Проза

Зульфа Оганян

Жизни параллель

Мне редко снятся хорошие сны, чаще – кошмары. Из недр сознания они проникают в ночной покой и отравляют его. Но недавно мне снился сон необычно-красивый и мирный. Я сижу на земле, и передо мной неглубокое ущелье, края которого проросли осенней травой вокруг пней. Пейзаж бесхитростный, истинно армянский, родной. Чужие сны утомительно выслушивать, это наказание, твердят одни. Но не менее авторитетные люди видят в них послания из космоса, художественное воплощение наших дум и способ самопознания, выяснения связей с реальной жизнью. Символы в них определенно значимы, и все случайное в них закономерно. Так о чем они нашептывают, предупреждают, что разъясняют?

У меня были яркие сны: я говорила по телефону с Пушкиным, Дидро со мной делился теоретическими размышлениями о драматургии, я шла по улице с Маяковским и тайком целовала ему руку, ибо была одной из предавших его женщин… Многое стерлось-выветрилось из памяти, а кое-что вошло в мои рассказы. Помню, заболела моя тетушка, казалось, это обычная простудная лихорадка. Однако во сне мы встретились в трамвае, и она объяснила, что у нее билет до конечной, затем я искала ее в больнице и нашла в подвале. В итоге она умерла через несколько месяцев. Далее. У подруги началась депрессия в связи с семейными неурядицами, а была она доброй, любящей, жизнерадостной, талантливой. После поездки в США казалась совершенно исцеленной, но во сне предстала мне в образе злобного маньяка-убийцы; вскоре безумие вернулось и погубило ее.

Сны высоко ценили великие аргентинцы, без которых сегодня невозможно представить литературу. Вот строки Хуана Хельмана:

Сон – разновидность труда, где земля
Сливается с небом.

А афоризмы Антонио Поргиа весьма ценил сам Хорхе Луис Борхес. Вот некоторые из них:

Иногда мне снится, что я не сплю. Вот так мне снится сон моего сна.
Ты вечно рассказываешь о своих снах. Когда они успевают тебе сниться?

А эта максима, если не напрямую, то все же о снах:

Иногда мне достаточно огонька спички, чтобы осветить звезды.

Настойчивость подсознания поистине титаническая, но… все впустую. Как заметил О.Уайльд, мы из истории извлекаем тот урок, что никаких уроков не извлекаем. Вот один из моих цветных снов – черные негры, белый снег, красный свитер с рельефной вязкой. Цвета радикальные. Говорят, красочный спектр во сне – признак душевной неуравновешенности. Но и наяву черный и красный цвета предвещали мне беду; предрассудок это или нет – судить не мне. Иногда сновидение возникает раньше сна, оно витает в воздухе в ожидании момента, когда может предстать перед твоим мысленным взором. Калейдоскоп картинок, засевших в мозгу и, подобно мотылькам, летящим мимо, он задевает тебя чуть-чуть, вполсилы.

А какие удивительные сны у Набокова! Какие он создает миниатюры, какая мозаика! Здесь и визуальные впечатления, и чувственные ассоциации, и фантасмагория страшных по достоверности событий, часто предваряющих их свершение. Но эта тончайшая вязь все же уступает сну Свидригайлова у Достоевского.

Снились мне покойный художник Минас и некий тоже ныне покойный армянский писатель. Покойники снятся не к добру, они будто предупреждают о чем-то. А вот недавний сон повторился наяву буквально на следующий день. Я заблудилась в лабиринте улиц, поднималась и спускалась по лестницам и, наконец, нашла свою дорогу. Наутро направилась в церковь, издавна мне хорошо знакомую, и ухитрилась заблудиться. В итоге мне подсказали дорогу к храму, кстати, к нему вели ступеньки, так что все сошлось. Единственная, но существенная разница: во сне я была не одна. Сравнивая сон и явь, я прошлась по парку, посидела на скамейке, остановилась перед статуей поэта. Все знакомо и будто видишь впервые:

Будто ждешь кого-то,
Не грустя о нем.

(Вл. Ходасевич)

Тема смерти, похорон во сне постоянна. То я иду на панихиду недавно умершей приятельницы, но гроб уже успели вынести. То какие-то женщины кидаются в реку и тонут, а на берег выносят мешки с расчлененными телами. А то я сама лежу мертвая, красиво убранная, рядом с кроватью спящей мамы. Постепенно понимаю, что жива, и беспокоюсь лишь о том, что непроизвольным движением могу напугать людей, пришедших проститься со мной. Бужу мать, она просыпается, приподнимается, но не видит меня и не понимает, в чем дело. Как-то во сне я убила кого-то и вынуждена была скрываться. Скитания приводят меня в Китай, где, разговорившись (на каком языке?) с местными женщинами и узнав об их тяжелой доле, прошу не выдавать моего убежища. Кто-то сказал: чтобы быть преступником, необязательно совершать преступления. Необязательно убивать и умирать, чтобы знать об этом все. А вот красивый сон: идем смотреть работы художника, которые почему-то испарились. Оказалось, они были сотканы из снежинок и инея, и сам процесс исчезновения снежинок запомнился весьма отчетливо.

Навещаем с зятем художника Ерванда Кочара, который обвиняет зятя в шпионстве за ним и бьет его по щекам, сам же больной лежит на кушетке. А вот сюжет, навеянный романом Мопассана «Сильна как смерть». Некий господин состоит в связи с замужней дамой и постоянно пишет ей письма. У дамы подрастает сын, и страсть мужчины переключается на юношу. Об этом он пишет даме, но она почему-то не получает письма. Недавно кто-то сказал: «Лучше бы вообще не видеть снов». Сомневаюсь, лучше ли это. Сны своеобразны и интересны в отличие от монотонности жизни. Эта жизнь второго плана, как в кино роль второго плана может быть интереснее главной. Конечно, нелепо подменять жизнь снами, но тем не менее…

Наношу макияж на лицо, пудрю его, черню брови. Но лицо существует отдельно от меня, и я склоняюсь над ним. Затем я помогала Параджанову надеть пальто, и в той же комнате был Солженицын. Как в рассказе Джека Лондона, кусок жизни – без начала и конца. А весенние сны быстротечны и меняются молниеносно, как и погода. Большая часть забывается, нагромождаются лишь старые впечатления. Наподобие обветшалого гардероба. Уже при жизни «могильная безмятежность». То покойная тетка надевает мне на палец кольцо в виде змейки, то покойный отец дарит мне изысканную черную бархатную сумочку. И еще мне предлагают сменить имя, но я отвечаю: сама им недовольна, но оно срослось со мной. Во сне же проживаю литературный сюжет. Она работает в гостинице, где в одном из номеров проживает некий поэт или артист. Он ласково безразличен с героиней, но она страстно влюбляется в него, едет за ним в другой город и признается в своих чувствах. Он говорит, что ему не до этого и между ними возможен лишь любовный эпизод. Ей и этого достаточно, и она остается ждать его возвращения, когда он куда-то отлучается. Проходит несколько часов, его все нет, затем она узнает о его гибели: не сработал лифт, и вдобавок случился пожар. Она отказывается верить в это и продолжает ждать. В конце сна возникает строчка: «Но он не воскрес ни на третий, ни на седьмой, ни на девятый день. Он не воскрес вообще».

Телефонные звонки, телепередачи, мои постоянные мучительные раздумья и тревоги – все своеобразно преломляется в снах. Ищу лазейку, но неизменно повторяющиеся недобрые символы перечеркивают все.

А вот абсурдистский сон: в конце улицы рок-группа развлекается тем, что буквально ложится под колеса проезжающего транспорта, вынужденного ухитриться проехать буквально в сантиметре от их тел. И тут же сюжет перескакивает: мне подарили восхитительные босоножки, сотканные из каких-то перистых волокон снежной белизны, к тому же они безразмерны.

А в ночь на 43-ю годовщину своего замужества мне снилось, что я выхожу замуж за чернокожего из Конго. Вначале я и слышать об этом не хотела, но он завлек меня тем, что нравлюсь я ему не всегда и не в любом наряде. И, поскольку черно-белая одежда его не устраивала, я в угоду ему облачилась в зеленовато-золотистое платье. И вот «муж» ведет меня по лестнице знакомить со своей родней. В руках у меня букет цветов – для уверенности, но меня все же тревожит, понравлюсь ли им я. – Нет, конечно, – не задумываясь отвечает конголезец, – но это уже не имеет никакого значения. Затем я освобождаю двух детей, которых, как насекомых, пришпилили к стене, и уговариваю их не бояться.

Осколки июньских снов: знакомая хочет сыграть в кино королеву то ли Викторию, то ли Елизавету, затем мелькают кадры из фильма. Мы с покойным мужем поздравляем друг друга с Новым годом. Мне подарили котенка, а я настигаю летучую мышь и, наступив на нее, разрезаю надвое. И еще мне снился двуглавый орел, преподнесенный мне сыном букет сиреневых цветов, крошечный прямоугольный флакончик духов и многое другое. Однако ни один сон не может быть фантастичнее самой жизни, которую можно разбить на мириады осколков-сюжетов. Но когда в жизни уклоняешься от визитов, встреч, самых коротких путешествий, бесед и споров, то все несбывшееся вспыхивает во сне с невероятной алогичностью. Что-то общее в моих снах проследить можно: настойчиво повторяющиеся мрачные символы, обилие покойников, блуждание по незнакомым улицам и комнатам.

«…загадывать загадки – предназначение, а между тем как разгадывать их – судьба», – пишет Джойс Кэрол Оутс. И действительно, сны можно толковать по-разному, это зависит от индивидуума. И сбудется то, что ты сам себе предначертал. «Я тот, кто лишь во сне бывал собою», – слова Борхеса слишком печальны и безысходны. Между тем сон – один из устойчивых символов художника, мистически настроенного на «зеркала воспоминаний», на то, что сны связывают и объединяют людей, события, размышления. И, разумеется, сны – порождение одиночества человека, его недосказанности в жизни, непретворения планов, обособленности. Вневременность снов захватывает огромные немерянные пространства, вторгается в ощущения, расчленяет их и предоставляет человеку либо эстетически осмыслить увиденное, либо хотя бы частично применить их в реальности. Отмахнуться же от снов не удастся. Раз они приходят к тебе, значит, ты нуждаешься в этом. И скудный набор жизненных впечатлений, незамеченных реалий и деталей, не вполне понятных человеческих отношений просвечивается во сне, если не адекватно, то достаточно рельефно. И, как утверждают китайцы, глыбы камней на дне реки не могут быть бесформенны.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Армения»]
Дата обновления информации (Modify date): 21.01.13 17:49