Проза

Наталия Барканова

Наука о человеческой гармонии

В дни моей незабвенной юности, полной творческих исканий, поиска гармонии в человеческих отношениях, любви, что особенно важно в 21 год, прочла я книгу Владимира Леви «Я и мы». Я была тогда во власти идеи создания науки «о человеческой Гармонии» и мыслила основывать ее от языков общения, основанных на ассоциативных системах разных групп людей и индивидуальностей. Но такая наука уже, оказывается была и называлась «Ассоциативная психология». Я тогда читала только о Бергсоне.

И вдруг… легкий, звонкий язык Леви, почти поэтическаяяя проза! И то, что меня волновало: общение, проблема, именно «Я» и «МЫ». Нашла телефон редакции, а там и Владимира Львовича. Позвонила, рассказала ему о своих идеях, и он пригласил меня к себе. Показал мне свои детские рисунки шестилетнего мальчика и поразил меня ими весьма. Это был не просто одаренный ребенок, а уже сложившийся мастер быстрого рисунка. И композиционное решение его работ меня просто изумило! По беглому, легкому рисунку было видно, что это не срисовано, не скопировано, а нарисовано на одном дыхании и с удовольствием темпераментным росчерком карандаша. На рисунках изображались животные семейства кошачьих в разных движениях и беге. Мы поговорили с ним о творчестве и о психологических проблемах и поисках как моих, так и его, он предложил мне участвовать в психодраме, то есть в психологическом театре, где проигрываются самые разные жизненные ситуации и решаются различные трудные задачи. Происходит как бы репетиция реальной жизни, например: мама играет своего ребенка, сотрудник играет своего начальника, дочь или сын – одного из своих родителей и т. п. Я согласилась. Надо сказать, разговор наш происходил за чашкой чая в маленькой комнате его двухкомнатной квартиры за столом, накрытым белоснежной скатертью. Это придавало особую теплоту и гармоничность нашей беседе.

Леви был в преддверии 33-х лет, т.е. возраста Христа, очень обаятельным, с несуетливыми манерами и приятным восточного типа лицом.

Психодрама проводилась в Калитниках в физиотерапевтическом отделении больницы, где он тогда работал. Народ там был молодой, каждый по-своему интересный. Юноши и девушки искали свою гармонию отношений и друг с другом и со старшим поколением. Были и матери семейств, и одиночки среднего возраста. Запомнился мне один педант с усиками лет около сорока. Мы даже один раз с ним встретились где-то, я опоздала на электричку, и он как истинный джентльмен, провожая меня, остался со мной на вокзале до первого поезда, всю ночь болтали, не помню о чем. Кроме специальных для каждого или определенной группы людей разыгрываемых сюжетов, были и другие представления на расслабление и общие темы, такие, как зоопарк, сумасшедший дом, новогодний маскарад, приход в гости к «шаху» Леви «шахов» из Азии и Африки, просто импровизации под музыку.

Я постараюсь описать их, какими они мне запомнились.

При игре в зоопарк, где я играла воробья, я так увлеклась, что ненароком влетела в стеклянную дверь физиотерапии и разбила ее лбом. Его ассистентка, худощавая брюнетка Нина, прекрасно обработала мне ранку на лбу так, что даже шрама не осталось. Владимиру Львовичу досталось от начальства, как мне передали. Но Леви благородно и с пониманием отнесся ко мне и продолжал допускать меня на психодраму. Мудрая же мысль о компенсации ущерба совершенно не могла войти в мою далекую тогда от жестокой реальности голову. Запомнился мне новогодний маскарад. Взяла я под расписку платье театральное восемнадцатого века из шелка и бархата на кринолине, с бантом и нижней юбкой. Вещь солидная, особо не попрыгаешь. Надела маску кошечки и представила себя прекрасной дамой! Но вдруг мы стали играть в фанты. Подошла и моя очередь. И мне, как нарочно, досталось прыгать на одной ножке да еще и вприсядку. Я на двух-то ногах с трудом в этом платье передвигалась, а тут как представила, что растянусь, запутавшись во всех этих шикарностях, да еще, не дай бог, сверкну отечественным голубеньким трико с начесом! Конец прекрасной даме! Я пожалела, что не имела тех восхитительных французских панталон, какими блистали девушки в канкане, и категорически отказалась прыгать. Леви тщетно пытался заставить меня это сделать. Потом махнул рукой. Прекрасная дама во мне была спасена! Вспоминаю еще замечательный вечер: Леви в белом халате на этот раз играл на фортепьяно 8-ю симфонию Шуберта и импровизировал. Играл он замечательно! Вокруг царила полная тишина и, мне казалось, я читаю чьи-то мысли.

Надо сказать, что, вырвавшись из-под домашнего гнета и строгостей училищного диктатора Ивана Кузькина, нанесшего чувствительный удар по моему самолюбию и уверенности в моих творческих силах, у Леви я начала обретать чувство свободы, чувство собственного достоинства и уверенность в себе. Я самоутверждалась, хотя, может быть, и доставляла Владимиру Львовичу некоторые огорчения. Но Леви, сам человек творческий, видимо, понял меня. Я очень благодарна ему за терпимость и великодушие.

Вспоминаю еще пару сюжетов из «театра» Леви…

Мы играли пантомиму, молча, под музыку: встреча, жизнь и расставание мужчины и женщины. Моим партнером был молодой, лет тридцати, мужчина коренастый, спортивный, c ежиком русых волос, компанейский и добродушный, какие встречаются в любой компании и в любой сфере деятельности чаще всего в науке. Фоном к драме была джазовая музыка, для меня мало тогда понятная. И вот мы вступаем в контакт, танцуя и просто двигаясь под музыку. Я пыталась найти общее, понять, подыграть, подтанцевать. И вот – расставание! Оно шло от него. Мне не было ясно зачем, но так было по сюжету. Я попала под обаяние этого совсем не знакомого мне человека и, было до слез жаль расставаться, как на самом деле в реальной жизни, а не в игре. Он сказал после, что ему никогда не было так легко. Ну а мне никогда не было так грустно. Но вот, что странно: эта ситуация повторилась в реальной моей жизни совсем недавно: несколько лет назад я рассталась с мужчиной, джазовым саксофонистом, с которым мы прожили четыре года. Но речь не об этом. В один прекрасный день Леви сообщил нам, что он будет шахом, а мы, такие же шахи, только из других стран, приглашены к нему в гости, кажется, на день рождения.

Это очередной сценарий, конечно. На дни рождения принято дарить подарки.

Но на востоке и просто в гости без подарков ходить не принято.

Мы пришли. Принесли, кому что вздумалось и всякие хохмы тоже. Я принесла в дар две африканские бутафорские маски молодых девушек, для Африки, видимо, красавиц. Это как бы мои жены, я их решила ему подарить от чистого сердца, ведь я тоже шах, как и Леви. Владимир Львович, увидев их, сказал: «Мне кажется, они не очень эстетичны». Но, возразила я, они хорошие! «Как женщины?» – спросил Леви.

– Да, – ответила я, подумав, что хорошие хозяйки. Леви принимал гостей, сидя на ковре, на голове его красовалась чалма из шторы, на животе под халатом – подушка, изображающая ханский животик, а на лицо он надел густые, лохматые брови и нос горбинкой, скрепленные в переносице, и очень стал похож на Этуша. Я заметила, что приходящие вставали перед ним на колени. Но, когда пришла моя очередь, я вдруг ощутила приказ, исходящий, как мне показалось, от Леви, что большому пальцу его и моей левой ноги угодно, чтоб я села на колени.

Я возмутилась, ведь мы оба шахи, то есть равны! Я с усилием воли преодолела себя и села напротив, вытянув ноги вперёд, чуть левее Леви, улыбаясь при этом.

– Мне нравится этот гость, какой хороший гость! – с восточным акцентом сказал Леви, покачивая одобрительно головой. Зима ушла. Несмотря на множество сереньких облаков, звенело и пахло весною.

Дышалось легко и весело! Мы снова, как всегда по субботам, собрались у Леви. Я никогда не забуду этого дня и того удивительного, что приключилось тогда со мной. Не помню задания, что мы играли конкретно, кажется, что-то связывало всех, но каждый должен был вести свою роль. Не знаю почему, но меня вдруг охватило удивительное чувство радости и покоя, невозмутимости и всепоглощающей любви к тем, кто был вокруг меня, даже более того – ко всем людям, вселенной и природе. Я почувствовала себя дирижером оркестра, который слышит каждый отдельный инструмент и все произведение, весь оркестр в целом! Владимир Львович заметил это мое cостояние, отозвав меня, спросил: «Что с Вами?» – «Мне просто хорошо», – ответила я. В окно я увидела лучащийся купол отдаленного храма. Это было последнее мое посещение психодрамы.

На следующий год мною были написаны лучшие, по мнению многих, работы в жанре портрета: портрет пианистки и педагога Елизаветы Викторовны Вайсбанд, романтический портрет коллекционера Магиленского, портрет блестящего пианиста Лазаря Бермана. Я вырвалась на новый уровень!

Леви был и остается для меня носителем духа творчества, особенно музыки.

Бог одарил его совершенно фантастическими талантами: художника, музыканта и писателя. Но он стал доктором НАУКИ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ГАРМОНИИ.

И это замечательно! Браво, маэстро!


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Литература»]
Дата обновления информации (Modify date): 27.01.15 23:49