Новые книги

Манасэ

Единство многообразия

Вышедшая год назад книга Шанта Мкртчяна «Oтражение далёкое, многоликое»* как бы предвосхищает его вторую книгу – «Фазы возвращения». Автор словно обещает, что его поэзия должна прийти к обобщению всеобъемлющей многоликости, отражательного разнообразия.

*В оформлении обложки книги Шанта Мкртчяна использован его портрет, снятый Левоном Осепяном.

Между сборниками «Oтражение далёкое, многоликое» и «Фазы возвращения» находится сборник «Ночные солнца». В названии сборника Шант Мкртчян символически сталкивает антонимические метафоры «ночь» и «солнце». В ночи возникает сияние с многообразным отражением. И вообще, не только «ночь» и «солнце», но и многие очевидные выразительные средства, присутствующие в текстах каждого настоящего поэта, могут играть роль пружины. Применительно к Мкртчяну также из книги в книгу кочует этот парадокс, связывая спиралевидные извивы значений и смыслов: окрашенная с одной стороны знаковой системой «Фазы возвращения», а с другой – отражение целостного восприятия.

Шант Мкртчян является системным писателем, – я позволю себе использовать одну из его метафор, – не столько носителем прямолинейной системности, сколько зигзагообразной установки, напоминающей движение лемеха.

Он может позволить в своей образности элементы японской или китайской поэзии, но при этом исходит из традиций Нового Завета.

Он может позволить себе использовать ссылки, обработки, толкования, переложения, ассоциации из зарубежных литератур (в частности, в своём переводе), но при этом следует Преобразованиям Христовым. Он может позволить себе тексты, напоминающие в чисто поэтическом смысле музыкальные «сочинения», но при этом сохраняет целостность и цельность в «Фазах возвращения». У него были книги и до «Фаз возвращения», например, – «Кратер». Однако – в качестве промежуточной вспышки, которая возвещала движение лемеха, и какие бы энергетические поля он ни создавал, его поэзия всё равно остаётся незримой и неуловимой. Поэт не поддаётся внешним соблазнам, хотя и может подключить «внешние» показатели во имя обогащения версификационных средств и свернуться в клубок, направляясь к себе, к своей сущности.

Эта уклончивость преобразует поэзию Шанта Мкртчяна, делает её многолико-многосмысловой, отражательной и подвижно-игривой. Мне думается, поэзия должна быть уклончивой, не должна сразу же исчерпываться комментариями и разъяснениями, свою неуловимость она должна обеспечивать не подчёркнутой усложнённостью, а маневренностью плавающей вместе с ней и в ней рыбы.

Может показаться, что поэзия Шанта Мкртчяна хитрая, но при этом открытая. Может показаться, что она ясная, однако её символическая, образная система не очень-то тяготеет к ясности. Может показаться, что всё это заранее запрограммировано, но это программно настолько, насколько может быть программным Преображение Христово. Может показаться, что стихи поэта написаны традиционным стихосложением, однако в его произведениях есть что-то очень мелодичное, что оставляет впечатление версификационной классики.

Художественный синтез («перемещение» разных письменно-культурных пространств в своём языке) невозможно «оживить» искусственным способом, если твоё «переживание» в соответствующем языке не имело места в данной литературе. Переведя на армянский И.Бродского (и не только его), Ш.Мкртчян не только индивидуализирует, перенимает некоторые постулаты «художественного синтеза» у зарубежных писателей, но и сам определяет территории «синтеза». Чем именно обусловлено это «перемещение», что именно побудило его обогатить своё творчество сопоставлением «Востока и Запада»? Вероятно, объяснение следует искать в этой многоликости, но одно положение незыблемо: Ш.Мкртчян не является писателем «буквального», он иногда даже вставляет в свою речь «джазовую синкопу», когда стихосложение становится «рубленым», становится джазовой импровизационной гармонией – метод при этом остаётся синтетическим. В результате правомерно замечание Г.Бейлеряна о том, что «язык поэта, его бесспорное мастерство в применении рифмованного стиха и верлибра может стать предметом специального исследования».

Художественный синтез отличается от научного тем, что в последнем элементы «оксидации» реальны, а в художественном – виртуальны: писатель должен обладать большим воображением, чтобы реализовать синтез на уровне алхимии с привлечением разных текстовых слоёв. Эта алхимия как раз и являет собой обаяние образной системы Ш.Мкртчяна.

Почему его поэтические тексты часто проникнуты подобными противопоставлениями? Скорее именно этот вопрос заставлял меня время от времени бросать аналитический взгляд на его поэзию, нежели та вероятность, что, отвечая на вопрос, я найду исчерпывающие ответы. Это попытка беседы подобного с подобным, так как его поэзия диалогична, предрасположена к выражению противоположного мнения, встречного сознания, что не совсем свойственно монологичным поэтам. Эта терминология используется одним из русских литературоведов по поводу концептуализма (так называемое «встречное сознание»). Чего требует встречное сознание? – недосказанности, потому что это предполагает не обособленные творческие круги, а извивы – движения лемеха посредством взаимодополняемого итерационного живописания. Кстати, творческую жизнь Ш.Мкртчяна (я не выделяю здесь только поэзию) можно уподобить спиралевидному небу Ван Гога, исключая болезненную напряжённость, тем более, если будем учитывать, насколько характерно живописание для поэзии Мкртчяна, его пейзажные настроения, его расщепление, растворение в природе; не боюсь повториться, штрихи и нюансы, идущие из китайского и японского поэтического и прикладного искусства – «один лепесток на ладони остался моей».

Каждый период его поэтического творчества является возвратом, каждый возврат является периодом, чтобы пережить творческую многоликость в какой-то иной отражённости. Ему органически чужды пессимистические настроения. Я, которому нe чужд пессимизм, на подсознательном уровне всегда тяготел к нему – вот, пожалуй, главная из причин, почему именно меня заинтересовал этот поэт, причём многими составляющими своего творчества – как своими интонациями, так и особенностями своего стихосложения, своим словарным запасом, лексикой, а также своей яркой систематизированностью.

Как человека и как поэта я бы охарактеризовал Шанта Мкртчяна следующими двумя словами – «достойно умеренный». Он до последнего сохраняет своё трепетное, уважительное отношение к классике, поскольку, если в тебе нет этого трепета, этого уважительного отношения, то ты теряешь своё «достоинство», теряешь свою «умеренность»; а разве есть кто-то, кто потерял эти свои качества и при этом не потерял своего языка?

Говорим ли мы по-армянски или нет, язык становится более значимым не от этого, а от того, насколько ты несёшь в себе этот священный трепет, чтобы сказать – это я; а Шант Мкртчян самым достойным образом может сказать о себе – это я.

[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Армения»]
Дата обновления информации (Modify date): 18.12.14 16:09