Записки директора музея
Дом комендантов Омской крепости.
Построен в 1799 году. Памятник архитектуры
…Когда Омский литературный музей имени Ф.М.Достоевского отмечал своё первое десятилетие, многие из приглашённых недоумевали: «Ну кто же отмечает 10 лет? Разве это дата?» Такие же вопросы звучали, когда музей приглашал на своё 15-ти и 20-летие. А вот «правильный» 25-летний юбилей оказался смазанным. Тогдашнее руководство, не имевшее к созданию музея никакого отношения, о его работе лишь смутно догадывалось, его истории не знало, полагая, что музей был создан в 2006 году, когда открылась новая экспозиция. Да и нынешние 30 лет для кого-то, быть может, не дата.
Театрально-концертный зал музея
Конечно, хорошо бы дожить до 50-летия музея… а пока что – нам 30!!!
У музея уже есть написанная история. О создании музея документально точно и выверенно написала Ю.П.Зародова, в настоящее время – заместитель директора музея по научной работе. Её труд неоднократно опубликован, и снова воспроизводить его здесь, наверно, нет необходимости. Жизнь музея осталась в документах, фотографиях, цифрах, датах. Это хорошо: когда не будет глаз, которые видели и голосов, которые могут рассказать об увиденном, очень кстати будет «сухой остаток». Но пока есть живые свидетели и очевидцы, необходимо документировать их воспоминания, превращать в тексты и видеозаписи. Иначе картину действительно происходивших событий никогда не восстановить во всей полноте. Об этом я как музейный работник с большим стажем могу говорить с полным основанием. Мне довелось на протяжении пяти лет участвовать в создании музея и быть его руководителем с момента открытия 28 января 1983 года.
Муляж кандалов, в которые заковывали омских каторжников
Что же такого особенного в Омском литературном, почему о нём хочется говорить, помещая его в короткий, но значимый ряд аналогичных учреждений культуры? Действительно, музеев, которые бы рассказывали об истории литературы, а не об одном писателе, в СССР, а потом и в России чрезвычайно мало. Такие музеи можно сосчитать по пальцам одной руки. Государственный Литературный музей в Москве. Музей писателей-орловцев, Музей писателей Урала в Екатеринбурге, музеи в Красноярске и Иркутске. И вот, наконец, в 1983 году открылся Омский литературный музей.
Первый зал
Его экспозиция охватывает более чем два столетия истории литературы Западной Сибири – от 18 века до наших дней. Музей проводит посетителя через несколько исторических эпох: писатели принимали участие в создании первого сибирского журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену», в восстании декабристов, в народническом, а потом и революционно-демократическом движении. Сосланные в Сибирь, они учили детей грамоте, врачевали и, не покладая рук, писали – о том, что увидели и узнали, что затем полюбили в неизвестном и пугающем всех европейцев краю: о природных богатствах Сибири, о её людях, о Сибири как о колонии, беспощадно эксплуатируемой метрополией. И ещё они совершили настоящий подвиг. Своей жизнью, своим отношением к сибирякам, высокой образованностью и культурой они меняли к лучшему морально-психологический климат в Сибири. Во многом благодаря им сибиряки с радостью восприняли цивилизационные процессы, пришедшие к ним уже в конце 19-го – в начале 20-го веков, когда строились железные дороги, возводились новые города, появлялась промышленность, средства связи, когда в бывший край изгнания и ссылки явились наука и просвещение, возникала периодическая печать, выходили первые книги.
Подлинная мебель из дома петербургского архитектора А.И.Штакеншнейдера
Навсегда останутся в истории литературы Западной Сибири имена Н.В.Басаргина, Н.А.Чижова, В.И.Штейнгеля, И.Ф.Анненского, Г.А.Мачтета, Н.И.Наумова, Н.М.Ядринцева, Г.А.Вяткина, А.С.Сорокина, Л.Н.Мартынова, П.Н.Васильева, С.В.Сартакова, С.П.Залыгина, Я.М.Озолина, Р.И.Рождественского, Н.П.Анкилова, Т.М.Белозерова, Е.Н.Злотиной, В.А.Макарова, А.П.Кутилова, – и многих, многих других прозаиков и поэтов, внесших неоценимый вклад в становление, укрепление и развитие литературных традиций в регионе.
Барельеф Ф.М.Достоевского.
Скульптор Д.Манжос.
Установлен 1971 г.
В 1962 году в Омске было создано отделение Союза писателей Российской Федерации. После политических преобразований, наступивших в стране спустя 30 лет, в Омске возник ещё один писательский союз – Омское отделение Союза российских писателей. Сейчас в каждом из двух писательских союзов более тридцати авторов. Есть и печатные издания. Это журнал «Литературный Омск» и альманах «Складчина». В настоящее время Иппокрена сибирской литературы глубока и полноводна.
Бывают ли случайности? Или все случайности закономерны? Случайно ли так сложились обстоятельства в 1976 году, когда, едва демобилизовавшись из рядов советской армии, я «вдруг» оказался младшим научным сотрудником омского областного краеведческого музея?
Макет арестантской кареты
В армию мне захотелось уйти добровольно. До сих пор никто не верит: возможно ли, отучившись три года в Уральском государственном университете, куда и поступить-то было непросто – конкурс на филологический факультет 4 человека на место – вдруг взять и уйти на срочную службу, от которой большинство стремилось «отмазаться», пересидев в тёплом месте, притворившись больным или став многодетным папашей? Может быть, попросту завалил летнюю сессию? Нет, сдал, причём успешнее, чем предыдущие. Так в чём же дело? Дело, увы, в мальчишеской глупости. В одной комнате общежития со мной жили вчерашние «дембеля». От них по любому поводу и без повода на протяжении трёх лет постоянно приходилось слышать: «Салага! Жизни не видел!» Где же они увидели жизнь? В армии, разумеется… Вот и отправился я познавать жизнь.
Письменный стол писателя Ф.А.Березовского
Через два года, демобилизовавшись, приехал в Омск. Здесь – ни прописки, ни работы. А на работу не брали без прописки и не прописывали без справки с места работы… На свой страх и риск тогдашний директор краеведческого музея Владимир Ильич Щетков принял меня на должность мнс. Я смог временно прописаться на съёмной квартире, восстановиться в университете. И тут – новая незадача! Моё образование не годится для музея исторического профиля! Я – филолог! Два года пришлось проходить суровую школу музейной работы под руководством Альбины Павловны Раковой, заведующей отделом истории советского общества. Два года я постоянно слышал упрёки в «непрофильности» моего образования для работы в краеведческом музее. Волей-неволей вспоминалась армия и напрашивалась мысль пойти учиться на историка, чтобы снова что-то кому-то доказать… К счастью, на этот раз не поддался на провокацию внутреннего голоса.
И тут – о чудо! Краеведческому музею дали ставки для создания отдела литературных экспозиций. Кого же переводить в литературный отдел? Разумеется, филологов! А где их взять? Да вот они! Таких у краеведов оказалось двое – я и Надежда Геннадьевна Швайко (впоследствии она взяла фамилию мужа и стала Собяниной). Разумеется, также совершенно случайно, но очень кстати! оказалось, что мои курсовые и дипломные проекты были посвящены творчеству Ф.М.Достоевского.
Нашему отделу из двух человек поручено продолжать работу над тематико-экспозиционным планом будущего литературного музея, которую до нас начали заведующая отделом истории досоветского общества Лилия Сергеевна Худякова и Людмила Филипповна Хапова. Экспонатов было мало, и мы активно собирали их, встречаясь с омскими писателями, поэтами, краеведами, в особенности с теми, кто приближал создание литературного музея в Омске задолго да нас.
В 1980 году на основе омского областного краеведческого музея было создано музейное объединение: Омский областной государственный исторический и литературный музей. В него вошли музеи города Омска и области. Среди многих других объединению дали ставку заведующего литературным отделом. Будучи старшим научным сотрудником на протяжении двух лет и ведя всю работу, я был вправе рассчитывать, что меня назначат на эту должность. Увы! – ошибся. Генеральный директор музейного объединения Юрий Анатольевич Макаров назначил на эту должность А.Э.Лейфера, известного омского журналиста, который много лет писал на литературно-краеведческие темы, в том числе и о пребывании в Омске Ф.М.Достоевского.
Главной задачей отдела стало создание литературного музея.
Оказалось, в Омске, да и во всей Сибири, не нашлось человека, который мог бы на высоком художественном уровне выполнить проект оформления нового музея. Его созданию придавалось, и совершенно справедливо, большое значение – это был первый музей подобного профиля во всей Западной Сибири.
Александр Эрахмиэлович вместе с Ю.А.Макаровым вели переговоры с Московским комбинатом декоративно-оформительского искусства, Московским Союзом художников, а потом и лично с известным московским художником, автором нескольких крупных экспозиций Эдуардом Ивановичем Кулешовым. Он и стал автором проекта экспозиции будущего музея. Кулешов был московский художник, а потому для Омска – чуть ли не звезда. Однако сказать об этом недостаточно. Кулешов и среди «звёзд» в то время был одним из самых ярких и самобытных. Думаю, достаточно назвать среди его творений выставки в музее Н.Г.Чернышевского, Государственном Историческом музее, театральном музее А.А.Бахрушина, музеях А.Н.Островского в Замоскворечье и Л.Н.Толстого в бывшей монастырской гостинице Спасо-Бородинского монастыря, чтобы убедиться в масштабе личности этого незаурядного человека.
Когда я впервые увидел Эдуарда Ивановича, был поражён его необыкновенной статью. Высокий – более метра восьмидесяти – он казался ещё выше, потому что был очень плотным, крепким человеком. Огромный лоб и русая борода, закрывавшая почти всё лицо – сразу обращали на себя внимание. Говорил он негромко, вкрадчиво, «в усы», и это казалось странным диссонансом по отношению к исходившему от него ощущению колоссальной физической и душевной силы. Вскоре выяснилось, что за вкрадчивостью разговора таится желание эту силу ненароком не показать, не испугать людей, не обидеть. Эдуард Иванович был по-настоящему интеллигентен. Разумеется, его внутренняя мощь иногда прорывалась наружу, и тогда под руку ему лучше было не попадаться. За время знакомства с ним мы не раз испытывали и его гнев и делили с ним радость. Смиряли взаимное раздражение и недовольство друг другом сознанием необходимости общего дела.
К моменту завершения работы особенно досадные шероховатости в общении были устранены. Два года сотрудники музея и художники шли к общей цели, преодолевая всевозможные препятствия. То не вовремя выделялись деньги, а сроки поджимали, то мы не предоставили к приезду художников материалы для работы, или предоставили, но не те, что заказаны. То художники приехали на художественный совет с недостаточно проработанными монтажными листами – всего хватало. Но первым категорическим условием, которое поставил омскому начальству Э.И.Кулешов, было, что вся его бригада, от плотников до картонажников, будет набрана в Московском комбинате декоративно-оформительского искусства. У омичей, причастных к созданию нового музея, это требование вызвало шок. Оно означало, что более десятку человек надо оплатить дорогу, разместить в гостинице, выплатить суточные… И это не один раз, а до самого окончания работы над созданием экспозиции музея. Утверждённые под размеренную работу сметы лопнули, как мыльные пузыри... Бригада художников-оформителей совершала периодические «наезды» из столицы в Омск, – и тогда музейная жизнь несколько раз в году на два-три месяца теряла свой размеренный ритм. День отличался от ночи в то время только тем, что ночью не работала ни одна контора, в которой можно было купить или заказать необходимые материалы. Команда, привезенная за три тысячи километров беспрекословно подчинялась Кулешову. Однажды они не вышли на работу. Позвонили в музей и сказали, что у них закончилось «горючее». Если не будут ежедневно выдавать определённое количество литров, то они снимаются и уезжают в Москву. Генеральный директор вызвал меня и Лейфера. Суть разговора сводилась к тому, что мы, конечно, ударно трудимся и нас надо поощрить. Есть возможность наградить нас «министерской» премией (тогда эта премия была равна месячному окладу). Генеральный соглашался нас наградить при одном условии: половина пойдёт на покупку «горючего», которое под строгим контролем и учётом будет ежедневно выдаваться московским художникам…
И всё же Эдуарду Ивановичу удалось настоять на своём. Именно москвичи выполнили всю работу – до последнего гвоздя, до последней этикетки. Забегая чуть вперёд, скажу, что московская же комиссия Союза художников, принимавшая у Кулешова работу, назвала экспозицию Омского литературного музея имени Ф.М.Достоевского лучшей по России за 1983 год.
В июле 1982 года дирекция музейного объединения произвела рокировку. Нас с А.Э.Лейфером поменяли местами. Я был назначен исполняющим обязанности заведующего литературным отделом, а накануне открытия музея утверждён в этой должности. Мой коллега стал старшим научным сотрудником, а весной 1983 года из музея уволился.
Хозяйство мне досталось непростое. Кулешов, создавая музей, думал о чём угодно, только не о том, как новую экспозицию эксплуатировать. Окна от пола до потолка почти вдоль всех стен закрыли конструкции из ДСП. Между ними и батареями парового отопления ещё можно было протиснуться. Но в случае аварии, когда текли радиаторы – а в них в первую же зиму образовывались свищи, горячая вода била струёй и губила «бумажную» экспозицию. Аварийные бригады сантехников исключительно тёплыми, душевными, словами поминали тех, кто конструировал музей. Чтобы снять батарею, нужно применить газовые ключи. А они имеют определённую длину, никак не совместимую с пространством между батареями и стендами музея. Да и человек с газовым ключом в тех закутках мог стать вытянувшись в струнку и никак иначе…
Не была предусмотрена вентиляция. Крохотные форточки, спрятанные за перегородками, проблему не решали. В центральном зале музея, посвященном жизни и творчеству Ф.М.Достоевского дети во время экскурсий от духоты падали в обмороки. Не был решён вопрос с освещением музея. Изначально в залах, кроме громко гудящих и постоянно перегорающих люминесцентных ламп установили старые театральные софиты. Лампы в них очень мощные – на киловатт. Устанавливать такие лампы следовало строго вертикально. А как их установишь вертикально, когда софиты – под потолком, и освещать они должны или сам потолок, давая отражённый свет, или экспозицию, которая находится под софитами как минимум метра на полтора. Неправильно установленные киловаттки взрывались, осыпая стеклом всё, что находилось внизу. Предусматривались предохранительные фильтры из толстого стекла, но они гасили яркость, и кроме сумасшедшего расхода электроэнергии софиты ничего не давали. Шло время тотального дефицита. Чтобы заменить источники света на более приспособленные к музейным условиям, пришлось аж через Министерство культуры СССР (ещё СССР!) обращаться в Таллин. Оттуда, с завода «Эстопласт», после месяцев переписки, наконец, поступили светильники, с которыми музей работал вплоть до 2006 года, когда «кулешовская» экспозиция была разобрана.
При всех технических огрехах та экспозиция в художественном смысле была всё-таки хороша, особенно в досоветской части. Эдуарда Ивановича Кулешова до глубины души трогала история всех, кто поднимал свой голос против произвола. Радищев, декабристы, петрашевцы… Обдумывая план экспозиции, он создавал впечатляющие поэтические образы. Так, узнав о существовании Московско-Сибирского тракта – единственной дороги из европейской части страны в Сибирь, попросил найти его изображение. В результате два зала музея оказались связаны образом дороги: входя в музей, посетитель видел как бы висящую в воздухе арестантскую карету, которая готовится отправиться из Москвы или Петербурга в один из острогов Сибири. На изображение тракта были нанесены гербы городов, через которые пролегал арестантский путь. На этом пути находился и Тобольск, и Омск. Над всей экспозицией висела конструкция, очень похожая на крест. В то время представить себе что-либо подобное в идеологическом музее невозможно (а литература с точки зрения правящей тогда коммунистической партии всегда была выразителем и носителем идеологии). Кулешова прямо спросили: «Что это?» На остро заданный вопрос Эдуард Иванович невозмутимо ответил, что это «всего лишь» крепление под светильники. И на самом деле, на «крест» вскоре легла проводка, и электрики взгромоздили на конструкцию пресловутые софиты. Вскоре, к счастью их сменили серебристые эстопластовские плафоны. Крест был прикрыт, но осенял путь на каторгу и в ссылку на протяжении всех 23 лет работы экспозиции.
В юбилейной статье следовало бы перечислить нашумевшие выставки – от «Есенинианы», «Графики Нади Рушевой», «Чудес под микроскопом» Анатолия Коненко до выставок из музеев Чехова, Толстого и Достоевского; цитировать записи в книге отзывов знаменитостей, посетивших музей – от А.И.Солженицына до звёзд эстрады и кино. Приводить отрывки из статей о музее в центральной прессе, рецензии на тематико-экспозиционный план и экспозицию. Но меньше всего хочется утомлять читателей трескучей похвальбой. Скажу лишь об одном. За годы работы уникальное направление деятельности музея – комплектование документов по истории литературы Прииртышья и популяризация лучших традиций в сочетании с изучением сибирского периода биографии и творчества великого писателя Ф.М.Достоевского сделали Омский литературный музей брендом региона, его своеобразной визитной карточкой.
Хочется добрым словом вспомнить тех, кого уже нет в живых – «нашего» художника Э.И.Кулешова и его жену Наталью, генерального директора музейного объединения Юрия Анатольевича Макарова, сотрудников музея Надежду Геннадьевну Собянину, Людмилу Степановну Мартынову, Нину Митрофановну Столповскую – старейшего библиотекаря краеведческого музея, Клару Алексеевну Савину – фотографа музея, отзывчивого и душевного человека, и многих, многих, у кого на глазах мы радовались и огорчались, страдали и ликовали – когда каждый в своём углу, а когда и все вместе… Вечная им память!
Слова благодарности и пожелания многих лет жизни адресую всем здравствующим коллегам по профессии, а также писателям, журналистам, телевизионщикам, краеведам, преподавателям школ, техникумов и высших учебных заведений, всем, кто участвовали и продолжают участвовать в жизни музея.
А сколько запоминающихся и позитивных историй связано с музеем! (Говорю: позитивных, потому что есть истории разные – например, истории, как мамка сына раздевала… о чём это я? Ах да! Когда литературного музея не было, многие коллекционеры, а также наследники знаменитых писателей оставляли разного рода ценности на хранение в фондах краеведческого музея – для будущей литературной экспозиции. Литмузей открылся, стал частью музейного объединения, а потом «вдруг» захотел самостоятельности и с января 1992 года превратился, благодаря поддержке начальника Главного управления культуры Омской области Нины Михайловны Геновой в полноправное учреждение культуры. Краеведы этой жажды свободы не поняли и потребовали вернуть в их фонды всё, что ушло в экспозицию литмузея. Например, подлинный ларец сказочника П.П.Ершова. Этот ларец правнук писателя В.В.Берников передал с пометкой «для литературного музея». Печальная история о том, как всё-таки отобрали этот дорогой нам экспонат, равно как и многие другие – «за кадром»)…
…В те годы кассиром у нас работала Галина Ивановна Зоркина. Человек скромный, она до преклонных лет сохранила застенчивость и абсолютное отсутствие бойкости, умения моментально реагировать на внешние раздражители, отвечать на сложные вопросы и вообще ориентироваться в разговоре с посторонними людьми. Заканчивались 80-е годы двадцатого века. О бытовой электронной технике в тогда ещё не распавшемся СССР знали, в основном, из редких американских фильмов. В учреждениях не было не то что компьютеров – в диковинку были даже самые обычные нынче калькуляторы. Естественно, что кассир музея пользовалась простецкими счётами.
Нет, не совсем так. Это были только по сути своей обыкновенные счёты. А на деле это были самые большие счёты, существовавшие в то время. Крупные, потемневшие от времени костяшки, цвет которых уже не различить – не то коричневый, не то чёрный, гнутые толстые спицы... Счёты занимали половину рабочего стола билетного кассира. Когда Галина Ивановна сводила цифры, щёлканье костяшек долетало до самых отдалённых уголков музея.
Однажды музей посетила группа американцев. Не знаю, как остальным, а мне иностранцы вообще и американцы, в частности, тогда казались настолько другими, что я готов был при каждом редком случае рассматривать их часами, наблюдать за их повадками, одеждой, предметами, которые надеты на них: всякими там диковинными фотоаппаратами, сумками и сумочками, зонтами, шортами, обувью, панамками или тряпичными кепками… Хотелось даже подойти и потрогать, чтобы убедиться, что это живые люди, а не наряженные манекены. Так, наверно, первооткрыватели рассматривали аборигенов Африки, Америки или Северных областей.
И вот пёстрая разновозрастная группа американцев, галдя, входит в музей. Осматриваются. После яркого солнечного света музейный полумрак удручает их, и они обмениваются репликами, показывая пальцами на тусклые светильники под потолком. Полы поскрипывают под ногами, на глаза иностранным посетителям попадается стена, из которой как будто вывалилась часть штукатурки. Мы отбили её специально, чтобы показать, из каких кирпичей сложены стены Дома комендантов Омской крепости. А кирпичи действительно необычные. На каждом из них стоят инициалы владельца кирпичного завода, на котором кирпич выпущен. Так купцы в 18-м веке гарантировали качество своей продукции. Но иностранцам невдомёк. Экскурсия ещё не началась, и они пока во власти первых впечатлений. «О, Russia-Russia…» – шепчут гости, вспоминая информацию, полученную из своих СМИ перед отъездом в путешествие: Россия, мол, дикая страна. Там по улицам бродят медведи, и повсюду разруха…
Но пора рассчитаться за экскурсию. Они подходят к столу, за которым восседает Галина Ивановна, и замирают. Кассир уже приготовила билеты, готова выписать квитанции. Нельзя задерживать гостей. Они издалека приехали, им торопиться надо, чтобы везде успеть. Но гости всё стоят и шепчутся. Галина Ивановна вопросительно смотрит на них, пытаясь отыскать «нашего» человека, гида из турбюро. Но гид замешкалась в автобусе, и общаться кассиру не с кем. Переводчица на крыльце жадно курит подаренные «Mallboro». Американцы продолжают шептаться. Сгибая руки, полусогнутыми указательными пальцами показывают друг другу на какой-то предмет, лежащий на столе кассира.
Наконец заходит переводчица. Гости тут же обращаются к ней и что-то оживлённо говорят, посверкивая глазами в сторону кассира.
– Они спрашивают, сколько стоит массажёр, – не без удивления переводит сопровождающая и сама пытается понять, что подопечные туристы имеют в виду. Когда же до переводчицы доходит, о чём идёт речь, смеётся и говорит кассиру, что дикие американцы приняли счёты за массажёр и хотят его купить. Галина Ивановна тоже смеётся. Не может сдержаться. Просит перевести, что это никакой не массажёр, а счёты, рашен калькулятор, и что он не продаётся. Американцы не верят. Как же так? Продаётся всё! Они достают портмоне. Демонстрируют ошеломлённым смотрителям музея и подошедшему экскурсоводу зелёные бумажки с портретами разных президентов Штатов – доллары. Такие бумажки мы в то время видели только по телевизору, и за которые – все знали, можно загреметь по статье… Туристы настаивают. Они хотят купить понравившуюся вещь. Ко мне, руководителю музея, засылается делегация. Продайте счёты и всё тут. Прошу зайти Галину Ивановну. После короткого разговора с ней выхожу к группе и объясняю через переводчика, что счёты не продаются, потому что они – личная собственность кассира, дороги ей как память… о её матери. Приношу свои извинения гостям и выражаю надежду, что гости не останутся разочарованы экскурсией по музею и своим приездом в Сибирь…
Смотрю нынче, как бегают по клавишам калькулятора пальцы музейного кассира, и вспоминаю Галину Ивановну, и дорогой её сердцу «массажёр»…
Сотни туристов «оттуда» побывали в стенах нашего музея. Японцы и немцы, французы и шведы, итальянцы…
Ох, уже эти итальянцы! Как-то летом приехала одна дама из Италии. Скромно одетая женщина, она находилась в тех летах, когда возраст определить уже проблематично. Вошла в музей как самая обыкновенная и скромная посетительница. Купила билет, осведомилась, «где здесь Достоевский». Её провели в зал. И тут она разулась и только тогда, осторожно ступая белыми носочками, вошла внутрь, как будто совершала таинство. Человек совершил паломничество к боготворимому писателю…
Три десятилетия. Целая эпоха. За эти тридцать лет закончился невероятный по количеству и огромности событий 20-й век. Начался век 21-й, Эра Водолея. Оглядываясь в прошлое, видишь: картинки меняются как в калейдоскопе. Сменились общественные формации, исчезли, как миражи, пирамиды общепринятых ценностей и следующие в обе стороны караваны идеологических постулатов.
Растут и крепнут очертания новой России. Обнаруживаются нестёртые контуры и прежних державных связей. Снова, на этот раз у нас на виду, закладываются пирамиды новых ценностей, и мы тревожимся, а ценности ли они на самом деле? Устоит ли конструкция на зыбком основании? Не слишком ли резво бежит по волнам «корабль современности»? Не поторопились ли там, наверху, скинуть за борт книгу и навыки вдумчивого чтения? Кто оценил последствия резкого отказа от веками наработанных традиций? На кого ляжет вся тяжесть ответственности за столь судьбоносные действия? Как аукнутся через несколько поколений нигилистические перемены в образовании и культуре в стране, воспетой Пушкиным, Толстым и Достоевским?
Какие роли предстоит сыграть Омскому литературному музею на путях в будущее?
Стоим на борту, всматриваемся в даль…
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Литература»]
Дата обновления информации (Modify date): 13.01.15 19:59