Факты из истории польско-российских культурных связей
Польские музыканты в первой российской консерватории: 1862–1917
В конце 2013 года а Варшаве состоялась конференция на тему «Поляки в культуре России» (в прошлом году прошла аналогичная конференция «Россияне в культуре Польши»). Организаторами этого диалога культур является Польское отделение Общества Европейской Культуры (SEK) при поддержке Союза Польских писателей, Общества «Польша-Восток», Музея Романтизма в Опиногуре и Российского Центра Науки и Культуры в Варшаве.
В первый день заседания, который вел Председатель Польского отделения SEK писатель Евгениуш Кабатц, с докладами о польско-российских культурных связях выступили историки, филологи, музыкологи, журналисты. Среди них Святослав Бэлза (Россия). Алиция Володько (Польша). Марек Копровский (Польша). Наталия Брагинская (Россия) и др. Это были насыщенные фактами научные экскурсы в историю взаимодействия наших культур.
Второй день под председательством культуролога Гжегожа Вишневского прошел в Музее Романтизма в Опиногуре. Здесь же состоялся и мини-концерт – фортепианную музыку польских и российских композиторов с любопытными комментариями об истории создания этих произведений исполнила Иоанна Маклакевич. Было очень интересно, тепло и уютно.
Все это мероприятие, несомненно, можно назвать весомым «кирпичиком», заложенным в строительство будущего между двумя странами.
Предлагаем Вашему вниманию доклад профессора Санкт-Петербургской консерватории Наталии Брагинской.
В 1862 году в музыкальной жизни России началась новая эра: по инициативе легендарного пианиста Антона Рубинштейна при поддержке Императорского Русского музыкального общества в Санкт-Петербурге открылась первая в стране консерватория. О роли польских музыкантов в становлении основ российского высшего музыкального образования, о талантливых поляках, закончивших первый музыкальный вуз России в дореволюционный период и работавших впоследствии на благо мировой культуры, я собираюсь рассказать.
…Сегодня кажется невероятным, что еще в 1856 году красный карандаш петербургского цензора безжалостно вымарывал само слово «польский» в подзаголовке «польский романс» сочинения Александра Даргомыжского «О, милая дева»2 на текст стихотворения «Rozmowa» Адама Мицкевича. Настолько сильны были в России XIX века вспышки гонений на любые проявления польской самобытности, польского национального духа. Но вопреки печально известным политическим событиям начала 1830-х и начала 1860-х годов, польское культурное присутствие в русской столице продолжало оставаться очень значительным. Неудивительно поэтому, что первая российская консерватория гостеприимно открыла свои двери и для польских музыкантов.
Среди первых профессоров Петербургской консерватории, появившихся в ее стенах в момент открытия, в 1862-м, были скрипач Генрик Венявский, пианист Теодор Лешетицкий, музыковед Николай Заремба.
«Гражданина мира» Генрика Венявского, родившегося в Люблине, многое связывало с Петербургом: именно здесь в 12 лет он дал свой первый сольный концерт, а достигнув зенита славы к началу 1860-х, по инициативе Антона Рубинштейна, обосновался в российской столице – как солист императорских театров, примариус квартета Русского музыкального общества и профессор консерваторских классов скрипки и камерного ансамбля. Между прочим, ученики квартетного класса Венявского в 1865 году сыграли премьеру Первого квартета Чайковского. «Польский Паганини», «Шопен скрипки», как называли современники Венявского, в России, в Петербурге создал свои лучшие творения и на композиторском поприще. Его искусством восхищались не только музыканты, но и литераторы – Веневитинов, Майков, Лев Толстой… А Александр Куприн даже написал рассказ «Легенда», вдохновленный одноименной пьесой Венявского, исполнение которой неизменно заставляло публику рыдать. И хотя профессорский пост в консерватории Венявский в силу своего горячего нрава занимал лишь до 1866 года, он внес ценный вклад в формирование русской скрипичной школы.
Уроженец польского городка Ланьцут Теодор Лешетицкий приехал покорять столицу Российской империи в 1852-м. Уже имея за плечами «венские университеты», в свои двадцать два года он был принят при дворе и удостоен чести играть для Николая I, а затем более четверти века прожил в Петербурге. Сподвижник Антона Рубинштейна, Теодор Лешетицкий был приглашен в только что открытую Петербургскую консерваторию, где основал русскую-петербургскую фортепианную школу. К числу самых блистательных учениц Лешетицкого принадлежит Анна Есипова, впоследствии его супруга, а в дальнейшем – наставница Сергея Прокофьева в фортепианном классе. Успешно начатую в Петербурге педагогическую карьеру Лешетицкий с 1878 года продолжил в Вене и за свой «второй венский» период воспитал целую плеяду мастеров мирового класса, достаточно назвать таких его учеников, как Игнацы Падеревский или Артур Шнабель. В библиотке Санкт-Петербургской консерватории сохранилось несколько сборников прелестных фортепианных пьес, написанных Лешетицким на берегах Невы и изданных при жизни автора, еще в XIX веке: ноктюрны, вальсы, мазурки…
Профессор Николай Заремба, преподававший в Петербургской консерватории с 1862 по 1878 год, а в 1867 – 1871 годах бывший ее директором, по отцовской линии принадлежал к старинному польскому роду, поколенная роспись которого в книге Симона Окольского «Orbis Polonus» восходит к 1008 году. Во второй половине XIX века, на волне критики консерваторского образования, исходившей от членов Могучей кучки, Николай Заремба, как известно, попал в музыкальный «Раёк» Мусоргского, где ядовито высмеивался композитором вместе с другими «ретроградами от искусства». От саркастических нападок оппонентов Зарембу не спасал даже тот факт, что к числу его консерваторских учеников принадлежали такие маститые музыканты, как Петр Чайковский и Герман Ларош. Кучкистский штамп был подхвачен советской идеологией социалистического реализма и на протяжении десятилетий удерживался в отечественной музыкальной истории.
К счастью, в наши дни, благодаря усилиям молодого петербургского исследователя – историка и музыканта Андрея Алексеева-Борецкого, творческая личность Николая Зарембы подвергается серьезной переоценке, утверждается его статус как основоположника классического русского музыкально-теоретического образования, обсуждаются и исполняются произведения – оратория «Иоанн Креститель», хоры, камерная музыка. В преддверии 150-летия Санкт-Петербургской консерватории Алексеев-Борецкий издал первую в мире монографию о Зарембе, я бы хотела подарить эту талантливую книгу польским коллегам.
На коротком отрезке времени, в тревожном 1905-м, директорский пост в консерватории занимал еще один музыкант с польскими корнями – Станислав Габель, до этого долгие годы работавший в должности инспектора консерватории, синонимичной современной должности проректора по учебной работе. Помимо административной деятельности, «деликатный поляк», как его называли сослуживцы, был профессиональным певцом, учившимся в Миланской, Парижской и Петербургской консерваториях. В Петербурге его наставником был знаменитый Камилло Эверарди. По окончании курса, Габель как вокальный педагог сначала работал ассистентом в классе Эверарди, а потом и профессором Петербургской консерватории.
Путь от ученика консерватории до профессора прошел и одареннейший пианист Феликс Блуменфельд — родственник Кароля Шимановского.
Он окончил Санкт-Петербургскую консерваторию в 1885 году с золотой медалью по классу фортепиано Фёдора Штейна, занимался также и композицией у Николая Римского-Корсакова. Сразу по окончании курса был приглашён преподавать, в 1897 году получил звание профессора, а в 1905-м ушёл из консерватории в знак солидарности с уволенным Римским-Корсаковым. Блуменфельд выступил первым исполнителем многих фортепианных произведений Чайковского, Балакирева, Глазунова, часто аккомпанировал Федору Шаляпину. Одновременно он широко практиковал и как дирижёр, в том числе в «Русских сезонах» Дягилева. В 1908-м после инсульта и паралича правой руки был вынужден оставить концертную практику и посвятить себя педагогике: в 1911 году Блуменфельд вернулся в Петербургскую консерваторию; 1918-м стал профессором Киевской консерватории, а с 1922-го – профессором Московской консерватории. Среди учеников Блуменфельда – Владимир Горовиц и Натан Перельман, Александр Цфасман и Мария Юдина.
В дореволюционных списках выпускников Петербургской консерватории можно отыскать довольно много польских имен, среди них встречаются и знаменитости. Так, в 1873 году на звание «свободного художника» претендовал в будущем легендарный пианист, к тому времени уже закончивший Венскую консерваторию с двумя золотыми медалями, Юлиуш Зарембский. В Петербурге он сдал выпускные экзамены экстерном, после трех месяцев стажировки. Вероятно, престиж диплома, подписанного Римским-Корсаковым, Азанчевским, Иогансеном и другими именитыми профессорами, был настолько высок, что вселил в двадцатилетнего виртуоза уверенность в собственные силы и позволил ему весной 1874-го, еще до учебы у Листа, начать сольную карьеру: сперва он покорил Одессу и Киев, а затем и всю Европу.
В 1882-м с малой серебряной медалью Петербургскую консерваторию по классу Ауэра окончил Константин Горский. Великолепный скрипач, которого сам Чайковский считал одним из лучших исполнителей своего Скрипичного концерта, почти тридцать лет Горский провел в Харькове – как педагог училища РМО, организатор культурного центра «Дом Польский», руководитель польского и церковного хоров в местном католическом приходе, дирижер симфонических концертов. А в 1889-м из класса Ауэра вышел другой польский талант, Эмиль Млынарский. Он начал свою исполнительскую карьеру в составе квартета Ауэра еще в студенческие годы и тогда же дебютировал на дирижерском поприще, выступая с симфоническим оркестром РМО. Хотя несколько лет Млынарский отдал преподаванию скрипки в Одесском училище РМО, именно дирижерская деятельность принесла музыканту наибольшую славу: в разное время он работал в Глазго и Лондоне, в Париже и Москве, вел класс дирижирования в Кёртисовском институте, в Варшавской консерватории, где среди его воспитанников был и Пауль Клецки.
На рубеже веков (соответственно, в 1900-м, 1890-м, 1891 годах) выпускниками Петербургской консерватории стали трое польских пианистов – воспитанник старшего преподавателя Николая Дубасова Адольф Гужевский, а также ученики Антона Рубинштейна Роман Статковский и Зофья Познаньска-Рабцевич, удостоенная чести выступать в ансамбле с великим учителем. В середине 1890-х успешная 25-летняя артистка внезапно оставила концертную деятельность. Язепс Витолс пишет в своих мемуарах, что ревнивый муж запретил ей выходить на эстраду, а позже, вероятно, наложил табу на любую публичную деятельность супруги, включая преподавание. Иначе чем можно объяснить краткость педагогической карьеры Познаньской-Рабцевич в консерватории – неполных два года с 1896 по 1897? Тем не менее, в консерваторских стенах ее одухотворенный облик вызвал к жизни фортепианные сочинения-посвящения больших мастеров – Второй акростих Рубинштейна, Этюд ор. 31 № 1 Глазунова, Вариации на польскую народную тему Лядова. Несколько раньше, в 1880-е годы, в классе Рубинштейна стажировался и Юзеф Сливинский, впоследствии крупнейший шопенист поколения Игнацы Падеревского.
Практически все перечисленные польские музыканты-инструменталисты, закончившие полный курс, изучали в Петербургской консерватории теорию композиции – под руководством либо Николая Соловьева, как Гужевский и Статковский, либо самого Николая Римского-Корсакова, как Горский и Млынарский; все они оставили заметный след в польской музыкальной культуре на композиторской стезе. Хотя в России их музыка пока мало известна.
Например, «Прощальный» фортепианный квинтет Зарембского, написанный и исполненный тридцатилетним музыкантом в 1885-м, за полгода до преждевременной смерти от туберкулеза. Это сочинение зарубежные исследователи называют шедевром польской камерной музыки второй половины ХХ века, а самого автора, наследовавшего стилю позднего Листа, причисляют к предтечам импрессионизма.
Органная фантазия Горского и его же духовные опусы, в том числе, православное заупокойное песнопение для смешанного хора «Зряще мя безгласна», заслужили признание и в Харькове, и в Белостоке, где в 2009 году 150-летний юбилей композитора отмечали научной конференцией и масштабным фестивалем. По сообщению д-ра Гжегожа Вишневского, Второй скрипичный концерт Млынарского в 2007-м был записан Найджелом Кеннеди с оркестром Sinfonia Varsovia, став частью «платинового» альбома «Polish spirit». А первая зарубежная премьера оперы Статковского «Мария», созданной в 1904 году, в марте 2011 года с успехом прошла в Ирландии в рамках знаменитого Wexford Opera Festival.
К приведенному перечню имен необходимо добавить прямого ученика Николая Римского-Корсакова композитора Витольда Малишевского, который обучался в Петербургской консерватории в 1898 – 1902 годах, а после переезда на историческую родину, в Польшу, стал главным музыкальным наставником Витольда Лютославского. Во время Чтений «Петербургского музыкального архива» в апреле 2012 года мне довелось выступить с обзором эпистолярного фонда Малишевского, хранящегося в Отделе рукописей Санкт-Петербургской консерватории. Тема моего доклада «Витольд Малишевский – ученик Римского-Корсакова», нашла продолжение на юбилейном симпозиуме в Санкт-Петербургской консерватории, к которому мы совместно с д-ром Гжегожем Вишневским подготовили доклад, посвященный польской ветви петербургской композиторской школы. Специально для этого доклада д-р Вишневский исследовал и систематизировал данные о польском этапе жизни Малишевского. Материалы петербургского симпозиума будут изданы в конце 2013 года, я обязательно пришлю в Варшаву копию книги. Собранные в ней сведения особенно ценны, если учесть, что единственной монографической публикацией, посвященной Малишевскому, в российском музыкознании остается популярный очерк, помещенный в журнале «Музыкальная жизнь» по случаю 100-летия со дня рождения композитора.
В заключение хотела бы сказать, что мой обзор не претендует на полноту списка имен и исчерпывающую информацию по персоналиям. Это лишь важный шаг на пути дальнейшей разработки большой темы русско-польских музыкальных контактов, начатой полвека назад выдающимся российским ученым Игорем Бэлзой, успешно продолжаемой в наши польскими коллегами, в частности, Гжегожем Вишневским. В контексте общей темы конференции я бы хотела отметить, что при всей ценности национальной самобытности каждого из народов, пространство культуры не имеет жестко очерченных географических или политических границ, оно открыто для свободного диалога и плодотворных взаимовлияний. Недаром крупнейший философ диалога Мартин Бубер утверждал: «Я не строю башни, я только возвожу мосты». Давайте возводить мосты!
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Польша»]
Дата обновления информации (Modify date): 29.03.15 17:12