Проза
Не рухнуть с дуба
(Из жизни озеленителей)
В том году раздобыли себе работу на зиму. Не два раза выйти, хвойные агрилом укрыть, и не ёлку на Новый год в мёрзлый грунт вогнать, а нормальную такую работу, с утра до вечера и с ноября до апреля. Такая удача редко случается. У нас, например, с тех пор больше не случалась. Озеленители, как птицы, – если нет кормушки, голодают зимой. Доедают по крошке запасы, сделанные за сезон, чтобы дотянуть до весны. И ждут, когда сойдёт снег, как те же птицы ждут свежей пашни.
А тут так повезло. Вызвали на три аварийных сосны, нависших над крытым теннисным кортом. А за кортом – целый лес чудесный на закрытой территории, а сосен в нём аварийных – сколько насчитаешь, столько и будет. Не аварийные, так фаутные – суховершинят через одну, рак-серянка, дупла подозрительные и прочие веские основания для немедленного удаления. За пару дней подеревной инвентаризации насчитали примерно так, чтоб до весны точно хватило. Про порубочный билет и не вспоминали – территория огорожена в три контура, через трое ворот никакой инспектор не перелезет, даже если вызвать. Акт с приложением сделали, договор представили – и вперёд, в счастливую зиму.
Правда, кому в счастливую, а кому и не очень. Везде своя диалектика. Народ себе тянул верёвки и растаскивал напиленные пни, веселясь по каждому поводу, а я отмечал единицы в ведомости выполнения работ и знал, что не дай Бог что-нибудь на кого-нибудь свалится, или Лёха с сосны упадёт, или кто топором себе в лоб со смеху заедет – не разрулить мне тогда таких неприятностей ни в каком случае. Ни у нас лицензии, ни у Лёхи корочки на верхолаза, ни у нас журнала по технике безопасности. Если милицию на труп вызывать, то и про порубочный билет всплывёт. Да и кроме трупов есть варианты. Наблюдаю, как Лёха над кортом сосну лебёдкой разгибает, и тут же представляю – вот как оборвётся сейчас, упаси Господи, эта хвалёная двухтонная верёвка, как хлобыснёт сосна в обратку прямо по этой полимерной кровле этого буржуйского корта, так я за эти лохмотья как раз всю жизнь платить буду. И ещё не успею выплатить. Коллективу максимум – зарплаты не дождаться. А я попадаю, так попадаю. Или ещё мысль преследовала – ну как может всего лишь корт, накрытый арками из какого-то алюминия, по которым натянута какая-то слоёная клеёнка, стоить сто восемьдесят тысяч долларов! И кто его вписал именно под эти сосны! Или они потом взяли и согнулись? Причём именно над клеёнкой? Успокаивало только соображение о том, что, если бы не вписал и если бы не согнулись, то не было бы у нас на зиму работы, да ещё такой работы, а значит, всё опять к лучшему, только ценить надо уметь.
Да и Лёха, орёл, не подводил. Те три сосны каждую лебёдкой вытянул до вертикального положения и с земли положил. Первая рухнула, как выстрелила – по земле, спружинив, как шарахнет плашмя, аж под ногами дрогнуло. Охрана из домика своего с помповухами наперевес повыскакивала, как тараканы из хлебницы. Думали, рвануло что-то. Диверсанты в городе. Мы, вообще, похоже, для тамошней охраны были единственным развлечением. Без нас у них что? Утром хозяин выезжает, вечером он же заезжает. Остальное время никаких шансов на разнообразие. Три охраняемых контура, один в одном. Не всякую белку уговоришь сюда допрыгать. Мы хоть как-то поддерживали их в тонусе. Пока морозов не было, охранники по очереди приходили смотреть, как Лёха на весу решает очередной геометрический ребус, – где какую ветку привязать, где отпилить, куда она пойдёт… Если за этим их заставал Андрей (их как бы начальник), начиналось зрелище и для нас. Андрей на полном серьёзе объявлял всех бездельниками и нахлебниками и гнал бедолагу охранника где-нибудь подметать или убирать. А нам, чтобы не ржали, «выписывал» замечания по производству работ и вечером лично проверял, устранили мы их или нет.
Как выпал снег и похолодало за минус десять, перестали ходить. Безвылазно торчали в своём «доме охраны», где нам было разрешено сушить обувь и обедать в раздевалке. Как-то раз я зашёл погреться, не хлопнув дверью. Охранники смотрели телевизор, набившись в комнату отдыха. Подсобка была не заперта, в приоткрытый проём мне отсвечивала металлом шеренга чёрных стволов. Я был заворожён. Аккуратно вынул из ближайшей ячейки помповое ружьё и передёрнул затвор, как это делают суровые парни в боевиках. Мгновенно воцарилась тишина. Говорил только телевизор. Решив извиниться и заверить, что я не собираюсь баловаться, я, как был, шагнул на порог комнаты отдыха с помповухой в руках. Шестеро здоровенных мужиков замерли по углам, таращась на меня.
– Отдай сюда, – через некоторое время предложил самый храбрый. Я кивнул и бережно приставил ружьё к шкафу. Как только я сделал шаг назад, звуки вернулись, ружьё было схвачено и вынесено, а я оглушён вопросами и советами, куда мне идти и что со мной надо бы сделать. Договорились, что ничего не было и что не только в их интересах, но и в моих, чтобы об этом не узнал Андрей. В строгом смысле, Андрей был не начальником, а заместителем. «Замесителем», как говорили охранники. Настоящего начальника никто не видел, он только звонил Андрею на мобилку. Кодового имени от «Андрей» придумать не удалось, поэтому за глаза его тоже называли Андреем. Нам тоже следовало быть скромнее, потому что заказчика мы никогда не видели, а представитель заказчика составлял мнение о нашей работе со слов Андрея. Весь день Андрей носился по поручениям, поступающим по телефону, и везде всегда появлялся неожиданно. Окурки можно было бросать только в специальное ведёрко, порубочные остатки должны были дожидаться нашей «Татры» только в складированном виде около ближайшей дорожки, сама «Татра» категорически не должна была ни на полколеса заезжать на бордюр или куртину (вертитесь, как хотите), по окончании дневных работ следовало граблями расчесать снег, прикрывая таким образом опилки и придавая сугробу первозданный вид. Чтобы хозяин, проезжая к главному дому, не переживал по поводу грубого вмешательства в его любимый лес. И уж совсем недопустимо, просто немыслимо и невозможно попасться на глаза хозяину лично. За полчаса до появления лимузина в наших, третьих, воротах и духу нашего не должно было быть на объекте. Максимум, можно спрятаться у охраны и переждать, когда хозяин войдёт в главный дом, отпустив при этом лимузин. Это всё напоминало предостережения насчёт Горгоны, но мы не сильно удивлялись. Прошлым летом, когда делали газон и горку одному банкиру, был строжайший запрет ходить без рубашки. Таская чернозём в жару. Якобы, вид многочисленных голых торсов напрягает сверхкультурную банкирскую супругу, которая никак не может не глазеть в южное окно. Нам-то было ясно, что пузатый коротышка просто хочет лишить свою скучающую крошку созерцания множества смуглых мускулистых парней, вереницей бредущих друг за другом, но всё равно пришлось изнемогать в майках непременно с рукавом и рубашках, непременно застёгнутых, спасибо, хоть не до горлышка.
Не заметил, чтобы Андрей сильно уставал от бремени быть охране начальником, а нам – заказчиком. Наоборот, застав нас врасплох и уличив в очередном нарушении, Андрей будто получал новый заряд бодрости и, подтвердив своё всевластие, спешил прижучить следующего нарушителя. На подзарядку в иные дни Андрей приходил по нескольку раз. Если нарушений не было, просто стоял за спиной и ждал, бросая окурки в наше ведро. По всей территории, прячась за соснами, на двухметровых столбиках были установлены камеры, поворачивающиеся за объектом слежения с мерзким зудением невидимых моторчиков. Отойти в сторону, чтобы избавиться от излишков выпитого ранее чая, и остаться незамеченным, было почти невозможно, и мы время от времени от сколь угодно дальнего дерева бегали по очереди в дом охраны. Андрей не доверял камерам и, подходя, огибал очередное место работ по широкой дуге в поисках жёлтого снега. Его старания редко бывали напрасными – то обнаруживалась обломанная ветка сосны, не отмеченной на удаление (мы берегли в основном фонари и любимые камеры, а рядом стоящим деревьям иногда доставалось), или находился свежеотпиленный «пенёк», откатившийся во время погрузки с бугорка и забытый в снегу. Андрей, светясь от собственной прозорливости, предъявлял мне улику, и я привычно проходил полную процедуру извинений и объяснений, а также обещаний «впредь ни в коем случае» и «с удвоенной бдительностью».
И мы, и Андрей, каждый по-своему, ждали того дня, когда подойдёт очередь самого опасного дерева из всех отмеченных. Ещё при составлении сметы было понятно, что с ним будет трудно. Лёха предлагал взяться за него пораньше, чтоб над душой не висело, но я решил, что лучше предварительно потренироваться на экземплярах попроще. Но вот всю правую половину сделали, пора, вроде бы, переходить на левую, но перейти можно только после того, как разберём гвоздь программы. Дуб над главным домом. Единственный дуб на все сосны, и сразу две свои ветвищи вытянул над крышей хозяйской недвижимости. Любую спили, в снег воткни – отдельное дерево получится, такие ветки отрастил.
Андрей в предвкушении ещё с утра нарезал сужающиеся круги. Видно было, что молчит с трудом. Если б он знал, что дело не только в размере. К таким годам дуб, как правило, наполовину гнилой. Кроме того, одной рукой на весу пилить дубовую древесину заметно труднее, чем сосновую. Если бы Андрей это знал, наверно, принёс бы кресло и тёплый плед, чтоб ничего не пропустить.
Надо было нам вести себя непринуждённее, чтоб не доставлять ему дополнительного удовольствия. Но мы были слишком сосредоточены на предстоящем. Ветра, слава Богу, не было, морозец так себе – минус тринадцать на солнце, но это всё не повод расслабляться. Мы молча выстроились перед могучим стволом. Лёха облачался в свои лямки-страховки, как одеваются во всё чистое. Казалось, дуб тоже понимал, зачем мы пришли, и готовился продать свою жизнь подороже. И у него могло получиться. Главный дом – это вам не крытый корт за какие-то сто восемьдесят тысяч.
И Лёха полез. Медленно, поочередно перевешивая выше и выше свои верёвки-лесенки (это всегда медленно), но впервые я не торопил его. Добравшись до небольшой боковой ветки, Лёха решил смахнуть её, чтоб не мешала, и завёл пилу. Андрей с готовностью выскочил вперёд и замахал руками, перекрикивая шум:
– Стоп! Стоп! Кто разрешил начать работу?
Лёха заглушил пилу и повис на верёвках, закатив глаза.
– Вы на частной территории находитесь! Охренели, что ли, у главного дома тарахтеть? Согласовывать надо! Вы согласовывали?!
– Так он уехал же, – отвечаю, – утром ещё.
– А супруга? – радуется Андрей. – Это знаешь, что за окна? Это из спальни окна! А если спит?
Выдержав паузу, чтобы всем было понятно, что он опять прав, а мы опять виноваты, Андрей распорядился ждать и ушёл к парадному входу. Вернулся, когда мы уже потихоньку зябли без движения. Сказал, что можем начинать, но с одним уточнением.
– Хозяин приедет в шесть буквально вот сюда! – Андрей указал на площадку перед парадным входом, – вот прямо сюда, чуете разницу? Отбежать в сторону будет недостаточно! В пять чтоб вас тут будто и не было никогда! Поленья пирамидкой, опилок нет, снег чистый!
– Ну это, как обычно, – говорю, – мы ещё раньше уйдём, в четыре уже не видно ни фига.
– Повторяю, – Андрей погрозил пальцем, – в пять чтоб пол-часа, как вас тут не было!
Посчитав миссию выполненной, Андрей удалился в сторону дома охраны. Мы пожелали ему вслед здоровья и всяческой удачи в личной жизни.
Лёха вышел на первую аварийную ветку к одиннадцати. Прислушиваясь, прошёл её до половины и обратно, ещё раз прикидывая стратегию и тактику. Перекинул тягловые верёвки через верхнюю развилку и заарканил последнюю четверть ветки. Подпилил, свистнул тянуть – народ потащил, взрывая ботинками снег, привязанная четверть нехотя выгнулась вверх, с треском отделилась и повисла, не доставая до крыши, казалось, совсем чуть-чуть. Отвели за пределы крыши, опустили на землю – и дальше, следующую четверть. Вернее, не четверть, а покороче – диаметр увеличивается, погонный метр тяжелеет. Лёха пилит, ребята таскают, я молюсь – короче, пока всё шло в штатном режиме. Когда первую ветку разобрали, дров из неё получилось, как из целой липы, которая попалась нам недавно.
Было два часа, и мы большинством голосов решили перекинуться на вторую ветку, не прерываясь на обед (это спускаться Лёхе было быстро, на карабине, а подниматься было бы опять долго). Вторая ветка была не слабее первой, отрезки приходилось отмерять короткие. Но ничего, морозец помогал не останавливаться. Здоровенные отпиленные «пни» плавно пролетали над самой черепицей и ударялись в ствол, народ взрывал снег копытами, радостно гикая, я переводил за них за всех дыхание, стемнело небо незаметно. В начале пятого осталась последняя, самая толстая, часть ветки. Она уже не угрожала крыше, и можно было снимать её целиком. Привязывать всё равно было надо – под ней отмостка, на отмостку не уронишь, да и лететь будет мимо всех окон. Лёха покорячился, но привязал. На ту самую двухтонную верёвку, проверенную над кортом. Обвязал и стал пилить. Пенёк себе отмерил от ствола, чтобы встать покрепче, и пилит. Дело долгое, диаметр раза в полтора больше, чем у пилы цепь, все уже измотанные, стоят, смотрят. Уже фонари парковые зажглись, сквознячок на ночь холодает, ещё чуть-чуть, и греться-сушиться пойдём. Примерно под такие мысли со спины вылетает на нас охранник, от бега задыхается, и глаза круглые:
– Сворачивайтесь! – кричит, – хозяин раньше приехал, Андрей уже встречать пошёл!
– Так я уже надпилил! – Лёха отвечает, – так оставлять нельзя, вы чё!
– Сворачивай, как есть! В натуре попадаем! – охранник, чувствую, без нас не уйдёт, затем и явился. Лёхе махнул, чтобы добивал – тот пилу как притопит, аж звук жалобный пошёл. Народ в верёвку вцепился, ждёт. Обычно Лёха крикнуть успевал, а тут торопился, что ли, или для вдоха слишком согнувшись был, но бревно вдруг шелохнулось и ринулось по дуге вниз. Кто успел, повис на верёвке, поджав ноги, бревно гулко врезалось в ствол, отчего Лёха аж подпрыгнул, порвало верёвку и рухнуло в снег. Отколов край отмостки. Охранник на время замер, оценивая произошедшее. Я скомандовал тащить бревно в общую кучу и начал торопить Лёху.
– Страховку сорвало, – поискав, ответил Лёха, – и тягловая убежала!
Верёвочные лесенки, по которым Лёха забирался вверх, ничем не могли пригодиться при спуске вниз. По конструкции невозможно. Перевешивать поочерёдно одну выше другой – возможно, но одну ниже другой – никак. Спускался Лёха всегда по верёвке, которую снизу тащил за собой и наверху закреплял через колёсико на петле. Это у нас называлось страховкой. И теперь, судя по всему, страховка ускользнула, а Лёха остался на высоте трёх добротных этажей. Верёвку нашли сразу – валялась на снегу, как убитая змея. Охранник ещё не понимал, что случилось, и продолжал прогонять нас междометиями и дёрганьем за рукава. Не тратя времени на объяснения, мы привязали к упавшей страховке компактный груз, то есть топор, и предложили Лёхе поймать его. Лёха не отказался, и мы по очереди начали прицельно метать топор наверх. Пробовали и раскручивать на верёвке перед броском, но намного выше топор от этого не взлетал – мешала та же верёвка. Охранник в ступоре наблюдал наше действо, решив, что мы сгоняем упрямого Лёху с дерева топором. До сих пор мне кажется, что это скорее хорошо, чем плохо, что топор Лёха так и не поймал. А другого груза у нас под рукой не было.
На дальнем повороте асфальтовой дорожки вкрадчиво нарисовались прищуренные фары лимузина. Охранник судорожно стал хватать нас за руки и тащить прочь.
– Лёха, мы вернёмся! – успел я выкрикнуть шёпотом, – скоро!
Прячась от фонарей, по каким-то нехоженым сугробам, где и днём не приходилось лазить, бодрой рысью минуты за три мы достигли дома охраны. Ворвались в прихожую и захлопнули за собой дверь.
Андрей был уже в дежурке, ещё с порога я увидел его широкую спину. Сразу насторожило, что он не обернулся и не встретил нас возмущёнными воплями и угрозами лишить допуска на объект. Я тихо вошёл в дежурку, подбирая слова, которыми мог бы помягче доложить, что вернулись не все. Слова не понадобились. Андрей, затаив дыхание (я бы сказал, прекратив дыхание), созерцал один из квадратиков, на которые был разделён монитор. В квадратике виднелся знакомый дубовый ствол, торчащий в свете освещённых окон обрубок ветки, и наш Лёха, притулившийся на месте, о каком мечтает любой ленивый снайпер.
– Страховку сорвало, – подобрал я слова, – слезть не может.
– …Именно сейчас именно сорвало? – как бы для себя уточнил Андрей.
– Кто ж знал. Спешили.
Андрей прижал какую-то кнопку, изображение в квадратике поползло вниз и вправо – в кадр медленно вплыл фасад, парадный вход и лимузин с открытой дверцей, около которой стоял и курил солидный дядя в длинном пальто.
– Начальник охраны, – вдруг поделился Андрей подозрительно спокойным голосом, – понимаешь, нет?
– Понимаю, – поддержал я беседу.
Будто услышав наши мысли, дядя в пальто отделился от лимузина и прогулочным шагом двинулся на угол. Андрей втопил кнопку, поворачивая камеру следом. Когда начальник охраны поравнялся с дубом, Андрей, снова перестав дышать, поднял камеру на Лёху. Лёхи не было. Только пустой обрубок и чёрные тени.
– Он не подставит, – сказал я, услышав, что Андрей опять задышал, – соображает же, не дурак же.
Андрей молчал, пока дядя, назевавшись, не пошёл обратно к лимузину.
– …Чего он гуляет здесь? – прокряхтел Андрей, – как чует, как чует…
Дядя докурил и, ещё раз оглядевшись, ушёл в дом.
– Вообще-то, Лёху бы снять надо, – напомнил я, – он так себе чего-нибудь отморозит.
– Сидеть! – подпрыгнул вдруг Андрей, из чего я сделал вывод, что Андрея снять могут раньше.
На секунду мне представилось, что я и Лёха – это червячки, которых азартно заглотила до этого зубастая рыба Андрей, а теперь оказывается, что это наживка, за которую Андрея запросто могут вытащить и выбросить. Теперь он на одном крючке с нами, и мы как бы сейчас заодно.
– Снимать его надо по-любому, – повторил я, чувствуя нарастающее безразличие к допуску или недопуску на объект.
– И как? – взвизгнул Андрей, выразительно раскинув руки, – ты что предлагаешь?
Я не очень представлял, что предложить. Сначала дружно вспоминали, есть ли в гараже или в хозблоке нормальная лестница, желательно раздвижная. К дубу предполагалось подкрасться с теневой стороны. Лестниц не было, только стремянка для малярных работ, но это не выход. Зато вспомнили про алюминиевую мачту для антенны, оставалось найти, в каком углу положили. Охранники разбежались искать, Андрей смотрел на монитор, то и дело проверяя, не нарушил ли Лёха маскировку.
– А молодец ваш альпинист, – вдруг пробормотал Андрей, – это он молодец…
– А как же, – подхватил я, – мы ж с вами вместе работаем, мы своих не подставляем…
– Если всё нормально будет, коньяка ему налью, – кивнул Андрей, – только пусть продержится, отогреем…
Охранники принесли мачту, прикинули по стене дома – метров семь, не достанет. Страховку подать Лёхе в руку много прочности не надо, решили привязать какую-нибудь рейку или вагонку, ещё метра два нарастить. У нас верёвок – целый мешок. Кинулись искать рейку.
Андрею на его увесистую чёрную мобилку поступил звонок. Андрей коротко ответил: «Уже там» и с изменившимся лицом вылетел на улицу. Оказалось, это была команда открыть ворота. Хозяин переоделся, забрал супругу и умотал на какую-то буржуйскую тусовку.
Едва сомкнулись створки ворот, мы бросились к дубу. Лёха отозвался не сразу. «Где-где! – донеслось сверху из темноты, – на юг, блин, улетел, блин!» «Мы думали, ты упадёшь!» «Не упаду, руки уже не разгибаются!»
С шутками-прибаутками дотянулись до Лёхи нашей мачтой с насадкой, Лёха закрепил страховку, съехал кое-как на негнущихся ногах и тут же отбежал к ближайшему столбику с камерой исполнить главную мечту человека, провисевшего на морозе пять часов с утренним чаем внутри.
На следующий день мы разобрали дуб до уровня снега, как не было. Андрей видел отколовшийся кусок отмостки, но сказал, что до весны всё равно бетон не чинят. Ежечасные инспекции прекратились – имелось в виду, что мы и сами соблюдаем порядок, какой нужно. «Татра» теперь проезжала без всяких придирок к пропуску, потому что было логично давать нам вывозить порубочные остатки вовремя и без помех.
А коньяка Андрей действительно Лёхе налил, практически стакан, и Лёха не отказался, хотя был за рулём. За руль мы усадили нашего безлошадного запасного водилу, а Лёха, разомлев, развалился на заднем сидении у окна. Закурил, опустил стекло и начал хвастать, как ему хорошо и что его везут домой как директора. Почти сразу в открытое окно из-под колеса встречного Камаза влетела хорошая порция снега с грязью и прицельно накрыла Лёхину улыбку. Всё-таки нельзя ему было в этот день расслабляться, бывают такие дни.
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Литература»]
Дата обновления информации (Modify date): 09.04.13 17:59