хотя и охотно принимающего доброжелательные поучения Юлиана Пшибося… Стихи американских поэтов, как и немного ранее французских, в великолепной антологии Адама Важика, опубликованной «Книгой и знанием» в 1949 г., как и немногочисленные, труднодоступные творения поэтов-эмигрантов Чеслава Милоша, Казимежа Вежиньского, Юзефа Лободовского, – это наши первые очаги в области субъективного и литературного познания в 1958–1962 гг. Полагаю, что в поэтике каждого молодого польского поэта, творившего в тот период, можно найти более или менее выраженные черты-влияния-следы упомянутых крупных индивидуальностей ХХ века.

Более полное, всё же, открытие творчества Чеслава Милоша наступило только после присуждения ему Нобелевской премии в 1980 г., в значительной степени благодаря нелегально переправленным в Польшу книгам Библиотеки культуры Литературного института в Париже, где появилось многотомное издание собрания сочинений поэта.

Ян Кулька, живший тогда в Ломже, замечательный писатель и мой друг, предпринял серьезные усилия для приезда польского Нобелевского лауреата в Ломжу на встречи в рамках ежегодной «Поэтической весны». «Поэт создал в своих мечтах поэта», – сказала сегодня утром в телефонном разговоре Бася Кулька, вдова писателя. И Чеслав Милош 15 и 16 июня 1981 г. принял участие во встречах, в частности в клубе «Бона», а также за кружкой пива со своими друзьями из Вильнюса в близлежащем Новогроде… На снимках мы видим улыбающегося молодого Яся Кульку и окруженного близкими и друзьями Чеслава Милоша, тоже улыбающегося… Может быть, какая-то его мечта здесь как раз и исполнилась. Ныне, вспоминая Яна Кульку, я каждый раз думаю и о Чеславе Милоше, соединяя их как на фотографии. Без сомнения, их объединяло глубокое чувство ответственности за слова, благоразумие и, видимо, надежда на то, что окружающий мир – читай: Польша – станет лучше благодаря их писательской деятельности. История, однако, несправедлива – обоих нет в живых, по адресу Чеслава Милоша посылаются нелепые упреки, а его похороны на Скалке в Кракове вызвали немало возражений. А ведь Чеслав Милош достоин Вавеля. Каждый, прочитавший его стихи, эссе, романы полностью согласится со мной.

Я нашел в его творчестве стихи таинственные, как бы вещие, предвидящие, пророческие, загадочные, важные для нас сегодня, а может быть, и завтра, особенно в свете приближающейся зловещей даты Армагеддона в 2012 году…

Поздно для рода людского.
Одна за другой умолкают Кассандры.
Не пламенем, трещинами в стенах.
Это приближается на лапках кошки.

Написанное в Беркли стихотворение 1969 года сопровождалось комментарием: «Пессимист! Значит, снова космическая гибель? Нет, нет! Я опасаюсь рук, которые борясь за народ, сами этот народ уничтожают»…

Катастрофизм ли это? А может, скептический реализм? Или также ощущение истории, которая все же не стоит на месте и не выносит самодовольства власть имущих.

Эти слова, особенно в сочетании со стихами, написанными на памятнике перед воротами № 1 теперь уже бывшей Гданьской верфи, невозможно воспринимать равнодушно.

Перевод с польского Наталии Шведовой.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Польша»]
Дата обновления информации (Modify date): 02.03.12 19:16