Памяти Булата Шалвовича Окуджавы

Его нет с нами, но есть его песни и его книги*

Булат Окуджава

9 мая 2014 года исполнилось 90 лет со дня рождения Булата Шалвовича Окуджавы. Предлагаем читателям интервью с поэтом, записанное нашим постоянным автором Еленой Тамбовцевой-Широковой летом, 7 августа 1995 г., в Переделкино.

12 июня 1997 года в Кламаре – одном из пригородов Парижа – остановилось сердце Булата Окуджавы. «Арбат закончился в Париже...», – написала через четыре дня «Комсомолка». А 17 июня мы прощались с Булатом Шалвовичем сначала в театре имени Вахтангова, а потом, как он хотел, на Ваганьковском...

С тех пор прошло немало лет, но мы живем с ощущением, что он с нами, и ждем его новых песен – раздумий, которых, увы, уже не услышим. Поэтому вслушиваемся в старые, открывая в них всё новые философские размышления о жизни, о необходимости жить, взявшись за руки друзей.

Девочкой я, как и многие, писала, вернее, пробовала писать стихи, ходила в известные литературные объединения, где перед нами выступали многие, теперь всем знакомые, а тогда, в середине шестидесятых, начинающие поэты и барды. Булат Окуджава там тоже бывал – пел...

В августе 1995 года в моей семье жила студентка из Италии – выпускница Туринского университета Кристина Муссано: я занималась с ней русским языком и помогала писать дипломную работу, которую Кристина решила готовить по прозе Булата Окуджавы. Весь день мы проводили с ней в Научной библиотеке Московского университета в поисках критических статей, посвященных прозе Булата Шалвовича. Их было не очень много, поэтому приходилось просматривать газетные отклики. А вечером, возвращаясь домой, мы слушали песни Булата Окуджавы.

Но у Кристины оставалось много вопросов, на которые она не нашла ответы в газетных вырезках. Преподаватель в Турине дал ей телефон близкого знакомого Окуджавы, через него мы связались с поэтом и 7-го августа поехали к нему на дачу в Переделкино. Кристина везла с собой из Италии сборник песен и стихов Булата Окуджавы в переводе на итальянский язык и бутылку прекрасного итальянского вина, а я – подготовленные вопросы для интервью.

Поэт с радостью принял книгу, а от вина сначала отказался (плохо себя чувствовал), но потом решил оставить его для друзей. Он угощал нас кофе, который сам приготовил на кухне, усиленно кормил печеньем, просил только об одном – не фотографировать (считал, что он, к сожалению, совсем не в форме и полученные снимки никому не доставят никакого эстетического удовольствия). В кабинете, заполненном книгами и колокольчиками – подарками друзей и знакомых, Булат Шалвович дал нам интервью. Потом мы еще долго говорили вообще о жизни, я даже решилась прочитать одно из своих последних стихотворений, и, как ни странно, он вспомнил стеснительную девочку Лену, которая занималась в том далеком 65-м году в известном ему литературном объединении. «Зря Вы так решительно пропали, – сказал он мне на прощание. – Всё в жизни – случайно, и моя известность в том числе... Ведь поэзия всё равно осталась с Вами, как Вы ни старались ее из себя изъять!» На книге стихов, которую я захватила с собой, Булат Шалвович написал: «Лене сердечно», так как я осталась, оказывается, в его памяти именно той восторженной и в то же время зажатой девочкой Леной, хотя и была уже преподавателем университета и выглядела солидной дамой.

Договорились, что Кристина вышлет мне свою дипломную работу, и я с ней и своими стихами вновь приеду в Переделкино. Кто знал, что встреча эта не будет иметь продолжения...

Кристина уехала в Италию, увезла с собой кассету с рассказом Булата Окуджавы. У меня осталась только выборочная расшифровка того интервью, вопросы для которого я помогла Кристине составить. Привожу эту расшифровку полностью, так как уверена: очень многие мысли поэта актуальны до сих пор.

Интервью Булата Окуджавы
(Переделкино. 7 августа 1995 г.)

– Булат Шалвович, мне кажется, что названия многих Ваших произведений очень метафоричны («Уроки музыки», «Искусство кройки и шитья» и т. д.). А что Вы можете сказать о названии Вашего романа «Бедный Авросимов»? Почему он имеет второе название «Глоток свободы»? Какому из этих двух названий Вы сами отдаете предпочтение и почему? Что было раньше?

– Я писал роман «Бедный Авросимов», потому что он стал главным действующим лицом этого романа и он был несчастный человек: он многого не понимал, обольщался, в конце концов... так трагично для него и кончилось. А потом, когда я должен был печатать этот роман (это в старое время), мне сказали, что название нехорошее, нельзя, надо что-нибудь другое, более такое возвышенное и бодрое. И я придумал «Глоток свободы». Мне сказали: «Ну, хорошо». И вот так и пошло. Но потом, когда я переиздавал, я всё равно назвал «Бедный Авросимов». Бедный не в смысле «бедный». Вообще это не совсем точно. Не «бедный» – то есть тот, «кто имеет мало денег», а «бедный» – в смысле «несчастный», «бедняга».

– Меня интересует, по какой причине роман «Свидание с Бонапартом» Вы посвятили своему отцу?

– Просто в память моего отца.

– Считаете ли Вы, что за годы Вашего творчества стиль Ваших произведений изменился? И поэзии, и прозы? Если изменился, то в чем прежде всего?

– Я этого не могу сказать. Художник сам себя анализировать не должен. Это неприлично. Это не моя задача. Я не знаю. Просто пишу как мне «пишется». Я не задумывался над этим.

– Почему женским персонажам в Ваших произведениях не отводится такое же место, как мужским? Что Вы думаете о женщинах?

– Насчет женщин... Я даже не знаю. Может быть, может быть... Я не думал об этом. Как я отношусь к женщинам? Так же, как и к мужчинам. – Как к личности. Если это личность, это прекрасно. Если это не личность, это ужасно.

– Какая связь существует между Вами и Вашими героями? По Вашему мнению, какой из героев Ваших произведений ближе всего к Вашей личности? Вашему внутреннему миру?

– Я должен сказать, что все мои герои – это я. И женщины, и мужчины. И плохие, и хорошие... Потому что я себя знаю очень хорошо, и мне очень легко их наделить этими чертами. Вот и всё.

– Что Вы можете сказать о сегодняшнем дне России? Что изменилось в Вашей жизни и в жизни «маленького человека» Вашей страны? Ведь герой Ваших произведений – это именно «маленький человек». Чего Вы ждете от будущего?

– Вы знаете, я – легкомысленный грузин: я о будущем никогда не думаю, ну, так, слегка... Никаких планов не строю и не проецирую как-то будущее... свою жизнь и жизнь страны. Я думаю о вчерашнем дне и о сегодняшнем. Вот это мне интересно. Будущее – это фантастика. Этого я не знаю... Да, я писал в основном о «маленьких людях»... Вы знаете, я пока писал исторические романы, много читал русской истории, занимался русской историей. Я в общем пришел к печальному выводу, потому что Россия очень много столетий была страной, примитивно говоря, рабской... Значит, сложилась психология, ментальность – рабская ментальность. Она продолжается до сегодняшнего дня. Конечно, есть какие-то маленькие новшества, изменения. Конечно. Но в принципе, пока что мы – страна холопская, страна рабская. Ну, а отсюда все наши несчастья. У нас в стране никогда не уважали личность. Никогда. Мы не знали, что это такое. Это продолжается. У нас в Конституции записано впервые, что права личности выше, чем права государства. Прекрасно. Но это не выполняется. Совершенно. Ну, вот, а какие же у меня могут быть взгляды на будущее?.. Это тяжелая болезнь. И болеть мы будем ею очень долго. Медленно, может быть, будем излечиваться. Может быть... Так я думаю. Хотя никому не навязываю своего мнения.

– А всё-таки что в последние годы изменилось в Вашей жизни?

– В моей жизни, кроме того, что я постарел, ничего не изменилось. Потому что я уже такой закоснелый профессионал, что, что бы ни произошло, я буду опять делать то же самое. Конечно, я живу этой страной. Я человек достаточно внимательный. Я вижу то, что происходит. Меня радует в принципе то, что мы не разрушили старый режим, но толкнули его. Он зашатался. Это уже приятно. Я очень счастлив. Но процесс этот очень болезненный, трагический, долгий. Меня это очень огорчает. Вот и всё, что изменилось.

– Из Ваших песен, стихов, прозы создается ощущение, что, несмотря ни на что, Вы – оптимист! Как это Вам удается? Ведь Ваша жизнь была нелегкой, жизнь Вашей страны тоже нельзя назвать простой ни раньше, ни в последние годы... И всё-таки Вы верите в светлое будущее. А вот молодежь (и русская, и итальянская) в основном – пессимисты... В чем секрет Вашего оптимизма?

– Я, знаете, оптимист грустный. Я оптимист, потому что я имею надежду. Это нормальное свойство человека. У любого пессимиста, о которых вы говорите, всегда есть надежда. Насколько они пессимисты в чистом виде, я не знаю. Может быть, они себя чувствуют пессимистами, но в общем все живут надеждой, все живут. Знаете что... Что-то будет лучше, как-то будет лучше, что-то исправится, что-то будет приятнее... Это нормальное для человека ощущение. Но еще я должен вам сказать, может быть, это не получилось у меня, я ощущаю, например, в своей прозе – да, оптимизм, да, надежду... да, вот немножко ироничность – чуть-чуть... Потому что только неглубокий человек может восклицать и говорить: и всё-таки я надеюсь, я верую! Нет, я надеюсь, чуть-чуть усмехаюсь, конечно, потому что, кто его знает... Самоирония – это очень важное качество в человеке.

– Скажите, пожалуйста, какие Ваши произведения были опубликованы в последнее время?

– Сейчас интерес больше к детективам и к секслитературе. Но он спадет. Появились издательства не очень большие, но очень упрямо издающие серьезную литературу. Вот небольшое издательство «Дом Русанова» очень хорошо выпустило мою книгу «Упраздненный театр». Они сейчас будут переиздавать всю мою прозу. Сказать, что все знают мои произведения, мои песни, – это не точно. Я знаю, что у меня есть определенный круг почитателей. Это интеллигентные люди, мыслящие... Потому что есть громадное количество людей, которым это неинтересно и которые предпочитают другое совершенно: и музыку, и песни... Есть определенный круг, довольно небольшой, не могу сказать, что очень большой, очень верных почитателей и слушателей... Хорошего много не бывает... Я вам скажу, что раньше меня тоже это удивляло, когда я начинал, когда пришла ко мне какая-то известность, я выступал... Я вот смотрел на зал, на публику. Сидело очень много моих ровесников, чуть помоложе. И было много молодых людей... Я тогда думал: а им что? Что они? Иногда я понимал, что они как-то охвачены общим интересом, взволнованы. И меня это очень радовало. Но это было тогда. Прошло 35 лет. Я выступаю – и опять приходят молодые люди. Мало того, уже молодые люди приводят своих детей, которые высиживают 3 часа выступления (сидят и слушают). Это очень интересно. Они (молодые люди) более однозначны пока (красное – белое; хорошие – плохие): Высоцкий – Окуджава.. Кто-то, когда-то (это очень давно) попытался найти между нами разницу. Я-то ее ощущаю, и Володя ощущал, конечно. Я не могу сказать, что это точное определение, но кто-то сказал, что «Высоцкий протестует, а Окуджава молится...» Ну, это один из видов противоречия.

– Я знаю из Ваших интервью, что для Вас нет принципиальной разницы между Вашими стихами и прозой. Вы не раз говорили, что пишете то, что приносит Вам наслаждение. В предисловии к сборнику рассказов «Заезжий музыкант» Вы говорите, что будете писать до тех пор, пока не напишете тот главный рассказ, «...по завершении которого уже не разочаруетесь...» Скажите, Вы уже его написали или он впереди?

– Нет, нет... Он – впереди!

Интервьюировала студентка факультета иностранных языков Туринского университета (Италия) Кристина Муссано. Вопросы были подготовлены совместно с преподавателем МГУ Е.В.Тамбовцевой-Широковой, ныне членом Союза писателей Москвы, куратором-редактором раздела «Словакия» международного литературно-художественного и культурологического журнала «Меценат и Мир».

[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Литература»]
Дата обновления информации (Modify date): 13.01.15 19:49