Лейла Александер-Гарретт

Берлин*

(* Фрагмент воспоминаний Лейлы Александер-Гарретт «Берлин-Киев-Москва».)

О моей влюбленности в Берлин ревниво напомнила дочь, штудирующая к экзаменам немецкий, когда, по возвращении из Киева, я с упоением стала рассказывать ей о городе, покорившим меня своей красотой, величием, гостеприимством и встречами с замечательными людьми, среди которых оказались и украинцы, и русские, и армяне и даже один шотландец. Мы сидели с Леной в парке, увековеченном в «Былом и думах» известным русским изгнанником, жившим некогда «близ Примроз-Гиля»; Лена отчеканивала немецкие фразы, приводя меня в недоумение: откуда у нее это пристрастие к германской культуре, к немецкому языку, к театру Брехта, к чтению «Фауста» Гёте в оригинале?

Все действительно началось с немецкой столицы, с выставки, посвященной Андрею Тарковскому, «Зеркало к зеркалу» («Mirror by Mirror») в галерее «Photo Edition Berlin». В основу экспозиции коллажей Сергея Святченко лег легендарный фильм Тарковского «Зеркало», точнее, несколько кадров из фильма, попавших в руки к украинскому художнику, живущему в Дании, от его учителя, а тому они достались от самого режиссера. На вернисаж из Москвы приглашены были сестра режиссера Марина Тарковская с мужем Александром Гордоном – сокурсником Андрея и соавтором дипломных работ во ВГИКе, а из Лондона я. Марина приехать не смогла, и я провела свой кратковременный визит (с 2 по 5 апреля 2009 года) с Александром.

Весной следующего года Сергей позвонил из Дании с известием о готовящихся в Киеве Днях творчества Арсения и Андрея Тарковских «Батько та сын». Его звонок совпал со встречей с выдающимся режиссером Романом Балаяном в Британском институте кинематографии, где проходил фестиваль еще одного знаменитого киевлянина-«вiрмянина» Сергея Параджанова. Вскоре выяснилось, что Роман Балаян знаком с директором культурно-образовательного центра «Майстер Класа» Евгением Уткиным – организатором Дней творчества Тарковских, человеком бизнеса, главной движущей силой многих серьезных культурных мероприятий в Киеве, таких как «Гоголь-фест», концертов классической музыки, поэтических вечеров и других проектов.

Сергея Параджанова с Тарковским связывала многолетняя дружба и взаимное искреннее восхищение. Когда в 1962 году на экраны вышел фильм «Иваново детство», Параджанов воскликнул: «Тарковский мой учитель!» – «Сережа – гений!» – отозвался редко наделявший хвалебными эпитетами собратьев по профессии Тарковский после выхода в свет «Цвета граната». Прежде чем впустить очередного гостя в свой хлебосольный киевский дом, Параджанов спрашивал, видел ли тот «Иваново детство»? На положительный ответ дверь отворялась, на отрицательный – захлопывалась перед носом посетителя с наставлением немедленно посмотреть картину – и тут же возвращаться для ее обсуждения! Свой последний фильм «Ашик-Кериб» Параджанов посвятил Тарковскому, о чем, не скрывая слез, объявил со сцены на премьерном показе в Мюнхене.

Берлинский визит я с благодарностью связываю с именем Рона Холлоуэйя – писателя, кинокритика, режиссера, ушедшего из жизни в декабре 2009 года. Американец по происхождению, изучавший философию в Чикаго, получивший докторскую степень теолога в Гамбурге, Рон и его динамичная жена – актриса и журналистка Доротея Моритц, были центром не только всемирно известных кинофестивалей, таких как берлинский, каннский и венецианский, но и многих восточно-европейских, азиатских и латиноамериканских. Ежегодно они посещали более двух десятков кинофестивалей, издавали журнал «Кино», в котором знакомили читателей с новыми именами, среди которых были и наши соотечественники: Климов, Параджанов, Герман, Абуладзе, Быков, Тарковский. Рон награжден почетным орденом немецкого креста «За заслуги в области культуры» – за «наведение мостов», каннской «Золотой медалью», польским «Кольцом», престижной наградой «Американского фонда поддержки кино» и многими другими международными призами. Доротея Моритц своей главной заслугой считала «победу над католической церковью», так как ей удалось переманить будущего католического священника и сделать его своим мужем и соратником в благородном служении искусству.

Из гостиницы, что на улице музы астрономии и астрологии Урании, я позвонила Рону, и тут же была приглашена на улицу Святых земель, расположенную на берегу реки Шпрее, в старинный дом с монументально-декоративной росписью сграффито. Просторная, светлая квартира с книжными стеллажами от пола до потолка, с мягкими диванами и креслами шестидесятых годов, с журнальными столиками, заваленными стопками журналов и газет – типичный уголок богемной интеллигентной пары. Мы сидели с открытой балконной дверью – приятно было из дождливого Лондона очутиться в залитом солнцем Берлине – и рассматривали сотни фотографий, снятых Роном во время визита Параджанова в Германию. С умиленной улыбкой Рон рассказывал, как сопровождал своего гостя по всем блошиным рынкам, где непревзойденный мастер мифотворчества ловко морочил голову торговцам, а те, как зачарованные, бесплатно отдавали запавшие в душу экзотическому покупателю всякие безделушки. После чаепития Рон, с торжественно-ироничным выражением лица, вынес в гостиную рубашку Параджанова, которой тот «махнулся не глядя», влюбившись в его яркую американскую майку. Торжественный ритуал облачения меня в мантию Параджанова сопровождался заразительным смехом Доротеи.

Перед отъездом Рон пригласил меня посмотреть неоконченный фильм-интервью с Алексеем Германом.

В своей книге «Снег на траве» Юрий Норштейн пишет, что у него такое ощущение, будто «люди в фильмах Германа живут, а режиссер просто ходит среди них с камерой и фиксирует». Герман – истинный ворожей от кинематографии. Как он добивается жизненной подлинности в своих картинах? Как передает вибрирующее состояние не находящих себе места героев, их иголками летящую во все стороны раздражительность, беспокойство, которые вдруг становятся твоими собственными?! Как заставляет сидящих по другую сторону экрана проникать вглубь эмоционального состояния героев; вязнуть с ними в грязи размытых дорог, чувствовать копоть керосинок, пыль исшарканных полов, испытывать пронизывающий холод и сырость и какую-то вечную человеческую неприкаянность?! Герман поглощает зрителя целиком, растворяет его в ткани фильма.

На фестиваль Параджанова Рон Холлоуэй надеялся привезти свой документальный фильм «Реквием», посвященный жизни и творчеству режиссера, заранее радуясь встрече с друзьями – ведущими британскими кинокритиками, планируя, где и как они будут отмечать это событие. Тогда я не знала, что Рон уже много лет тяжело болен.

Наступило время прощаться, и Рон вызвался проводить меня. Мы перешли через мост со стилизованными бутузами-медведями и вошли в волшебный парк Тиргартен (дословно «зоосад»), ослепивший нас ярко-синим врубелевским ковром распустившихся пролесков. Тиргартен – самый большой парк Берлина, его территория в два раза превышает лондонский Гайд-парк. На площади Большой звезды, откуда лучами расходятся пять важных магистралей столицы, расположена Колонна победы, воздвигнутая в ознаменование побед Пруссии в войнах 1864 – 1871 годов. Она увенчана позолоченной девятиметровой, 37-тонной статуей богини победы Виктории, которую берлинцы ласково называют «Золотой Эльзой» (по имени дочери скульптора Фридриха Драке, позировавшей ему). Семидесятиметровая Колонна победы, прежде возвышавшаяся перед Рейхстагом, была перенесена в центр Тиргартена к пятидесятилетию фюрера. Рон сказал, что проспект, соединяющий Колонну победы с Бранденбургскими воротами, до войны использовался как место парадов войск вермахта и служил взлетной полосой – последним аэродромом Третьего рейха. Каким-то чудом Колонна победы не пострадала во время воздушных налетов и артиллерийских обстрелов, хотя в ней находился стратегически важный радионавигационный центр. Мне вспомнился рассказ Василия Гроссмана «Тиргартен», который в детстве я не могла читать без слез, о беспомощных обитателях Берлинского зоопарка в последние дни войны, о старом служителе Рамме, потерявшем всю свою семью в страшной бойне, развязанной Гитлером, когда многие люди стали хуже зверей. И все же старик считал зверей самыми угнетенными существами в мире. «Животных убивают на скотобойнях в течение веков. Об этой обреченности страшно даже думать, настолько привычно все это. И все же они всегда надеются!»

Распрощавшись с Роном, я продолжила свой путь и вскоре оказалась у Мемориала павшим советским войнам. Внезапное появление двух советских танков Т-34 и двух пушек – участников битвы за Берлин по обе стороны монумента, поразило меня: как-то неожиданно было обнаружить много раз виденное присутствие следов войны в залитом солнцем, цветущем парке. Надпись на монументе, открытом 11 ноября 1945 года, гласила: «Вечная слава героям, павшим в боях с немецко-фашистскими захватчиками за свободу и независимость Советского Союза. 1941 – 1945». Более двадцати тысяч советских солдат отдали свои жизни в битве за Берлин. Более двадцати миллионов потерял Советский Союз в годы Второй мировой войны, а на современных картах нет страны, за которую пролито столько крови. Веками расширялись границы Российского государства, но к власти пришли щедрые кукурузники и пляшущие президенты и в одночасье раздарили, расчленили то, что им не принадлежало, за что отдавали свои жизни другие. С каким упоительным оскалом разваливался этот Союз! Сколько помпезных гуляний с пышными речами и фейерверками в новообразовавшихся государствах и повсеместная, нескончаемая грызня свирепствующих вожаков. Заразившись самой пагубной из западных ценностей, где «люди гибнут за металл!», мы забыли обо всех остальных, а главное, забыли сделать прививку против того, кто «там правит бал…» Что чувствуют отдавшие свои жизни за страну, которой больше нет?! Обжигающим напоминанием звучат слова погибшего в бою двадцатитрехлетнего поэта Николая Майорова: «И пусть не думают, что мертвые не слышат, когда о них потомки говорят…»

За памятником советскому воину в небольшом тихом скверике покоятся останки павших солдат. До 1994 года мемориал оставался советским анклавом на территории Берлина; у памятника стоял торжественный караул, но после передачи охраны и ухода за памятником администрации города он неоднократно подвергался осквернению – его обливали красной краской, рисовали свастику и чудовищные ругательства: «Убийцы, насильники, воры…» Постыдное, трусливое и самое низкое надругательство над убиенными…

Выйдя из Тиргартена, я очутилась у Монумента памяти убитых евреев Европы – трагическое напоминание о нашей недавней истории. Огромное поле перед Рейхстагом с более чем 2700 серыми плитами. По ним, как по ступенькам, с одной плиты на другую, прыгали малыши. Они играли в прятки, визжа от удовольствия. Многосложность жизни – трагическое сосуществует с жизнеутверждающим. Неподалеку еще один памятник: Мемориал гомосексуалистам – жертвам нацизма. Число гомосексуалистов, погибших в концентрационных лагерях превышает десять тысяч. Бетонный наклонный параллелепипед высотой около четырех метров с тюремным глазком, через который можно увидеть фильм с двумя целующимися мужчинами.

В период экономического кризиса колыбель демократии Грецию бросилась спасать от банкротства Германия, но почему-то столь великодушный жест не вызывал у меня восхищения, наоборот – некую настороженность. Стоит иногда оглядываться на прошлое, заглядывая таким образом в будущее; в двадцатом веке Германия дважды вела смертоносные войны. Герцен утверждал, что «немцы неисправимы, их пороки неискоренимы, источник всех ненавистей лежит в сознании политической второстепенности германского отечества и в притязании играть первую роль».

На крыше Рейхстага, с развевающимися во все четыре стороны немецкими флагами, я увидела две надписи, выцарапанные заглавными буквами на русском: АСТРАХАНЬ, МАКАРОВ. От большинства надписей не осталось и следа, их добросовестно закрасили, зашпаклевали. 30 апреля 1945 года над куполом Рейхстага советские воины водрузили красное знамя победы; в этот же день покончил с собой человек, развязавший войну. Гитлеровская канцелярия стояла изрешеченной, обуглившейся, как ее хозяин. Берлин называли последним кругом ада. Город горел, от взрывов артиллерийских снарядов вздымалась земля, испуганные, голодные берлинцы тянули руки за куском хлеба, которым делилась с ними армия победителей. Победителей, многомиллионная жертва которых не сопоставима ни с чем на этой земле! «Но крови святой неоплатна цена…» А совсем недавно, в нескольких сотнях метров от Рейхстага, у Бранденбургских ворот, проходили триумфальные парады; тогда руки берлинцев тянулись в восторженных приветствиях к фюреру, присягая ему на верность, эти руки бросали букеты цветов к его ногам. Гитлер клялся, что в Берлин не войдет ни один вражеский солдат: «Можете положиться на меня, как на каменную стену!» Маршал Жуков прошел через Бранденбургские ворота с армией своих бойцов. Перед решающим боем в апреле 1945 советским военным вручили копии ключей от Берлина, полученных генералом Чернышевым в 1760 году во время Семилетней войны (1756–1763). Это была первая капитуляция, первое взятие немецкой столицы русскими войсками. Черчилль называл Семилетнюю войну «первой мировой войной».

В 1989 году произошло воссоединение Восточного и Западного Берлина (страна победителей развалилась в 1991 году) и в Рейхстаге был учрежден первый общегерманский парламент. Между Рейхстагом и Бранденбургскими воротами я увидела еще одно страшное напоминание о последствиях войны – деревянный крест с венком из колючей проволоки и прикрепленные к ограде фотографии погибших при попытке пересечения Берлинской стены. В память навсегда врезалось лицо молодой красивой девушки по имени Мариенетта (Marienetta Jirkowski), застреленной 22 ноября 1980 года при попытке к бегству; ее убили, как узницу концлагеря. Ей было 18 лет. Несмываемый позор нашей истории.

В Стокгольме, во время подготовительной работы над съемками «Жертвоприношения», Андрей Тарковский рассказывал о своей жизни в Берлине, где он на год получил стипендию Берлинской академии искусств. «Там жуткая атмосфера, я там задыхаюсь… – ёжась, говорил он. – Что ты думаешь, логово фашизма!.. Ничего так быстро не проходит…» Сознание того, что за ним в этом городе могут следить, что ему угрожает опасность, не покидало его. Несомненно, гнетущему состоянию способствовало присутствие Берлинской стены с наблюдательными вышками и колючей проволокой, протянувшейся более чем на 160 километров. Стена, заключившая Западный Берлин в свои «удушающие объятья», исчезла через три года после смерти Тарковского.

Мне казалось, что идея воздвижения чудовищной конструкции, унесшей сотни жизней, принадлежала советскому государству, но выяснилось, что инициатором символа бесчеловечного социализма, был Вальтер Ульбрихт – глава коммунистической партии ГДР. Начиная с 1949 года, он многократно обращался к советскому правительству с просьбой создать границу между двумя секторами Берлина, во избежание тотальной миграции своих граждан. Через двенадцать лет, в августе 1961 года, Хрущев удовлетворил эту просьбу и миллионы восточных берлинцев оказались в плену.

Джеймс Гарретт – английский дедушка моей дочери, поделился своими впечатлениями о поездке в Восточный Берлин в начале 60-х годов. Он прилетел в Западный Берлин с известным режиссером Ричардом Лестером на переговоры о совместной работе с легендарным фотохудожником Хельмутом Ньютоном, который из-за еврейского происхождения перед войной вынужден был эмигрировать из Германии. Хельмут Ньютон уговорил их поехать в Восточный Берлин на брехтовский спектакль «Карьера Артуро Уи, которой могло не быть». Несколько метров пограничного контрольно-пропускного пункта на улице Фридрихштрассе (Checkpoint Charlie) отделяли красочный, свободный, пульсирующий город от серого, обескровленного, угрюмого восточного соседа. Один город, две политические системы – одни победители, другие побежденные. Контраст неописуем! Возвращаясь обратно, они вдруг вспомнили, что забыли запереть машину, а случаев с перебежчиками, прятавшимися в недрах автомобилей, было предостаточно. С ужасом они наблюдали, как пограничники выворачивали наизнанку содержимое автомобиля; к счастью, в нем никого не оказалось, иначе не миновать бы им всем тюрьмы. Джеймс говорил, что атмосфера Западного Берлина того времени была накалена до предела. Никто не сомневался, что русские их оккупируют, и потому жили последним днем: “Еat, drink and be merry, for tomorrow we may die!” («Станем есть, пить и веселиться, ибо завтра мы умрем!») Спектакль о чикагском гангстере, который был срисован с Гитлера, не развеял чувства подавленности (“feeling of gloom”) от столицы ГДР.

Гостиница, в которой мы остановились с Александром Гордоном, находилась в восточной части Берлина, в районе Курфюрстендам, рядом с мемориальной разрушенной протестантской церковью кайзера Вильгельма – когда-то самой высокой и самой любимой церковью берлинцев. В ноябре 1943 года в нее попала бомба союзников, а незадолго до этого прихожане слушали в ней проповедь – притчу Соломона «Все проходит». После войны церковь хотели восстановить, но берлинцы запротестовали. Теперь каждый час на башне бьет колокол в напоминание о том, что «ничто не проходит».

Вечером того же дня, после моего «семимильного» забега по центру Берлина, Сергей Святченко пригласил нас в итальянский ресторан «Bocca Di Bacco», где познакомил с милой женой и сыном-богатырем, служившим в датской королевской гвардии. К нам присоединились переводчица и литературный агент Марины Тарковской с мужем, подарившим мне диск оперы «Евгений Онегин», с напутствием, что режиссер оперы был «инспирирован фильмами Тарковского». В Лондоне я посмотрела на результат этой «инспирации». На сцене с обуглившимися деревьями (цитата из «Иванова детства»), с плетеным креслом, граммофоном, стопками старинных фолиантов на полу (цитата из «Зеркала»), близорукая Татьяна – в очках, сидя на кровати, писала письмо, после чего развешивала многочисленные черновики его на стволах деревьев; затем она ставила зажженную свечу на диск граммофона (цитата из фильма Хуциева «Мне двадцать лет»), которую, как на сеансе телекинеза, усилием воли заставляла вращаться (цитата из «Сталкера»). Нравоучение Татьяне Онегин читал в темных очках. Бал происходил в том же сумрачном лесу с ряжеными из сна Татьяны – в черных балахонах и колпаках, похожих на птичьи клювы. Захмелевший Ленский, бросая вызов Онегину, вцеплялся ему в волосы, переворачивал столик с бутылками, словом, буянил по-русски, исполняя при этом задушевную арию «В вашем доме…». В «инспирированной Тарковским» постановке Онегин не убивал Ленского! Поэт сам вручал Онегину пистолет, не забыв при этом потрепать его по плечу, целился в него и стрелял сам себе в грудь! «Несчастной жертвой Ленский пал…» – именно так представил Онегин свое злодеяние в письме к Татьяне, полностью снимая с себя ответственность за смерть друга. Как тонко Пушкин подчеркивает эту особенность характера Онегина! Пушкин – это не только «энциклопедия русской жизни», это вселенское видение сути человеческой.

Во втором акте к обуглившимся деревьям прибавились черные кровать, простыня и подушка, даже листы бумаги были черными (не хватало только черной руки из детских страшилок!); на них писал свое «страстное послание» поседевший, как лунь, Онегин, хотя Пушкин подчеркивал возраст своего героя: «Дожив без цели, без трудов/ До двадцати шести годов». Едва державшаяся на ногах вульгарная Татьяна, которую супруг вовремя прислонял к обуглившемуся дереву, при виде Онегина падала в обморок! А у Пушкина Татьяна «не то, чтоб содрогнулась…/ У ней и бровь не шевельнулась». Местом встречи бывших соседей оказалась кровать, куда достойный муж и «важный генерал» приносил обессилившую, покрытую сединой, супругу. В кульминационный момент Татьяна в черных очках читала мораль своему пылкому обожателю, а когда «К ее ногам упал Онегин…», герой предстал пред целомудренной Татьяной и искушенным зрителем в полуобнаженном виде, крепко вцепившись в черную подушку. На какие только ухищрения не пускаются режиссеры для привлечения зрителей! Только при чем здесь Тарковский? А что уж говорить о Пушкине?..

Утром следующего дня, после ознакомительной прогулки по городу на двухэтажном автобусе, мы, с Александром и Сергеем, отправились на уникальную мультимедийную выставку Джанет Кардифф и Джорджа Бурес Миллера «The Murder of Crows» («Убийство ворон»). На сегодняшний день она является самой крупной в мире звуковой инсталляцией. Выставка проходила в выставочном зале Музея современного искусства Гамбургер Банхоф – в старом вокзальном здании, что стало распространенной практикой после грандиозного парижского Музея д’Орсе. В громадном пустом зале происходило настоящее театральное действо, главными исполнителями которого были девяносто восемь усилителей, установленных на разных уровнях и похожих на скульптурные силуэты черных птиц. В течение тридцати минут ты становился участником звукоизобразительной композиции, оказывался в эпицентре «звукового ландшафта». Отовсюду тебя настигали таинственные звуки вспорхнувших откуда-то птиц, карканье ворон, «шепот и крики». Название объяснялось странным поведением ворон во время гибели одной из них, когда стая в течение суток «оплакивала» жертву, сопровождая душераздирающее карканье странными ритуальными поклонами («crow funeral» – «похороны ворон»). Толчком к созданию инсталляции послужил известный офорт Гойи из серии «Капричос» (исп. «причуды») «Сон разума рождает чудовищ». «Когда разум спит, – писал художник, – фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений». Во сне человек оказывается пленником собственного воображения, похожего на вмешательство неких чуждых сил, посягающих на суверенитет рационального сознания. Как сказал Гераклит: «Для бодрствующих существует один общий мир, а для спящих свой собственный». Авторы инсталляции не только исследуют влияние звука на наше сознание (Тарковский неоднократно говорил о главенствующей роли звука в фильме), концентрируясь на пограничном стыке визуального и слухового: основная их задача – донести мысль о том, что грубый рационализм рождает невообразимые акты жестокости, безумия, несущие человечеству катастрофу.

Неожиданно, в зале, из едва различимых звуков, в полную мощь зазвучал патриотический гимн Великой Отечественной войны «Священная война». Музыка Александрова как будто наэлектризовывала все выставочное пространство. На глаза невольно выступили слезы не только у нас троих, понимавших смысл текста Лебедева-Кумача, мы видели, что все присутствовавшие замерли от сильнейшего эмоционального воздействия «Священной войны». А между тем хор пел о «проклятой фашистской орде, о душителях, насильниках, грабителях, мучителях людей, о гнилой фашистской нечисти, об отребье человеческом, которому загонят пулю в лоб и сколотят крепкий гроб». Не понимая слов, немцы сидели, как пригвожденные, в полном оцепенении. С таким народным кличем, песней это не назовешь, советский народ не мог не победить!

Во дворе музея, куда мы устроились поделиться впечатлениями (прекрасная русская традиция, которой так не хватает на Западе!), за спинкой скамейки я почувствовала какой-то настораживающий шорох. На всякий случай я обернулась и увидела в живой изгороди – именно живой! от шевелящихся в кустах маленьких пташек, стаю синиц, затаившихся там от нежданных возмутителей спокойствия. Птицы сидели, как пчелы в улье. Решив, что их укрытие разоблачено, они взмыли в небо с безудержным щебетом. Реальный отголосок от увиденной выставки, только в весенней мажорной тональности!

После музея мы отправились на открытие выставки «Зеркало к зеркалу». Галерея располагалась неподалеку от футбольного стадиона; таксист, долго плутавший в ее поисках, поведал нам об ухищрениях дерзновенных любителей футбола в период разделения Берлина стеной. Во время матча болельщики забирались на верхушки деревьев и на крыши домов, что, в момент накала страстей, нередко заканчивалось серьезными переломами и вызовами скорой помощи. Футбол немцы любят до самозабвения! Англичанам – родоначальникам футбола есть чему у них поучиться.

На вернисаж пришли Рон Холлоуэй и знакомая лондонская пара, недавно переехавшая в Потсдам и ожидавшая пополнения в семье.

Среди внушительных размеров коллажей мне особенно понравился один с женской рукой, притрагивающейся к голове ребенка; рука матери словно защищала сына от грядущих невзгод. В фильме мальчика сыграл сын Олега Янковского. На фестивале Тарковского в Лондоне, в декабре 2007, Олег Янковский, увидев афишу со своим сыном, спросил, можно ли ему заполучить копию. Афишу ему доставили ко дню рождения 23 февраля, чему Олег очень обрадовался.

На вернисаже с живой музыкой – виолончелью и странным инструментом, похожим на китайский казанок или на миниатюрную летающую тарелку с выдолбленными круглыми углублениями-иллюминаторами, мы познакомились с директором галереи Гюнтером Дитрихом. Кроме традиционных крепких напитков хозяин угощал гостей чаем из самовара и пирожками с разной начинкой, по-русски. Лакомство перепало и черному добродушному лабрадору, с благодарностью принимавшему кусочки пирожковых даров.

В день рождения Тарковского 4 апреля, посмотрев с утра документальный фильм об Алексее Германе, Рон вызвался показать мне свой любимый музей. Мы сели в метро и приехали на Музейный остров, заглянув перед этим в кафе, где, прислонившись к стойке бара, стоял в серой кепке его завсегдатай – Бертольд Брехт.

Напротив Музейного острова наше внимание привлек музыкант, сибиряк с Алтая, игравший на «музыкальных стаканчиках». Его необычный «инструмент» состоял из набора разной формы и размеров бокалов (от рюмок до фужеров), наполовину наполненных водой: чем полней бокал, тем выше звук. Смачивая пальцы водой, музыкант нежно водил ими по краям бокалов. Прикосновение влажных пальцев извлекало из стекла удивительные звуки. На суд слушателям был представлен обширный репертуар от Баха до «Битлз». Об опытах со стаканом воды и звуках писал английский философ, политический деятель и литератор Фрэнсис Бэкон – автор крылатой фразы «знание – сила» (“knowledge itself is power”). В Европе игра на «стеклянных стаканчиках» пользовалась необычайной популярностью. В 1757 году, в Лондоне, Бенджамин Франклин, ученый, просветитель, автор американской Декларации независимости, впервые услышав «звучание в стекле», был очарован ни с чем не сравнимой музыкой, похожей на «ангельский орган». Через четыре года в Филадельфии он усовершенствовал инструмент, вошедший в историю музыки под названием «стеклянной гармоники». Американский государственный деятель сконструировал и кресло-качалку. Какое блаженство совмещать эти два открытия: в объятьях кресла-качалки слушать небесную музыку!

В конце мая 1791 года Моцарт, услышав исполнение на стеклянной гармонике слепой Марианны Кирхгессер, тут же написал «Адажио и рондо для стеклянной гармоники и квартета»; это произведение считается последним его сочинением в камерном жанре. 5 декабря 1791 года Моцарт умер. Моцарт был знаком с предшественником психиатрии и гипноза Месмером. В то время ходили слухи о пагубном влиянии «звучащего стекла» на человеческую психику (особенно на собак!), вплоть до сумасшествия, из-за чего в Германии стеклянная гармоника на несколько веков была запрещена законом. Но сам Месмер считал эту музыку умиротворяющей и использовал ее в сеансах лечения пациентов животным магнетизмом. Для стеклянной гармоники писали Бетховен и Гайдн. Антон Рубинштейн – для «таинственности звучания» использовал стеклянную гармонику в «Демоне», Глинка – в «Руслане и Людмиле». Виртуозной исполнительницей на стеклянной гармонике слыла Мария-Антуанетта. Увы, ни ангельское звучание, ни предостережения о грозящей ей опасности загадочного графа Сен-Жермена не спасли ее от страшного конца – гильотины.

Секрет игры на стеклянной гармонике надолго был утерян и только к концу двадцатого века стали приоткрываться тайны этого странного инструмента. В опровержение слухов об опасности безумия, смею заверить, что мой гиперчувствительный пес Шарик умиленно спал под моцартовское сочинение для стеклянной гармоники.

Музейный остров на реке Шпрее – созвездие пяти музеев - истинный остров сокровищ! С внешним миром его соединяют восемь мостов. На территории менее одного квадратного километра хранится более ста тысяч мировых шедевров, охватывающих шесть тысяч лет человеческой истории. Собрания музеев ошеломляющие! Этот уникальный музейный заповедник называют Акрополем на Шпрее. Основателем столь амбициозной музейной затеи является прусский король Фридрих Вильгельм III, вошедший в историю, как «Справедливый». Не будучи сам любителем искусства, он посчитал полезным для простого смертного бюргера увидеть античные драгоценности. Немцы славятся своей страстью к коллекционированию. А также король не преминул щегольнуть перед кичливыми французами с их Лувром и чванливыми англичанами с их Британским музеем и утереть им нос!

Старый музей с фасадом из восемнадцати ионических колонн внутри напоминает римский Пантеон. Здесь хранятся экспонаты античного и египетского собрания с несравненной жемчужиной Нефертити - небольшим, 47-сантиметровым бюстом египетской царицы (14 век до н.э.). Левый глаз «прекраснейшей из красавиц Атона» – именно так переводится с древнеегипетского ее имя – покрыт белой оболочкой. От изысканной, волшебной красоты Нефертити невозможно оторваться, хотя царица, жена фараона Аменхотепа IV, впоследствии переименовавшегося в Эхнатона («полезного Атону, богу Солнца»), была матерью шестерых дочерей. В свои почти тридцать лет, она считалась далеко не первой свежести, но современники по праву называли ее «Совершенной». Слова археолога Борхардта, подарившего миру ее скульптурный портрет, говорят за всех: «Описывать бесцельно – надо смотреть!»

В экспозиции, охватывающей период трех тысячелетий, представлены саркофаги, мумии, скульптуры древнеегипетских богов, фараонов и священных животных, бюсты, рельефы, ритуальные предметы, музыкальные инструменты, принадлежности женского туалета и несравненная папирусная коллекция, включающая в себя фрагменты из Книги мертвых.

Площадь Люстгартен («Сад удовольствий») перед Старым музеем была местом проведения гитлеровских парадов и митингов, а в прошлом служила придворным огородом, где выращивался картофель. Сегодня это излюбленное место встреч молодых берлинцев.

В Старой национальной галерее, похожей на античный храм, можно увидеть крупнейшую в мире коллекцию лидера романтического направления Каспара Давида Фридриха, а также полотна представителя исторического жанра Адольфа Менцеля, с его «миром циклопов современной техники»; Макса Либермана – идеолога немецкого импрессионизма и Арнольда Бёклина с легендарным «Островом мертвых». Стоя перед этой картиной, я вспомнила четверостишье Арсения Тарковского из стихотворения «Вещи»: «Где «Остров мертвых» в декадентской раме?»/ Где плюшевые красные диваны?/ Где фотографии мужчин с усами?/ Где тростниковые аэропланы?»

На рубеже веков редко встречался немецкий дом, где бы не висела репродукция «Острова мертвых». В Вене она украшала кабинет отца психоанализа Фрейда, в Цюрихе висела над кроватью вождя мировой революции Ленина, о чем свидетельствуют архивные фотографии. Она прочно вошла в интерьер эпохи декаданса. Аполлинер сравнивал картину Бёклина с Моной Лизой, Венерой Милосской и фресками Сикстинской капеллы; Сальвадор Дали посвятил Бёклину картину «Истинное изображение Острова мертвых Арнольда Бёклина в час вечерней молитвы». Картина стала кумиром русской интеллигенции: о ней писал Кандинский в работе «О духовном в искусстве». Ей восхищался Максимилиан Волошин; Леонид Андреев признавался, что в живописи любит больше всего Бёклина. Маяковский, гордившийся тем, что «выжил из дому «Остров мертвых» у Бриков, в поэме «Про это» писал: «Со стенки на город разросшийся Бёклин/ Москвой расставил «Остров мертвых». Возвышенная скорбь картины вдохновила Рахманинова на создание симфонической поэмы «Остров мертвых». Декаданс – «упадок», с его влечением к потустороннему миру, пристрастием к спиритическим сеансам, меланхолией, мрачным предчувствием сумрачного будущего завладел умами целого поколения. «Остров мертвых» стал символом целой эпохи fin de siиcle. В основе картины лежит античный миф о спасении богами душ избранных смертных и даровании им вечного покоя на таинственном острове. Лодка с перевозчиком Хароном и фигурой в белом саване, оплакивающей душу усопшего, скользит по безмолвным зеркальным водам к острову с высокими обрывистыми скалами и траурными кипарисами, напоминающими остов-кладбище Сан-Микеле в Венеции, куда в гондолах привозят тела умерших.

Один из пяти вариантов картины (третий) приобрел Адольф Гитлер – несостоявшийся художник; он хранил ее в Рейхсканцелярии. Сохранилась фотография, снятая 12 ноября 1940 года, где Гитлер и Молотов ведут переговоры на фоне «Острова мертвых». Наряду с Ницше и Вагнером, Гитлер возвел Бёклина в ранг художника, выражавшего истинный «арийский дух немецкого народа». Тема смерти, близкая швейцарскому символисту, потерявшему восемь из четырнадцати своих детей, странным образом находила отклик у фюрера, верящего в избранность, как свою, так и других представителей «высшей расы», достойных вечного покоя на мифическом острове. Оказавшись в фарватере идеологии нацизма, имя художника надолго оставалось в опале.

В Старой национальной галерее также экспонируются работы импрессионистов – Сезанна, Мане и Моне, Ренуара, Дега и Родена. Вдохновленная Микеланджело бронзовая копия «Мыслителя», в которой скульптор изобразил Данте, – хотя моделью ему послужил далекий от интеллектуальных рефлексий мускулистый боксер, – вместе с создателем «Божественной комедии» приглашал поразмыслить над судьбами людей и человечества.

В Музее Боде хранится непревзойденная коллекция Византийского искусства и одна из крупнейших в мире нумизматических коллекций с полумиллионным собранием монет от VII века до нашей эры до нынешних дней. Благодаря дипломату и меценату графу Андрею Разумовскому, покровителю Бетховена, который посвятил ему Пятую и Шестую симфонии, а также три струнных концерта, была приобретена мраморная скульптура Кановы «Танцовщица». Граф Андрей Разумовский был сыном последнего гетмана Украины; не марионеточного Павло Скоропадьского, позорное бегство которого в декабре 1918 года описывает Булгаков в романе «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных». Кстати, бежал преданный немцами гетман в Берлин!

Во время войны все музеи оказались жертвами воздушных налетов, особенно пострадал Новый музей, долгое время стоявший в руинах, среди которых до недавнего времени росли березы.

В Пергамон-музее хранятся грандиозные архитектурные культовые сооружения: масштабные реконструкции ансамблей Пергамского алтаря, несравненные по великолепию Ворота Иштар и Ворота Милетского рынка. Пергамский алтарь является одним из самых значительных архитектурных ансамблей эллинского периода, сохранившихся до нашего времени. Он воздвигнут в 180 году до нашей эры.

В конце войны алтарь был вывезен советскими войсками и до 1958 года хранился в Эрмитаже, пока жестом доброй воли Хрущева не был возвращен в Германию. Главная тема рельефных изображений – битва богов с гигантами. Во время Олимпийских игр в Берлине в 1936 году у подножья алтаря проходили торжественные обеды национал-социалистов. Мы сидели с Роном Холлоуэйем на верхних ступеньках святилища и наблюдали за многочисленными посетителями музея. Не верилось, что простые смертные создали этот величественный храм – вместилище богов.

Второе чудо света – Ворота Иштар с фрагментами Дороги процессий. Громадная арка, посвященная богине плодородия и любви Иштар, ассоциируемой с утренней планетой Венерой, покрыта ярко-синей, золотистой, черной и белой глазурью. Воздвигнута она по приказу вавилонского царя Навуходоносора в 575 году до нашей эры. Дорога процессий, где свершался священный ритуал внесения статуи богини, украшена сотнями росписей животных: быков, львов и ящероподобных рогатых существ – сирруш, с телом змеи, львиными передними и орлиными задними конечностями. Ничего более впечатляющего по красоте и великолепию красок я не видела. Светящаяся синева! Как тут не вспомнить слова Герцена: «Искусство… вместе с зарницами личного счастья, – единственное, несомненное благо наше».

Посидев на прощание в уютном кафе музея за чашкой чая, мы простились с Роном, как оказалось, навсегда.

После головокружительной марафонской музейной пробежки я зашла в близлежащий протестантский Берлинский кафедральный собор, где давали «Страсти по Матфею» Баха. Я готова была разрыдаться – такое совпадение в день рождения Тарковского! – ведь лейтмотивом к «Жертвоприношению» была ария “Erbarme Dich Mein Gott” («Помилуй меня, Господи»). Но мне нужно было бежать на встречу с директором галереи Гюнтером Дитрихом и Александром Гордоном.

По дороге я решила хоть на минуту заехать в православную церковь. Таксист-соотечественник доставил меня в кафедральный Свято-Воскресенский собор. Я поставила Андрею свечу и с благодарностью подумала, что он продолжает одаривать меня встречами с людьми, городами и незабываемыми впечатлениями.

Гюнтер и Александр поджидали меня у национального драматического театра Берлинер-ансамбль, основанного в 1949 году Бертольдом Брехтом. Гюнтер провел нас через дворик в театральное кафе, где к нам тут же подошел необъятных размеров повар – немецкий Гаргантюа – и сказал, что мы сидим за столиком Хайнера Мюллера – известного немецкого драматурга, режиссера, поэта, ставшего художественным руководителем Берлинер-ансамбля в 1992 году, за три года до смерти.

С Хайнером Мюллером я познакомилась в Стокгольме на Нобелевском симпозиуме в 1988 году, где встречались крупнейшие современные драматурги и режиссеры, включая Робера Лепажа, Роберта Уилсона, Питера Селларса, Людмилу Петрушевскую, Виктора Славкина.

Хайнер Мюллер обратился к залу со словами: «Мне нечего вам сказать…» Позже, когда мы сидели с ним на террасе Драматена – Королевского драматического театра, где проходил симпозиум, он взял меня за руку и сказал: «Ты должна научиться бояться…» Эти две фразы послужили толчком к написанию короткой пьесы, а потом и к созданию короткометражного фильма «Зевающий».

И вот, через двадцать с лишком лет, мы сидим в театре, который возглавлял Хайнер Мюллер, на лавке, где он любил сидеть, и пьем пиво с солеными немецкими кренделями «брецелями»! Как все невидимыми крючочками цепляется в этой жизни! Почему Гюнтер привел нас именно сюда? Почему к нам навстречу буквально «выкатился» жизнерадостный повар и зачем его сподобило уточнять, кто и где сидел?

Обладатель Оскара 2007 года, фильм «Жизнь других», навел меня на мысль, что Хайнер Мюллер послужил прототипом главного героя – драматурга, за которым следил агент Штази. После падения Берлинской стены и государства, которое она охраняла, в средствах массовой информации Хайнера Мюллера обвинили в сотрудничестве со зловещей секретной организацией. Вот она – «крупная соль светской злости»…

В последний день я не удержалась и побежала в Государственный музей Гемелде-Галери на выставку Рогира Ван дер Вейдена, хотя в гостинице меня предупредили о готовящемся марафоне, который на многие часы заблокирует центр города. Но это чудо стоило любых неудобств. В музее представлены шедевры немецкой, фламандской, нидерландской, итальянской, испанской, французской и английской живописи. От одних имен дух захватывает: Джотто, Дюрер, Ян Ван Эйк, Босх, Кранах, Брейгель, Рафаэль, Тициан, Боттичелли, Мантенья, Вермеер, Караваджо, Веласкес, Рембрандт и многие другие. За каждым именем жизнь, отданная служению искусству.

Перед отъездом мы поехали в Потсдам – к моим лондонским знакомым, к которым из Лондона прилетела их русская бабушка Татьяна. После обеда, мы отправились на холм с башней «Бель-вю», откуда открывался прекрасный вид. Потсдам во время бомбежек в апреле 1945 года был превращен в руины, но, как ни странно, парки с замками уцелели. Во главе нашей процессии шли две девочки трех и пяти лет с бабушкой; они толкали коляску с игрушками и увлеченно о чем-то чирикали по-немецки, наверное, рассказывали ей о скором появлении на свет долгожданного братика.

Во время войны Татьяну – совсем маленькую девочку, вместе с родителями, немцы вывезли из Украины в Германию на «добровольные» принудительные работы – «gestarbaiten». Страшная история всегда улыбающейся женщины. Малышкам нравилось, когда бабушка, укладывая их спать, пела им немецкие колыбельные песенки. Им невдомек, почему их русская бабушка говорит по-немецки так же чисто, как их немка-мама.

В Белоруссии моя мама чудом спаслась от подобной участи: ее родителям удалось «задобрить» местного полицая, который за продовольственную мзду убедил немцев, что у нее больное сердце и отпустил. Двух ее подружек угнали в Германию; после войны они вернулись с тяжелой формой туберкулеза и вскоре умерли. Мою маму, двенадцатилетнюю девочку, бежавшую в лес, обстреливал немецкий самолет. Она падала, вставала и снова бежала, а он стрелял в нее, как в живую мишень.

На Потсдамской конференции произошла последняя встреча «большой тройки» антигитлеровской коалиции во главе с Трумэном, Сталиным и Черчиллем. По горькой иронии судьбы, Черчилль, вместо того, чтобы надолго остаться триумфатором-победителем, потерпел поражение на выборах и был замещен на конференции своим преемником. На конференции решилось политическое будущее Германии, потерявшей на войне, по признанию Гитлера (за два месяца до смерти), двенадцать с половиной миллионов, половина из которых убитыми. Названные Сталиным потери России составляли семь миллионов; при Хрущеве цифра возросла до двадцати миллионов; сейчас военные историки исчисляют ее в двадцать семь миллионов. На принудительных работах в Германии погибло более двух миллионов, почти полмиллиона оказалось в эмиграции. Историческая справка: в Полтавской битве 1709 года между Петром I и военным шведским гением Карлом XII потери среди шведов составляли более одиннадцати тысяч, а среди русских более тысячи трехсот. Перед битвой Петр I в обращении к войскам сказал: «… а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога; жила бы только Россия, благочестие, слава и благосостояние ея». Соотношение потерь во Второй мировой войне исчисляются как 10:1. Страшные цифры! Человеческие жизни! Гитлер утверждал, что, когда он завоюет Россию, он поставит под немецким контролем правителем Сталина, ибо «никто лучше не умеет обращаться с русским народом».

«Взгляни на род человеческий. Он ведь есть книга, книга же черная, содержащая беды всего рода, как волны, встающие непрестанно на море. Читай ее всегда и поучайся…» – эти слова принадлежат великому украинскому мыслителю и поэту XVIII столетия Григорию Сковороде, которого очень ценил Арсений Тарковский.

В Потсдаме союзники вступили в новую войну, вошедшую в историю как «холодная война» – термин, введенный в обращение Черчиллем.

Во время гастролей Мариинского театра в Лондоне, летом 2011, на встрече со звездами балета в Пушкинском доме мне посчастливилось познакомиться с удивительным человеком – британским переводчиком, присутствовавшим на конференциях в Тегеране, Ялте и Потсдаме. Хью Лунги рассказал, как его разочаровал облик Сталина, несоответствующий тому величию, с которым он преподносился в журналах, газетах и кинохронике. Сталин был маленького роста, в ботинках на высокой подошве, никогда не смотревший в глаза, говорящий тихим, едва различимым голосом. На одном из банкетов в Потсдаме Трумэн принялся виртуозно исполнять на рояле джазовые мелодии. Стоявший рядом Сталин неожиданно обратился к молодому переводчику: «Как видишь, я – единственный, у кого нет таланта…» Тогда же Сталин, проходя мимо столов, за которыми сидели высокопоставленные лица, просил оставить ему на память автографы – прямо на меню?! Хью Лунги был первым британцем, получившим разрешение от советской охраны, войти в бункер Гитлера. Во дворе он заметил «горку пепла». На вопрошающий взгляд он тут же получил ответ: «Это то, что было Гитлером и его любовницей…» В кабинете фюрера, с позволения охранника, переводчик взял с полки один из томов Брокгауза (личная энциклопедия Гитлера), на память. У Хью Лунги также хранится кусок красного мрамора – разбитого на куски стола Гитлера, из его канцелярии. Но самой интересной мне показалась история его детства, когда в 1928 году его мама впервые взяла с собой в Ковент Гарден – «на Шаляпина!». Шаляпин пел партию «Бориса Годунова». Сидеть на одном месте мальчику было скучно, он раскапризничался, желая привлечь к себе внимание. Тогда мудрая, русскоговорящая мама сказала ему: «Не старайся, все равно Шаляпин тебя перекричит!» С тех пор Хью Лунги – страстный поклонник оперного и балетного искусства. В свои 90 с хвостиком лет он, по-прежнему, старается не пропускать спектаклей российских театров.

Возвращаясь с прогулки, мы увидели музей «Бывшей тюрьмы КГБ». Мрачное здание тюрьмы расположено в бывшей евангелической церкви; после войны церковь конфисковали и передали Главному управлению контрразведки СМЕРШ. Среди заключенных находились не только члены нацистской партии и гитлерюгенда, а также немцы, вернувшиеся с оккупированных территорий в Германию, совсем юные ребята – жертвы доносов – от пятнадцати до восемнадцати лет, арестованные за «антисоветскую агитацию и пропаганду» за прослушивание западных радиостанций «Радио Свобода»; здесь сидели русские эмигранты, уехавшие из России после революции 1917 года, мнимые и настоящие шпионы, власовцы, солдаты, обвинявшиеся в дезертирстве и попытке к бегству в Западный Берлин и за связи с немками. Число заключенных до сих под неизвестно. Санкт-петербургское правозащитное общество «Мемориал» провело в тюрьме выставку под названием «Из Потсдама в Воркуту», куда ссылались заключенные. Большинство надписей на стенах тюрьмы сделаны на русском языке. Когда здание тюрьмы было возвращено церкви, шок от увиденного побудил местных жителей провести исследование по истории тюрьмы и основать здесь музей, обличающий зловещую страницу германо-российской истории. Это действительно зловещая тень в дворцовых парках Потсдама. Мы прошли по мосту Глинике через реку Хафель, который называют мостом шпионов. На мосту происходил обмен шпионами между советскими и американскими спецслужбами; шпионов буквально передавали из рук в руки, как это произошло с обменом советского разведчика Абеля (Фишера) и американского летчика Пауэрса.

Незабываемым впечатлением от поездки в Потсдам осталось красочное зрелище орд «солдатиков», как мы в детстве называли этих жучков. Своими ярко-красными спинками с черными геометрическими фигурами, похожими на африканские маски, они создали необыкновенный красоты движущиеся персидские ковры на стволах многовековых лип. Живая мозаика, хотя для деревьев эта массовая миграция не сулила ничего хорошего. Время подходило прощаться. Сын Татьяны вызвался отвезти меня в аэропорт, и, не без гордости, сообщил, что в Потсдаме проходил службу Путин и даже побывал в день своего пятидесятилетия, 7 октября, на премьере пьесы «У Путина день рождения». А я вспомнила, что Путин похож на главу «Семейства Арнольфини» Яна Ван Эйка в Лондонской национальной галерее.

Из всех музеев я везла каталоги – «кирпичи», как их окрестили в народе. Увидев на мою коллекцию, Александр сказал… вернее, ничего не сказал, а только поднял брови, втянул плечи и покачал головой…


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Великобритания»]
Дата обновления информации (Modify date): 27.11.14 14:46