Проза Армении

Зульфа Оганян

Оcенние встречи
(Рассказ)

Встреча первая

Серый цвет без оттенков заполонил все вокруг. Оттепель. И мысли ворочаются, как у чеховских героев, о проблемах мелких, ничтожных. Как человек оказывается в вакууме? Почему он не может сохранить прежние связи? Неумение или нежелание? Старость – это когда у ровесников стирается память и они отходят в иллюзорное небытие постепенно, но неотвратимо. Аристотель говорил, что если есть небытие, то это небытие души. Куда уходит вместе с памятью душа? Как задержать, если не дано остановить, этот процесс?

Скоро нас, пожилых, окружат живые мертвецы, поскольку молодым мы уже неинтересны. В итоге обволакивает тебя сонная одурь, и лишь изредка прорывается сожаление о бесцельно прожитой жизни – без следа, без ярких происшествий и свершений.

Эти мысли лениво ворочались в мозгу семидесятилетнего мужчины, шагающего по грязи маленьких улочек и не ведающего, что навстречу ему идет столь же неприкаянный и одинокий давно позабытый друг-приятель, побитый жизнью и смирившийся с нею.

Они сразу узнали друг друга и начали диалог так естественно, будто он и не прерывался никогда.

– А заметил ли ты, – тут же обратился к нашему герою приятель, – что на душевное и физическое состояние человека влияет погода? Но не человек ли силой своих эмоций вызывает ту или иную погоду и дажe природные катаклизмы? Не каждый способен преодолевать подсознательную тягу к неподвижности и действовать. Ну, а для безделья любой повод сгодится, начиная с той же погоды. А существует ли некий фатальный барьер для свершений? Наверное, он есть, иначе неудачников не было бы вообще. И вглядываясь в прожитую жизнь, понимаешь, что иначе она просто не сложилась бы, что все органично и закономерно...

Эти слова вернули нашего героя на много десятилетий назад, когда оба они подавали надежды и им сулили золотые горы. Возраст, болезни, злоключения, невостребованность – всего лишь оправдания, талант просто обязан быть созидательным, а не сжигать себя без остатка.

– Но раз нет абсолютной правды, значит нет и абсолютной лжи, – вступил он в диалог так же непринужденно. – Чем же тогда руководствоваться? Если, подобно буддистам, не зависеть от внешних факторов и тем самым избегать стрессов... Повысится при этом вероятность свершений? Активность предпочтительна в любом случае, но какого рода? Иногда активные люди, общительные говоруны к старости быстрее сдают позиции и от безысходности увлекаются мистикой. Все же какое-то утешение.

Оба они замечали в сверстниках нетерпимость, затухание интереса к кому бы то ни было. И, следовательно, гораздо проще общаться с книгами, телевизором и лишь изредка говорить по телефону. И без конца всматриваться в бездонное небо и догорающий закат, окрашивающий в розовый цвет вершины недостижимых снежных гор, создающий огненные реки и озера, причудливо преломляющий рваные клочковатые облака. И тогда все реже жаждешь человеческого голоса, простого соучастия и сопереживания, одиночество грозит задушить без петли, засасывая тебя в трясину.

– Как удивительна эта наша осенняя встреча, как я за нее благодарен провидению...

– Но почему ты все твердишь об осени, ведь еще зима, и она продлится еще месяц.

– Сейчас для меня осень постоянно. В любое время года, дня и ночи. Осень в душе, осень вокруг. И осенние закаты удивительны. Восход солнца мне всегда был неинтересен, а вот закат везде – в городе, на Севане, у Черного моря – буквально завораживал. Ни с чем не сравнимое зрелище. И на море в это время можно смотреть долго-долго, остатки атавизма, вероятно. Город не так интересен. Лишь недавно поздней осенью я шел сквозь листопад, элегическую дымку, и город казался непривычно прекрасным, впечатление усиливалось и яркими осенними букетами, продававшимися на всех углах... но почему люди вдруг утратили все краски и стали неприятными абстракциями, к тому же не всегда безобидными? Если и замечаешь в них новое, то оно отнюдь не привлекательно. И с возрастом люди, ушедшие от нас, и ушедшие давно, становятся не только ближе, но реальнее живых. С ними советуешься, решаешь в уме проблемы, так и оставшиеся нерешенными, просчитываешь варианты возможного хода событий.

– Это потому, что с живыми кажется – еще успеется. «Никто не жалеет мгновений», – это японцы. А по мертвым тоскуешь по причине невозвратимости их. В старости люди, подобные нам с тобой, чувствуют себя заживо погребенными: ни семьи, ни востребованности, ни средств, чтобы выйти из раз и уже навсегда очерченного круга. Постепенно обрываются все связи с живыми, в активе остаются лишь ушедшие от нас...

Разговор иссяк мгновенно, ибо друг внезапно исчез, будто растворился в тумане. Лишь отголоски их беседы напоминали о нем, странным образом создавая ощущение близости к чему-то родственному и неосознанно приятному.

Встреча вторая

Во время очередной прогулки наш герой был подавлен, и горькие чувства, охватившие его, представляли все сущее в мрачном свете. Вера в Бога иссякла, думал он. Сегодня кредо людей: нападай первым, пока не напали на тебя, унижай, уничтожай, мучай других прежде, чем с тобой произойдет то же самое. Человеку не свойственно винить себя ни в чем – ни в большом, ни в малом. Раскаяние – всего лишь поза, а кара толкает к еще более тяжким преступлениям, своеобразному способу самовыражения. Этот самый доступный путь не страшится даже тюрьмы и ссылки...

К счастью, знакомый силуэт прервал эти тягостные мысли, он устремился навстречу другу и приветствовал его словами: – Боже, как хорошо, что мы встретились, почему же раньше не виделись, где ты был так долго? Нам надо обменяться адресами, телефонами, чтобы хоть в конце жизни не потерять друг друга.

– Слово жизнь для меня не имеет множественного числа, – подхватил друг конец фразы, – она на всех одна, не бывает же нескольких Вселенных. Это понятие всеобъемлющее, вбирающее в себя все сущее. Тебе знакомо ощущение, что ты со стороны наблюдаешь за своей жизнью и пытаешься верить, что проблемы исчезнут, если на них не зацикливаться, что все это происходит не с тобой. Если слишком пристально всматриваться в зеркало, оно начнет само всматриваться в тебя. Это из книги молодой Василины Орловой. И стоит ли делать это? Нового уже не увидишь.

В печальной безнадежности туманного воздуха поздней зимы время тем не менее летело стремительно. Друзья хотели как можно скорее выплеснуть то, что годами копилось в их душе, разобраться в нанесенных им обидах, хотя они, эти обиды, разгораются сильнее, когда кто-то сожалеет о них.

– Душевная неустойчивость, маловразумительные сновидения и пошатнувшееся здоровье, – начал наш герой, – не диктуется ли все это свыше, ведь космос един. Значит, человек не всегда ответственен за разнузданность поведения и аномальные проявления характера, за противоестественные действия, которые он и сам не может объяснить. Может, какие-то силы путем внушения приводят к внутреннему разладу и толкают на неадекватные поступки.

Тем временем друг думал о своем и отозвался не сразу.

– Горизонт редко бывает ясен, – промолвил он после долгого молчания, – там сгущаются тучи, зловещие и неотвратимые. Проторенные пути кажутся слишком пресными и скучными, и иные предпочитают зигзаги, ведущие в никуда, тупик, не оставляющий выхода. Отчаяние рождает надежду, а несбывшиеся надежды вновь повергают нас в отчаяние. И долгая жизнь тогда кажется нам не даром, а наказанием, ты только теряешь и остаешься ни с чем... Как это происходит – человек выпадает из жизни? Тут не обошлось без небесных светил, они заслонили видимую сущность человека. И со мной бывало, что я считал покойником живого человека. Мы живы, пока о нас помнят, интересуются нами. Иногда это прозябание, этот вакуум удобен и даже приятен. Но очнувшись, не находишь никого. Время то ли остановилось, то ли пропало. И волна накроет тебя с головой, если не найдешь в себе силы выплыть...

– Удивительно, как еще сохранились люди несамодовольные, умеющие анализировать свое состояние, – не удержался наш герой. – А то, даже встретившись со знакомыми через много лет, слушаешь те же слова – какие они умные, мудрые и все, как один, герои. А уж самоутверждение за счет других почти поголовное. Что ж, это тоже формула выживания. А твое недовольство собой передается другим, с мнением которых в той или иной степени приходится считаться. И вновь тянет на необитаемый остров, подальше от людей и проблем. Наверное, деятельность для того и создана, чтобы, растворившись в ней, уйти от мучительных и бесплодных раздумий... Но уже совсем темно и холодно, пора расстаться.

Встреча третья

Вся жизнь – это ожидание. В прямом смысле – это ожидание в аэропорту, на вокзале, ожидание на транспортных остановках и конца рабочего или просто дня, ожидание начала весны, летних отпусков и поездок, зарплаты, рождения сына, внука, ожидание выздоровления... Оно затягивается и превращается в постоянную величину – от рождения до смерти, тоже ожидаемой. Смутные мечты, стремления, химеры – тоже род ожидания. Что это – счастье или тягостный рок? А бывает, что человек, точно рассчитавший время наступления того или иного события, не думает об этом? Что лучше, что страшнее?..

Это думы нашего героя, находящегося в ожидании друга, которого нынешней ночью видел во сне – тот писал стихи в гекзаметре. А может, размышлял наш герой, лучше отречься от всего, подобно практичным, живущим реалиями сегодняшнего дня людям, и тем самым избежать разочарований.

Сквозь серый густой туман изредка пробивались солнечные лучи, как у некоторых людей сквозь дремотное марево мыслей и чувств пробиваются идеи и эмоции – состояние, близкое к сомнамбулизму. И в новую встречу с другом он поверил не сразу, подумал – не фантом ли? Но тот рассеял его сомнения, заговорив о том, что волновало их обоих: – Исчерпать можно все – любовь и ненависть, интеллектуальный багаж и остроту реакций, желание и возможность действовать, творить, отдаваться чему-то. Но если долго, очень долго не давать выхода свершениям, то можно либо взорваться подобно котлу с паром, либо сникнуть как воздушный шар, проколотый шаловливым мальцом. Может, лучше отдаться на волю случая, и тогда произойдет саморегулировка? Не всякому дано последовательно и размеренно расходовать все отпущенное ему природой или благоприобретенное...

– Когда живешь так долго, – несколько невпопад подхватил наш герой, – то к этому привыкаешь, кажется, это будет длиться вечно. И потому любая смерть застает нас врасплох – ведь мог бы пожить еще! Сколько бы ни твердили о естественности смерти, таковой она не является, по крайней мере еще не является.

– Сгусток пустоты – тоже немало, утверждал Иосиф Бродский. – Это вступил его друг-эрудит. – Но оказаться в этом сгустке – катастрофа для живого человека. Странно однако, что ниспосланное Богом испытание голодом люди выдержали более достойно, чем испытание сытостью. Тут начались большие непотребства, всеми овладела тяга к вседозволенности, свобода обернулась стремлением унижать, истязать других. Похоть и садизм завладели миром, и на подобный спрос откликнулись все виды искусства – от кино до литературы. Изыски отдают маниакальным желанием обязательно перещеголять другого в цинизме.

– Говорят, безвыходных ситуаций не бывает, – парировал наш герой. – Но часто одна безысходность перетекает в другую, и так без конца. Чем можно перебить это? Наверное, активностью, но именно такое состояние и ввергает в ступор. «Руки опускаются» означает отнюдь не недостаток сил, но осознание обреченности любой попытки. Красивая формула не найти и не сдаваться никак не объясняет, во имя чего искать. Гораздо легче отказ, отречение, аскеза.

– Для одних труднее всего действовать, для других – мыслить, – вступил друг героя, продолжая вслух мысленный диалог с самим собой. – И если в первом случае может воздействовать приказ, во втором такое невозможно. И этот разрыв, эта пропасть между деятелями и мыслителями будет существовать всегда. Но переломить судьбу трудно в обоих случаях... И далее – что можно назвать творчеством? Умение писать пером и красками еще не творчество. Надо, видимо, прорвавшись сквозь слова и слои красок, сказать что-то свое, выстраданное, а не взятое напрокат. Гораздо легче писать о себе (это в литературе), чем о вымышленных героях. Хотя человек пишет всегда о себе. Перевоплощаясь в багровый закат или в героя-неудачника, гордого отщепенца или незаметного участника батальной сцены, он хочет утвердить свое, лелеемое и глубинное. Получается, разумеется, далеко не всегда и воспринимается им самим порой неверно.

Встреча четвертая

Наш герой, хлюпая по лужам, думал свою невеселую думу. Как уберечься от агрессии и хамства? Самому стать скандалистом? Или плести интриги? Не выходить из своей скорлупы? Как только притупляется бдительность и немного расслабляешься, на тебя, как снежный ком с горы, катится явная агрессия или, по крайней мере, скрытое недоброжелательство. И вновь манит необитаемый остров. Человек повсюду очень злое животное, утверждал Вольтер. Но как же без людей? День, два, неделя, и вот уже безлюдность и страшит и тяготит, и ввергает в депрессию. Тот узкий круг людей, который ты избрал для себя, давно уже дал трещину по разным причинам – времени, старения, нестыковки взглядов и особенно неуступчивости с обеих сторон. Отсюда вывод: уходить из жизни надо вовремя.

И в унисон его мыслям зазвучал голос возникшего из тумана друга:

– К сожалению, в жизни встречаешься чаще всего с топорным, грубым поведением. Бороться против зла добром как-то не получается. Остаешься в проигрыше. Но насколько правильна изоляция от всех и всего? «Я отомщу им любовью», – говорил Параджанов. Но для этого надо родиться гением. Мстить, ненавидеть – недостойно человека. Остается отвращение, и, по Вертинскому, дрожа от отвращения, пытаешься о чем-то бормотать. Но это не нужно никому, и прежде всего самому тебе... Но довольно об этом. Обиды, конечно, не забываются и, прощая, помнишь обо всем даже ярче и резче. Но если ты не готов к борьбе, то лучше отойти в сторонку, молча и достойно...

Наш герой слушал все это краем уха и вспоминал, как утром над Араратом было розовое свечение подобно нимбу, а потом гора слегка оделась облаками. А накануне вечером закат огненным цветом окрашивал небо, яркие сполохи постепенно спускались и исчезали за горизонтом, и розовый цвет Арарата прочертили серые перистые тучки. Меж тем друг его перешел уже к другой теме.

– Что такое любовь? Почему она оборачивается ненавистью по отношению к тем, кто ее расточает? И уверения в любви по большей части просто актерство, возможно, не вполне осознанное. Отсюда вывод: надо любить только себя, тогда и проблем будет меньше. Очевидно, люди становятся успешными, лишь потеряв часть души своей. Как гласит пословица, двойного добра в одном месте не бывает. А тема литературы всегда любовь и смерть. Тут важен эффект неожиданности, если к тому же все окутано легким мистическим флером, и сделано это изящно, легко, непринужденно, то успех обеспечен.

– Тенесси Уильямс говорил, что день, когда ты перестанешь страдать, будет днем твоей смерти. Но когда жало обид и сожалений вонзается все глубже, спирает дыхание и нечем дышать, человек склонен к суициду независимо от важности причины, породившей депрессию. Последняя капля наиболее, должно быть, болезненна. Особенно, если сердце раскрыто навстречу красоте и желанию понимания, приятия, соучастия. Наверное, внешний мир должен быть для каждого как легкий ветерок, жужжание насекомого, колыхание листвы. Но ведь с другими случаются чудеса, и не только со знаком минус. Может, чудо минует тех, кого пугает яркая жизнь, и загнанные в угол, они довольствуются унылой серостью. Всепрощение – удел немногих юродивых, и это тоже вид гордыни. Лучше прощать и мстить молчанием. Хотя развитие общества определяется именно своеволием, анархией, нарушением запретов. Золотой середины редко удается достичь, ибо редко встречаются одинаковые люди и судьбы.

И еще постоянно думаю, чем озабочен человек, которого уже явственно коснулось дыхание смерти? Мне кажется, форменными пустяками. И вряд ли страшится предстоящего небытия, скорее, страданий и хлопот, доставляемых близким. Небо коптить немного стоит, потому и предсмертных желаний особых не бывает...

Встреча пятая

Во время прогулки по весеннему городу мысли нашего героя перебегали с одного на другое. Вспоминался сон: народ готовился к восстанию, он пошел поглядеть на это действо, но когда приблизился, все уже группами скатывались со ступенек высокой лестницы, напоминая кадры из «Броненосца «Потемкина». Восстание кончилось не начавшись.

Столь же безрезультатно закончился и другой сон: он с другом идет в церковь, но дверь замурована, а до другого входа они так и не дошли.

Затем мысли его обратились к Чехову. Бедный страдалец! Он принимал в день по три вида наркотиков, чтобы унять боли и чуточку успокоиться. От Чехова он перешел к раздумьям о французском кино, о том, почему его не трогают знаковые персонажи, созданные Трюффо и актрисой Жанной Моро. Их творения оцениваешь холодно, со стороны, они остаются картиной на стене, красивой, но вовсе не обязательной. Каркас не должен выпирать ни в коем случае, должна сохраняться тайна искусства, неповторимости мастерства.

– О чем это ты задумался, – оклик друга застиг его врасплох, – я же дважды позвал тебя. – А помнишь ли ты, что сегодня день самоубийства Маяковского? Что это – вызов или выход? Миром правят страсти, а прямая дорога – удел немногих. Когда прерывается что-то, и начинаются бесконечные зигзаги вверх-вниз, то в запасе остается одно. Осудят Бог и люди, отвернутся близкие, но как еще можно решить массу проклятых проблем, мучительных, гнетущих. Не хватило, очевидно, любви к себе, ведь жизнью дорожат для кого-то или чего-то. Выход из тупика – смирение, доброта и всепрощение. Но всем ли это доступно?

– Надо ценить то, что есть, это однозначно. Но если сердце болит, свербит неудовлетворенность сделанным, а смелое вторжение в жизнь набило тебе столько шишек, то хочется остановить мгновение любым способом. Настроение может зависеть даже от любых пустяков – ненароком брошенного слова, встречи, неудачной поездки. В молодости все забавляет в окружающих, даже их странности и глупость. А с годами все это раздражает, хотя для тех же людей можно было сделать больше. Вот вчера я выписал цитату из Андре Бретона: «Я верю в будущее соединение этих двух с первого взгляда столь противоречивых состояний – сна и действительности – в некую абсолютную реальность – сверхреальность».

И все же месяцы самых ужасных катастроф – апрель и август. Оказывается, и Троя пала в апреле, и Байрон погиб, и Гернику подвергли бомбардировке в день геноцида армян – 24 апреля... интересно, какая дата будет знаменовать конец света? Зловещие предсказания лишь усиливают всеобщую агрессию, ничего не проясняя.

– Отчего человек становится рассеянным, – думая о своем, заговорил наш герой, – вероятно оттого, что он постоянно ведет внутренний диалог, особенно, если он одинок. А внешние звуки становятся лишь фоном для этого диалога, вторгающегося в реальность властно и сильно. Когда беседуешь с воображаемым собеседником о том, кто и что определяет протяженность жизни человека, как он может угадать предназначенную ему миссию и почему твоих сил хватает лишь на скучную, однообразную и по большому счету бесполезную жизнь, в которую тебя затягивает череда мелких событий и забот... и неужели не будет света в конце тоннеля? И еще: носит ли мистика национальный характер? Что определяет его – мифология, звучание слов, природа? Ведь мистика армян, японцев, латиноамериканцев совершенно различна. И почему люди изливают душу чаще всего перед теми, с кем встретились случайно и вряд ли продолжат знакомство? Почему Диккенс именно Достоевскому признался в том, что в нем живут два человека – добрый, великодушный и злой, мстительный. С этих двоих он и списывает черты своих положительных и отрицательных героев. Но, по-моему, то же можно сказать о любом человеке, будь он художник или священник.

Оба замолчали. Каждый думал о своем. Почему человек должен зависеть от внешних факторов, думал наш герой. И какая логика в том, что цветы веселят душу, а книги – некоторые – повергают ее в уныние. Все это идет изнутри, здоровье и обстоятельства тут ни при чем. Но одиночество, отсутствие интереса к людям – вина самого человека. Недавно проникся строкой покойного ныне поэта Леонида Завальнюка: «Одиночество не горе, одиночество – вина.» И надо уметь заполнить жизнь смыслом. А бесплодные сожаления, письма, эссе и пр. – тот же вид лени, путь наименьшего сопротивления. Наверное, талантливый человек отличается от бесталанного любовью к труду, умением заполнить жизнь, не оставив места безотрадным рассуждениям.

Нужно ли человеку признание? Наверное, нужно, но смотря в какой степени и в какой форме. Ругань хуже похвальбы, но слюни и сопли порой надоедают пуще горькой редьки. Однако злоба душит, бестактность тоже. Так как же быть? Лучше, наверное, чтобы люди не выпаливали свое мнение как единственно верное, а добавляли «мне кажется», «в моей субъективной оценке». И самое верное, конечно, по Пушкину «хвалу и клевету приемли равнодушно». Осторожность никогда не помешает, надо высказать мнение лишь когда его у тебя спрашивают. Человека ранить, обидеть легко, труднее понять его. Молчание затянулось, и наш герой счел себя обязанным прервать его: – Многие лелеют свое одиночество, это осознанный выбор, и не может быть однозначного ответа, правильно ли это. Знакомые семейные пары свидетельство того, насколько сегодня семья изжила себя. Но дети страдать не должны, и несчастья чаще всего случаются в неблагополучных семьях... Но стираются связи, желание их восстановить, люди вызывают негативные реакции. И если одни в преддверии конца хотят побольше успеть, то другие предпочитают пассивно ждать финала у последней черты.

– Мне снился лев в вольере, – рассеянно вторит ему друг, – в вольере со стеклянной стенкой, которую он беспрерывно царапал, а за стенкой был малыш, и казалось, что они со львом понимали друг друга. И предположительно, он хотел оставить свои немалые деньги именно малышу, а последний по царапающим движениям льва понимает, что тот умирает, хотя сам малыш еще не ходит и не говорит... И еще я думаю, что это может значить, когда в один и тот же день рождаются Конан Дойл и Вагнер, Азнавур и Л.Оливье и моя ближайшая родственница? Должно быть между ними что-то общее или это простое совпадение?

Друзья однако устали, весенний воздух пьянил, и они предпочли разойтись.

Встреча шестая

Общение с людьми лишь на короткое время отвлекает от тягостных раздумий, но потом все наваливается с удвоенной силой, и понимаешь, что очередной визит или встреча ничего тебе не дали, лишь усугубили мрачную безысходность. Что движет другими и дает им силу жить? Вера в будущее или инерция? А может они просто не задумываются над смыслом бытия и довольны ежедневными действиями и разговорами, установившимся раз и навсегда ритмом жизни. Самое главное – они довольны собой, их тешат полувыдуманные воспоминания и события, и они всеми способами пытаются уверить других в своей исключительности. Настроенный на новую встречу с другом, наш герой бодро шагал по улицам города, уже овеянного лаской начала лета. Но настроение все равно оставалось осенним, как он ни пытался настроить себя на иной лад. Все же работа отвлекает от запутанных проблем, думал он, хоть и добавляет новую порцию нервозности. «Ночь была черной, как отчаяние», – сказано кем-то. Не берусь судить о цвете, но когда сознаешь твое бессилие, тобой овладевают тихое отчаяние и ледяное спокойствие. Когда-то спасала беспечность – до поры, до времени. Предрешенность событий заставляет смириться, но не приносит успокоения. Наступает утро, и остается молиться, чтобы все осталось, как есть, ибо хорошего ждать не приходится. Нет сил, чтобы ринуться в жизнь, как в бой, не думая о выигрыше или проигрыше. Наступает обманчивое затишье, когда уповаешь на высшие силы, на их помощь и милосердие. Он даже не заметил, что рядом уже шагает друг и о чем-то негромко говорит, помогая себе жестами и мимикой.

– Человек существо мыслящее, – уловил наш герой начало или конец фразы, – однако постоянно придумывает себе занятия, чтоб избежать этого. Иначе можно просто не выдержать и свихнуться. Даже самая маленькая проблема разбухает и душит тебя. Наверное, в нашем возрасте кто-то просто обязан освободить нас от ряда проблем. И в итоге кошмарные сны – это и мутный осадок фильмов, каких-то страхов, и прихотливая игра подсознания, и плохое самочувствие. Уметь просить, уметь требовать и после быть благодарным за все. А выбраться из полосы неопределенности трудно, а была ли она, эта определенность?

– Самостоятельность и независимость – разные категории, – вступил с места в карьер в диалог наш герой. – А старость – это стремительное изменение длительности времени, и ускорение его связано не с активностью твоих действий, а с отношением ко времени, его ходу. И еще старость – это поиски суррогатов духовных занятий в виде книг и телевизора, когда неуютно и страшновато от отсутствия комфорта и обеспеченности. И не все из категории борцов, есть люди пассивные, а зло всесильно и настолько многогранно, что вычислить его удается не сразу. Эфемерная радость и удача тают как дым. Обращение к Богу в тяжелые минуты – вид фарисейства. И как говорил Бердяев, власти у Бога не больше, чем у рядового полицейского, но он дает силы переносить испытания. Ну, а если нет сил переносить их – что тогда? Смирение мало что дает, да и нужно ли оно – смирение? И подводя жизненный итог, видишь одни упущения. Когда довольствуешься малым, у тебя и его отнимают. И если не всегда уютно наверху, у сильных мира сего, то внизу безысходно всегда. Наверное, от безысходности рождается терроризм, последняя попытка слабых привлечь к себе внимание. Результат того, что негативное долго загонялось вовнутрь.

Встреча седьмая

Разгар лета, плавится асфальт, дышать трудно. Ходьба утомляет, лучше присесть в парке на скамеечке. И присев, наш герой задумался о дорогах, которые мы выбираем. Прямой путь – свидетельство глупости, тому пример моя семья, надо выбирать пути обходные. Но это дается от природы, догадываешься о возможности применять некие маневры тогда, когда бывает слишком поздно. Примета времени – никто ничего не боится, не стыдится и не сожалеет. Сломлены любые нравственные барьеры, а совесть, раскаяние, ответственность – лишь пустые слова, хотя люди, подобные нам, долго жили под обаянием этих понятий, старались по мере возможности совершенствоваться, осознавали свою, пусть скромную, миссию, предназначение. Неужели все это впустую, что же тогда остается в жалкой человеческой жизни?

– Ты заметил, как удивительно устроен человек, – прервал его размышления присевший рядом друг. – Достаточно у кого-то случиться серьезным неприятностям, как друзья и знакомые, наговорив кучу бестактностей, отходят в сторонку. Такая изоляция обидна для потерпевшего и в то же время спасительна. И потерпевшему остается, погрузившись в себя, отыскать заветную соломинку в недрах души своей. А осознав, что ухватиться не за что, он начинает мечтать о небытии. Вот взять бы и исчезнуть, думает он, перестать маяться и страдать, натыкаясь на острые колья лжи, беззакония и бездушия. А одиночество между тем будет длиться и длиться, это еще не конец...

– Ты замечаешь, что мы с тобой постоянно говорим об одном и том же, будто эхо звучит рядом, – откликнулся наш герой. – Будто нас запеленали в кокон, милосердный Бог отвернулся от нас, недостойных, и наши самые черные мысли становятся реальностью. Сначала была мысль, она породила Бога в сознании человека, и он возник в результате предчувствия, предощущения. И есть люди, которые притягивают сложности и испытания из космоса, что ли. Или это особый знак, предначертанный им при рождении? Но постоянно натыкаться на нечисть, входить в группу риска, ибо ты не на коне, в конце концов надоедает. Лишь наивность и беспечность помогли таким, как мы с тобой, скоротать эту жизнь пусть не блестяще, но все же сносно. А сейчас поздно менять свои принципы, убеждения, стиль и темп жизни. Да если бы и свернули с пути – стали бы счастливее, тоже большой вопрос, поскольку оказывается, ни в чем нельзя быть уверенным.

– Жизни осталось совсем немного, на донышке, – подхватил друг, – по капле уходит земное бытие, и тем не менее мы торопим время. Что это – самосожжение мотылька или стремление поскорее дойти до сути вещей, до той высшей точки, за которой пустота? Движение сие неосознанно и потому неостановимо. Даже отдых – это стремление завершить один цикл и приступить к другому, продуманному до мелочей или бессмысленно созерцательному. Человек вовлечен в космический круговорот, и даже самоубийство – неотъемлемая часть его. Время гонится по пятам, и оно же останавливает этот нескончаемый марафон. А были бы счастливее люди, если бы техницизм на каком-то этапе дал сбой, остановился в своем развитии и люди могли бы спокойно наслаждаться уже имеющимся – Бог весть.

Способен ли человек сделать правильный выбор в жизни? Что самое трагичное на свете? Наверное, то, что не сбылось, не состоялось. А произошедшее, даже с отрицательным показателем, уже можно считать в активе. Неважно, к каким последствиям бы это привело, как человек винил бы судьбу, все мироздание в том, что ему фатально не везет, что мечты и надежды его загублены, но каждый имеет право на ошибку, на свою ошибку. Конечно, крайне редко ныне живущий способен сделать правильный выбор, но за него он будет винить тогда только себя. Слабое, но все же утешение.

– В чем можно быть уверенным? По словам героя Хемингуэя, только в том, что тебя убьют, рано или поздно, а лучших убивают в первую очередь...

Встреча восьмая

Человек так уж устроен, что хочет задобрить людей, судьбу, Бога, думал наш герой, шагая по улицам близ скверика поздним августовским вечером. Отсюда и вера в силу небес, хотя, быть может, именно небеса и подсказали все это человеку. Но я знаю людей, которые смело отстаивают свой атеизм, и им от этого хуже не становится. Наверное, главное – не лукавить, не фарисействовать, быть самим собой. Но ведь мы меняемся и выбираем диаметрально противоположное мировоззрение и линию поведения. А быть внушаемым – хорошо или плохо? А кто может судить объективно о поведении и действиях другого, о мотивах им совершаемого? Как отличить ложь от правды? И та, и другая достигаются определенным количеством слов, умело или наобум подобранных, или поступков, не всегда кем-то планируемых.

– Когда тобой овладевает покой, «обманчивое холоднокровье», то что сулит он? – раздался внезапно над его ухом голос друга. – Отречься от всех и всего и не терзаться понапрасну, может, выход именно в этом. И еще я заметил, что постоянно ведущиеся внутренние монологи и диалоги, независимо от тебя и твоего желания, мешают восприятию звуков и картин внешнего мира. Накапливается много проблем и забот, и не всякий умеет выплескивать все это наружу и, освободившись, усваивать новое, чаще всего это разбивается о перегородку, отделяющую миры – внутренний и внешний. А мобилизоваться трудно, подчас даже невозможно. Отказаться от реальной жизни тоже. «Жизнь – это коробок спичек: серьезно относится к ней смешно, несерьезно – опасно», – Акутагава. Надо находить выход из любой тупиковой ситуации и определять, где кончается случайность и начинается закономерность. Что предпочтительнее? Быть благодарным за все неслучившееся или жалеть об этом? Бурные радости и жгучие горести или неспешное течение жизни?

– Оттого и все перемещается в сны, – подхватил наш герой. – В снах люди, подобные нам, раскованнее и смелее, лучше реализуют себя, чувствуют всплеск душевных и физических сил, в реальной жизни угасающих. Наяву же следишь за убывающим днем, торопя время и одновременно жалея о нем. Назначая часы для сна, чтения, общения и пр., ты готов вслед за незаметно затухающим днем встретить другой. Забвение... оно подкрадывается к тебе исподволь и окутывает незаметно. Нечастые визитеры приходят, как бы не замечая тебя, да и ты не сосредоточиваешься на их лицах, не ищешь примет времени. Каждый обитает в своем мире и испытывает облегчение при прощании. О новой встрече упоминается вскользь, не очень-то веря в нее. А бывает, ставится точка – решительно и бесповоротно, и никто не жалеет об этом.

– Помнишь, ты говорил, что для тебя весь год тянется осень. А нынче она и впрямь настает, и ее дыхание как весточка о чьей-то безвременной смерти. Вначале не испытываешь ничего, кроме понятного сожаления, но вольно или невольно неотвязная мысль о смерти преследует тебя.

Судьба неслась по следу,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

Это Арсений Тарковский. Его поэзия останется, по крайней мере, на полвека или век, а наш след сотрется окончательно. И слава Богу. Трезвый взгляд на вещи прежде всего.

В воздухе еще реяли его слова, когда сам он, как всегда, незаметно исчез в вечерних сумерках.

Встреча девятая

Сентябрьский дождик бодро стучал по асфальту и немногим облетевшим листьям. Наш герой гулял под зонтиком, с удовольствием вдыхая прохладный воздух. Впереди почто вся осень, полная красоты желто-багряных деревьев, удивительных закатов и... безнадежности. Когда не ждешь ничего от жизни и от людей. Когда сердце сожмет ледяная рука да так и не отпустит. Все это привычно и надолго, думал наш герой, нечего распускаться. А где мой друг, или дождя испугался?

– Простите мою смелость, но я так давно слежу за вами, – это крепкий мужчина средних лет, одетый в несколько мешковатый костюм, видать, не их преуспевающих. – Уже сколько раз собирался подойти к вам, но не решался. Вы, наверное, артист, и так увлеченно репетировали пьесу, играя одновременно две роли – себя и своего собеседника. Диалог ваш был мне бесконечно интересен, в чем-то созвучен моим настроениям, но уж слишком печален. Раз вы сегодня молчите, то, видать, уже состоялась премьера так долго репетируемого вами спектакля. Не подскажете, в каком театре? Пойду обязательно...


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Армения»]
Дата обновления информации (Modify date): 18.12.14 19:29