Представляем рукопись

Армен Миракян

Ходоки*

На прием, в кабинет заведущего отделом культуры ЦК партии, заходят ходоки: художественный руководитель одного из ведущих театров, секретарь парторганизации театра, председатель профкома театра, один из основателей, убеленный сединами, дряхлый «свадебный генерал», — не действующий Народный артист.

Ходоки подобострастно — хором:

— Здравствуйте, Шаген Арамович.

Хозяин кабинета — завотделом — снисходительно:

— Здравствуйте, товарищи, проходите, садитесь. Чувствуйте себя, как дома, т.е. как в театре.

Боясь ступить на ковер и четко обходя его, напоминая при этом классически отрепетированную мизансцену, все рассаживаются.

Неловкое молчание.

— Ну? Слушаю вас, — восседая за огромным столом на высоком кресле, завотделом достает трубку. — С чем пожаловали товарищи, чем порадуете нас — Центральный комитет партии? С чем пришли отчитаться перед партией? Какие успехи в социалистическом соревновании?...

Ходоки в нерешительности.

Хозяин кабинета прохаживается по просторному ковру, закладывая пальцы руки в проймы жилета.

— Ну, работники культурного фронта, рассказывайте, как вы народ обманываете?!. Рассказывайте, рассказывайте, вы же от нас никуда не денетесь! — ковер заглушает шаги.

Гнетущая тишина.

Художественный руководитель наконец-то решается:

— Уважаемый Шаген Арамович! В коллективе нашего театра мы провели совместное собрание партийного, профсоюзного и комсомольского актива по чрезвычайно важному вопросу, и, прекрасно зная Вас, зная Ваши человеческие качества, Вашу беспредельную любовь и преданность большому искусству единодушно решили обратиться к Вам, лично и только к Вам!

— Ну, и чем же я могу быть в помощь Вам? — завотделом поворачивается к окну.

Дьявольская тишина...

Ходоки усиленно жестикулируя, требуют от художественного руководителя большей решительности, смелости. Худрук, делая шаг вперед, нечаянно наступает на ковер.

— Уважаемый Шаген Арамович! Ветеран войны и труда, Ким Спартакович находится в реанимационном отделении «Скорой помощи», пережил инфаркт миокарда, два инсульта и клиническую смерть. Так вот...

Завотделом, попыхивая трубкой, смотрит в окно.

— Он, этот ваш Спартак Кимович в Москву собирается? А может он любит бананы и Лос-Анжелес? Так... передайте лично от меня, что выездной визы он не получит. Так... передайте лично от меня, что с этого момента партия считает его невыездным, партия считает его диссидентом...

Частые, короткие клубы дыма...

Художественный руководитель, заметив, что нечаянно наступил на ковер, резко, испуганно отскакивает:

— Уважаемый Шаген Арамович! Спартак Кимович, то есть извините, Ким Спартакович до Москвы не доедет и тем более не осилит океан. Ему бы до кладбища добраться. Как говориться, не до жиру — быть бы живу... Ким Спартакович при смерти и очень скоро покинет нас...

— Ну, а мы-то причем? — раздраженно проговаривает завотделом.

— Видите ли, уважаемый Шаген Арамович, — говорит худрук, стараясь не ступить на ковер, — Ким Спартакович всего лишь в звании Заслуженного артиста, полученного им в честь юбилейной битвы на Малой земле, естественно, не без Вашей помощи... и... и чтобы...

Завотделом поворачивается к ним...

Худрук театра решается на последний «аккорд»:

— И чтобы достойно проводить его в последний путь, мы просим Вас, и в Вашем лице весь Центральный комитет нашей родной партии, о присвоении нашему уважаемому Киму Спартаковичу Народного артиста республики...

Все ходоки выжидательно смотрят на завотделом.

— А это даст внесшему огромный, неоценимый вклад в развитие театрального и киноискусства нашей республики, многоуважаемому Киму Спартаковичу возможность уснусть вечным сном не где-нибудь, а... в городском пантеоне, — довольный собой завершил свою трудную, неблагодарную миссию худрук ведущего театра республики.

— Да! Мы все просим, весь коллектив просит Вас присвоить ему это почетное звание, — вставая, для большей убедительности добавляет «свадебный генерал»-Народный артист.

Все ходоки в знак солидарности также синхронно привстают.

Завотделом, попыхивая дымом, внимательно, как бы исследуя ходоков, поочередно рассматривает их.

Выражения лиц ходоков свидетельсвуют о том, что им не трепится выскочить из этого интерьера.

— Так! Так, так! Значит, как я понял вас, народного хотите? А? Пантеона захотелось? А? — спрашивает хозяин кабинета с невинно-вопросительным выражением лица. — Я правильно понял вас?

Заискивающие лица ходоков синхронно кивают.

— Была, была такая же, не менее представительная делегация из другого театра, с такой же точно аналогичной просьбой, — завотделом прикуривает потухшую трубку. — Сказали, заверили, что и недели не протянет... недели...

Ходоки не сводят с него глаз.

— ЦК партии, рассмотрев эту просьбу, пошел навстречу, естественно не без моего активного участия, товарищи, — как бы сам с собой размышляя, продолжает завотделом, — дали мы ему Народного, не отказали. ЦК нашей славной партии как всегда оказался на высоте! И что же вы думаете?

Ходоки внимательно слушают его, стараясь не пропустить ни одного слова.

— Народный артист! Что может быть выше и почетнее этого, товарищи? Народный артист — это большая честь, товарищи...

Товарищи-ходоки встают.

— Народный артист пишется с большой буквы, товарищи! Это значит, что данный артист получил признание народа и Центрального Комитета, т.е. партии и народа. Партии и народа! Что может сравниться с этим? Что?? Я вас спрашиваю, товарищи???

Ходоки, отрекшись от всего земного, как первоклассники, внимательно слушают свою учительницу, то бишь завотделом, стараясь не пропустить ни одного вдоха и выдоха.

— Центральный комитет партии как всегда оказался на высоте — дали мы ему «Народного». Партия — для рабочих! Партия — для колхозного крестьянства! Партия — для нашей славной интеллигенции! И наконец, товарищи, Партия — для народа! Народ и партия — едины! Едины, товарищи... Меня же вызовут на ковер, товарищи. Сказали, что и недели не протянет. И недели... Товарищи!.. Ведь сам министр здравоохранения и главный врач больницы гарантировали его, гарантировали его, его... ну, вы сами понимаете, товарищи! По нашему требованию была нам выдана гарантийная справка с подписью главного врача 4-го управления, заверенная подписью самого министра. А вы думаете, легко было заполучить подпись Первого секретаря, товарищи?.. А он, т.е. не Первый секретарь, а... а некролог у меня в сейфе, товарищи... Я его храню как реликвию! А этот, так называемый Народный, возьми и передумай... товарищи! А ведь все, товарищи, — всё, буквально, всё было обговорено... товарищи... Пантеон... мантеон... кантеон... фаэтон...

Товарищи, боясь шелохнуться, внимательно слушают своего старшего товарища, старшего товарища по партии...

— И все наши планы насмарку, товарищи! Мне же отчитываться перед Бюро ЦК партии, товарищи... Ведь прошло уже почти полгода, товарищи... А он, а он здравствует до сих пор, товарищи... Я же заработаю инфаркт, товарищи...

Достает из сейфа импортное лекарство, которое сразу же переходит по прямому назначению.

— Это же адская работа, товарищи!!! Более того, более того, товарищи... Мы же одна семья, товарищи... А он не просто здравствует, товарищи... А он здравствует, товарищи, имея наглость... имея наглость, товарищи... в звании Народного... товарищи...

Клубки частого зигзагообразного дыма...

— Ведь если ты мужчина, если ты честный коммунист, да еще в звании Народного, ты обязан в первую очередь, обязан сдержать свое слово... А он здравствует... товарищи...

Ходоки в знак согласия синхронно кивают...

— Слово артиста! Слово Народного Артиста! Товарища!.. Слово мужчины! Слово Коммуниста!..

Умри... но сдержи!..

1991 г.


[На первую страницу (Home page)]                   [В раздел "Литература"]
Дата обновления информации (Modify date): 14.12.04 14:46