Армянская проза в переводах Каринэ Халатовой

Ованес Туманян
(1869 – 1923)

Хозяин и батрак

Дай бог здоровья и вам, и тем двум братьям.

Жили-были на свете два брата-бедняка. Задумались они как-то над тем, как же им прокормить себя. И вот что решили: пусть младший дома побудет, а старший наймется к кому-либо в батраки и будет посылать заработок домой.

Сказано – сделано. Старший брат нанялся служить к богатому хозяину. Они меж собой так условились: срок работы закончится, как только послышится первое кукование кукушки. Но хозяин поставил еще одно неслыханное доселе условие. Он так сказал: «А ежели до того времени что-то тебе не понравится и ты рассердишься, то с тебя сто рублей причитается, ну, а ежели я рассержусь, то мне расплачиваться».

– Откуда же я сто рублей возьму, у меня же их нет.

– Не беда, взамен отработаешь даром еще десять лет.

Вначале старший брат испугался было – больно уж странное условие, но потом махнул рукой – да ничего худого не случится. Будь что будет, он-то все равно не рассердится и дело с концом. А коли они разгневаются, так сами же от своего уговора и пострадают.

Согласился батрак и приступил к работе.

На следующий день, чуть свет, хозяин разбудил батрака и снарядил его в поле косить.

– Ступай, – говорит, – пока светло, поработай, а как стемнеет, домой воротишься.

Отправился батрак в поле и весь день, не покладая рук, косил, а вечером, уставший, едва до дома добрался.

Хозяин его спрашивает:

– Что же ты не в поле?

– Так солнце ведь зашло, вот я и дома.

– Э-э, нет, так дело не пойдет. Я же говорил тебе: пока светло, ты должен косить. Солнце зашло, но зато братец-месяц выглянул. Чем плох его свет?

– Как же так? – удивился батрак.

– А-а, ты уже сердишься, что ли? – спросил хозяин.

– Нет, не сержусь, вот только, говорю, устал я, отдохну чуток, так и... – стал заикаться испугавшийся батрак и снова принялся косить.

Косил он и косил, пока месяц не скрылся. А солнце тут как тут – выглянуло.

Обессиленный батрак рухнул прямо посреди поля.

– О-ох, будь оно проклято и твое поле, и твой кусок хлеба, и твои гроши, – начал он ругаться, вконец отчаявшись.

– Что с тобой, сердишься, что ли? – раздался голос хозяина над головой. – А раз сердишься, так у нас с тобой уговор, сам знаешь. Не обессудь, дескать, незаконно с тобой обошелся.

И хозяин стал настаивать, чтоб батрак, как и положено, либо выплатил ему сто рублей, либо послужил ему еще десять лет.

Батрак оказался меж двух огней. Не было у него ста рублей, чтоб отделаться и спасти свою душу, а десять лет вот так вот спину гнуть не под силу человеку.

Долго он думал и, наконец, задолжав богачу сто рублей, домой воротился.

– Ну, что у тебя там стряслось? – спросил младший брат.

И старший брат поведал о своих злоключениях.

– Не беда, – сказал младший, – не тужи. Давай-ка ты лучше за домом присмотри, теперь мой черед побатрачить.

Собрался младший брат на работу к тому же богачу. Назначил богач тот же срок: до самой весны, как только закукует кукушка. И уговор был тот же: ежели батрак рассердится, то либо сто рублей даст, либо будет даром на хозяина работать еще десять лет. Ежели хозяин сам рассердится, то он даст сто рублей, а батрак с этого дня будет свободен.

– Нет, этого мало, – возразил ему батрак. – Ежели ты рассердишься, то дашь мне две тысячи рублей, а ежели я рассержусь, то я отдам, да еще послужу тебе даром десять лет.

Сказано-сделано. Пришел черед младшему брату батрачить.

Уже рассвело, а батрак знай себе спит. Хозяин то во двор выходит, то снова в дом входит, а батрак все спит да спит.

– Эй, парень, хватит, пора уже вставать, день-то к обеду клонится.

– А? Ты сердишься, что ли?

– Нет, не сержусь, – испугался хозяин. – Вот только, говорю, в поле пора, косить надо.

– А-а-а, ну коли так, то ничего, успеется еще, к чему торопиться-то.

Наконец батрак поднялся и стал надевать трехи1. А хозяин суетился, то во двор выходил, то снова возвращался, а батрак все с трехами возится.

1 Трехи – обувь из сыромятной кожи.

– Слушай, парень, кончай же ты, наконец, поторапливайся...

– А что, ты, поди, уже сердишься?

– Да нет же, с чего ты взял? Я вот только хотел сказать, что опаздываем мы...

– Ну, так это другое дело, а то ведь уговор есть уговор, сам знаешь.

Пока батрак трехи свои надевал, да пока они до поля добирались, пришло время и обедать.

– Какая уж там косьба, – сказал батрак. – Видишь, все обедают. Пора и нам перекусить.

Сели они, поели-попили, батрак и говорит:

– Мы народ работящий, нам требуется чуток поспать, передохнуть.

И, зарывшись головой в траву, проспал до самого вечера.

– Эй, да вставай ты, стемнело уже! Другие вон давно все скосили, осталось только наше поле... О-о-о! Будь трижды проклят тот, кто послал тебя сюда... Подавись ты этим куском хлеба, пропади пропадом со своей работой! О, боже, за что такая напасть на мою бедную голову! – запричитал отчаявшийся хозяин.

– Ты, видать, сердишься, а? – спросил, приподнявшись, батрак.

– Да нет же, с чего это ты? Вот только, говорю, стемнело, домой пора.

– А, это другое дело, что ж, пошли. Уговор, небось, помнишь: несдобровать тому, кто рассердится.

Пришли они домой. Видят – гости к ним пожаловали.

Хозяин отправил батрака барана зарезать.

– Какого?

– Какой подвернется.

Ушел батрак. Немного погодя к хозяину примчались, мол, батрак твой всю отару перерезал.

Прибежал хозяин и видит: так оно и есть – нет ни одной живой овцы. Схватился за голову и запричитал:

– Что ты наделал, безбожник?! Да разорится твой очаг, как ты разорил мой!

– Ты же сам сказал: режь барана, какой попадется. Пришел я сюда, а они все и подвернулись мне под руку, ну, я их и зарезал. Что ж я плохого сделал? – как ни в чем не бывало ответил батрак. – А ты никак сердишься, а?

– Нет! Не сержусь я... Жаль вот только, такое добро почем зря пропало...

– Ну что ж, коли ты не сердишься, так я тебе еще послужу.

Задумался хозяин. И так и этак прикидывал, думал, как бы отделаться от горе-работничка. Зима только наступила, до весны еще далеко, и до кукушки тоже...

Думал он, думал и вот что придумал.

Взял он жену в лес, помог взобраться на дерево и наказал, чтоб кукушкой прикинулась да куковала. Сам же, придя домой, вместе с батраком в лес засобирался, дескать, поохотиться захотелось. Как только они в лес вошли, жена на дереве давай куковать: «Ку-ку, ку-ку...»

– А! Вот и кукушка закуковала, так что истек твой срок.

Батрак смекнул, чьи это проделки, и сказал:

– Нет, где такое слыхано, чтоб сейчас, в середине зимы, кукушка закуковала? Да я эту кукушку мигом пристрелю. Да я ее...

Сказал и стал в дерево целиться. Хозяин закричал и к батраку бросился.

– О, не стреляй, Христа ради! Будь проклят тот день, когда я встретил тебя! Кто ж беду эту накликал на мою голову?!

– Э, а ты, поди, сердишься, а?

– Да, брат, да! Хватит! Возьми-ка лучше деньги и освободи мою душу. Мой уговор – мне и грехи замаливать. Правду люди говорят: «Не рой чужому яму, сам в нее попадешь».

Так хозяин набрался ума, а младший брат разорвал бумажку о долге старшего брата и, взяв две тысячи рублей, вернулся домой.


[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Армения»]
Дата обновления информации (Modify date): 11.12.14 21:32