Актуальные аналогии

Геворк Мелик-Карагезян

Очерк политической ориентации армянского народа

Предлагаемый вниманию читателя отрывок из воспоминаний Г. Мелик-Карагезяна относится ко времени пребывания делегации Армянского национального совета в Москве (март 1918 г.) перед ее отъездом в Германию. В состав делегации входили также Аршак Джамалян и Липарит Назарян.
Публикацию подготовил М.К.Вермишев по материалам семейного архива.

Через несколько дней состоялось заседание Московского Армянского комитета, на котором я выступил с докладом. Я позволю себе привести его целиком. Быть может, как сжатый исторический очерк политической ориентации армянского народа он пригодится кому-нибудь в будущем.

Известно, что как только Турция в последнюю мировую войну стала на сторону срединных держав, ориентация трех главных народов Закавказья также определилась. Азербайджанские татары, в течение двух десятилетий распропагандированные панисламизмом и пантюркизмом, не смея публично выражать своих симпатий, бесспорно сочувствовали Турции, желая ей победы1. В штабе Кавказской армии имеется, обнаруженный после революции 1917 г. богатый секретный материал о разветвленной агентуре, которую имела Турция среди азербайджанских татар.

1 О панисламистском движении среди бакинских татар много собралось материала
и в канцелярии пресловутого генерала Ширинкина в первые годы наместничества графа Воронцова-Дашкова.
Эти материалы тем более ценны, что в то время считалось противоестественным говорить
о существовании панисламистского движения и этим «наговаривать»
и «натравливать» администрацию на «братский» народ.
Мне удалось конспиративно переписать за одну ночь обширный секретный доклад Ширинкина
наместнику о панисламизме в Закавказье и его связях с идеологами в Константинополе.
Доклад Ширинкина имеется в моем архиве.

Грузинский народ на основании вековых традиций в массе был на стороне христианской России. В грузинском же обществе, т.е. в интелигентских слоях народа, положение складывалось сложнее. Крайние националистические элементы строили свои давнишние мечты о поражении России и независимости Грузии путем отторжения ее от России и доходили до установления с первых же дней войны связей с Турцией и Германией. Cама Германия в лице правительства и общественно-политических кругов, прекрасно учтя значение центробежных сил в многоплеменной России, с первых же дней войны стала проявлять особое внимание к застрявшим в Германии русским «инородцам», особенно к населяющим пограничную полосу России, в то время как к коренным русским она применяла крутые меры, даже издевалась над ними. По мере развития событий, в особенности после Февральской революции с провозглашением лозунга самоопределения народов, позиция грузинских националистических кругов вполне определилась и укрепилась. Считая себя выразителями интересов грузинского народа, эти круги находили, что национальные чаяния народа могут быть осуществлены при помощи Германии и ее союзников, в частности, Турции. Кроме того, эти круги предполагали судьбу Грузии ввести в международную политику, чтобы на случай победы срединных держав сделать ее предметом обсуждения и договора мирной конференции. И так как все эти расчеты могли быть основательны при внутренней катастрофе или внешнем поражении России, естественно, они ждали и того и другого.

Иначе смотрели на вещи социалистические партии Грузии, принадлежащие к РСДРП или к партии социал-революционеров. Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что эти организации не держались «пораженчества» и планировали обновление России путем общего выступления революционной демократии после войны. Вследствие этого и все национальные ответвления этих общерусских социалистических организаций, держась общей платформы и тактики, не только отгораживались от сепаратистских устремлений националистов, но и подавляли такие же тенденции, вспыхивающие порой и в их среде. То же самое можно сказать и о грузинских социалистах с той только оговоркой, что они недолго удержались на этой интернациональной платформе. Вопреки ожиданиям грузинских националистов из всех партий, падение царизма имело своим последствием еще большую спайку между социалистическими и демократическими элементами народов России, и в промежуток между отречением царя и примерно Октябрьской революцией всякое настойчивое возбуждение национальных вопросов, – независимости и автономии, расценивалось революционной демократией как подрыв и измена делу революции. Только Октябрьская революция, имевшая своим последствием отделение Закавказья от России, и связанное с ней оголение фронта, отказ России от войны, и, наконец, сокрушительная победа Германии на мирной конференции в Брест-Литовске совершенно выпукло выдвинули необходимость для Закавказья определить свое государственное положение. Течение событий лило обильную воду на мельницу грузинского национализма, захватывающего все более широкие круги общества и различные слои народа, тем более, что с разрывом связей между Закавказьем и Россией стала формальной связь между социалистическими партиями Грузии и России, а с заключением Брест-Литовского договора, нанесшего удар Закавказью, связь эта окончательно оборвалась. Начавшееся же безостановочное и угрожающее продвижение турецких войск в пределы Закавказья расшатало, а под конец и порвало, до того еще державшийся общий фронт армянской и грузинской революционной демократии. Выступление Германии на юге России, успехи турецких войск в Закавказье послужили благодатной почвой для окончательного оформления германской ориентации Грузии. И вся эта ломка в ориентации совершалась не в тяжелых психологических муках, ибо грузинское общество за последние полвека достаточно было подготовлено публицистикой к тому, что Россия вероломно поступила с Грузией, безоговорочно присоединив ее к российской короне вопреки договору 1801 года.

Гораздо сложнее положение армян. Армянский народ также в течение веков смотрел на Россию, как на свою единственную реальную покровительницу против турко-монголов и вообще против ига мусульманства. Но в этом одинаковом с грузинами историческом тяготении к России армяне имели и большую давность, и большую интенсивность. Причинами этого служили как более ранняя потеря Арменией своей государственной независимости (на несколько веков раньше грузин), так и несравненно большая вкрапленность армянского населения в тюрко-монгольские массы. Это тяготение армянского народа росло и крепло в течение всей последней четверти XIX века вопреки национальным притеснениям, вызванным (после Александра II и отмены Кавказского наместничества) русификаторской национальной политикой Александра III и Николая II под лозунгом «Россия для русских». Если не считать небольшой группы лиц, представленной в указанном периоде в так называемом «консервативно-клерикальном» направлении армянской публицистики, той группы, которая уверяла, что только в рамках турецкой государственности армяне смогут сохранить свое национальное лицо, ибо Россия, сохраняя армян физически, в то же время денационализирует их, растворяя в себе в общем и целом армянское общество. В России спасение турецких армян (а их судьба и была всегда на первом плане армянской политической мысли начиная с 70-х годов XIX века) обусловливало присоединением армянских вилайетов в Турции к России, если образование из них автономной области под гарантией России и держав неосуществимо. Такой взгляд считался неразрывно связанным с «прогрессивным» направлением, т.к. такое направление армянской общественной мысли главным своим источником имело прогрессивные идеи русского общества, и так как не подлежало сомнению, что Россия, чем дальше, тем больше вовлекалась в семью цивилизованных европейских народов, а Турция во всех отношениях представляла собой обратную картину, естественно, что передовое армянское общество (не говоря уже о народе) не могло сделать иного выбора между Турцией и Россией. Но такой ориентации армян пришлось пережить серьезные испытания. Отношение, проявленное Россией после ущемившего ее интересы и самолюбие Берлинского конгресса к освобожденной ею же Болгарии, реакционная политика внутри страны и притеснения «инородцев» и, наконец, определенное настроение в правительственных и патриотических сферах России ни в какую «освободительную» войну больше не втягиваться, – все это толкнуло армянскую молодежь в Закавказье к другой мысли, а именно, что турецкие армяне могут спастись от уничтожения самозащитой и освободиться революционном путем, полагаясь на собственные силы. Эта идея, черпавшая свое оправдание в болгарском четническом движении в 1876 г., и послужила основанием к учреждению армянских революционных организаций «Гнчак» и «Дашнакцутюн», почему-то, очевидно, для большей радикальности, окрестившиеся в социалистические. Ненавидя Турцию, эти армянские социал-революционеры сами должны были отрекаться от самодержавной России, тем более от России Александра III, преследовавшей своих же армян.

Не имея никакой внешнеполитической программы и игнорируя всякую конъюктуру международной политики, новые вершители армянских судеб устремили свои взоры на Англию, как на страну наибольшей свободы и цивилизации. И эти революционные организации, а за ними и все армянское общество, втянутое в это движение, вследствие враждебного отношения русского правительства к армянскому вопросу в Турции, установили как бы новую ориентацию – английскую.*

* «Я редко испытывал затруднения, когда старался убедить интеллигентных армян в неосуществимости
автономной Армении, нo мне никогда не удавалось убедить кого-нибудь из них, что образ действий Англии
и других держав относительно выполнения обязательств, принятых ими на себя в силу трактатов,
представлял что-нибудь, кроме эгоизма, завистливого соперничества и позора»
(Фр. Грин. Армянский кризис и владычество турок.
Сб. Положение армян в Турции до вмешательства держав в 1896 г., с. 276).

Но эта ориентация не была противоположна российской и не исключала последней, – она была частным случаем, касалась только Турецкой Армении, совершенно не затрагивая вопросов русской Армении. Она была побочной и имела своей целью осуществление обещанных Турцией по Берлинскому тракту реформ. Руководители русской политики и публицистики правого лагеря не поняли или не желали понять, что армяне бросили умоляющие взоры на Англию вследствие полной безучастности и враждебности России к положению турецких армян**.

** Возможно, что такое отношение, со cвoeй стороны, было обусловлено тем,
что армянские революционные комитеты, все время понося «северного медведя»,
впервые связали свои надежды на помощь со стороны Англии.
А Россия, конечно, вовсе не желала, чтобы реформы были осуществлены
благодаря вмешательству не ее, а Англии, главной соперницы на Востоке.
Так одно следствие переплеталось с другим.

Великие армянские погромы в Тypции в 189496гг. и отказ Англии, где произносилось представителями правительства столько громовых речей действовать в решительную минуту, создало в армянском обществе состояние полного оцепенения. Турецкий деспот, вековой русский «освободитель» и «великая страна свободы и цивилизации» Англия оказались стоящими друг друга. Англия отступила перед твердым заявлением России (и Франции), что она не допустит никакого иного, кроме морального давления на султана, а премьер Солсбери заявил, что «английские броненосцы не могут подняться на армянские горы»***

*** В мае 1895 г. в Тифлис после путешествия по Typции приехал английский корреспондент
(он же профессор Харьковского университета) Эмиль Дилон. Я вместе с Амбарцумом Аракеляном
и доктором Богданом Агасаряном посетили его в гостинице «Ориант».
Когда мы спросили его, думает ли он, Дилон,
что из поставленного армянского вопроса выйдет что-нибудь, Дилон ответил:
«Я сам задавал себе этот вопрос и очень боялся за судьбу армян.
Но когда после Росбери премьером стал Солсбери (консерватор),
я посетил его и спросил, следовало ли нашему правительству поднимать вопрос
об армянских реформах, если оно не уверено, что доведет дело до конца?
Солсбери ответил, что вопрос был поднят не им, а либеральным министерством,
но сам Солсбери, уверенный в успехе, доведет его до конца».

В сознании полного своего поражения и бессилия, не видя никаких иных путей для отыскания нового покровителя турецких армян, армянская политическая мысль стала невольно обходить нависшую на ее совести тяжелую проблему устроения Турецкой Армении. Через несколько лет после этого в печати и обществе наступило мертвое затишье при всеобщем обвинении наших революционных комитетов в гибели 300 тысяч армян****.

 

 

**** Дашнакский посланник в Париже д-р Иосиф Лорис-Меликов говорил мне в 1892 г. в Париже,
что во время его переговоров с известным политиком и публицистом Франсис де Прессансе,
«армянофилом», последний сказал об армянском вопросе, что много нужно подготовки,
чтобы вновь его поднять.
Партии Гнчак и Дашнакцутюн чувствовали на себе негодующие взоры армянского народа.
Именно поэтому Христофор Микаэлян, один из первейших лидеров Дашнакцутюна,
в ряде статей, помещенных в «Дрошаке» в 1896 г.
под заглавием «Логика толпы» и с эпиграфом «Post hoc ergo propter hoc»
(после этого, следовательно, вследствие этого)
постарался опровергнуть все обвинения в адрес его партии.

Новая постановка этого вопроса требовала предварительной основательной критики того, что «произошло» и что было «наделано». Но такая публичная критика стала невозможной вследствии, главным образом, того террора, который проводили гнчакисты и дашнаки в отношении всех «ретроспективных» критиков их политики и «подвигов». Немалую роль тут играла странная установка, считавшаяся тогда непререкаемой вообще во всей идеологии публицистики в России, что не этично критиковать подпольные революционные организации, если они не имеют возможности защищаться в легальной печати. Таким образом, всякая попытка такой критики глохла в зародыше. Что можно сказать о политическом сознании и моральной ответственности общества, руководствовавшегося этим гнилым и бездушным принципом, отдавшим судьбы целого народа интересам партии? В 1896 1905 годах армянский народ пережил сменяющиеся одно другим состояния летаргии, разочарования и озлобления. Конфискация имущества армянских церквей в 1904 г., благодаря которому содержались все армянские школы, всполошила весь армянский народ и на этот раз, по моему мнению, очень глубоко потрясла его привычное тяготение к России. Безработные в течение истекшего десятилетия армянские революционные комитеты, хотя и томились своим бездействием, тем не менее вначале гнушались вмешательства в «клерикальное» дело (церковные имущества!). Но стихийный подъем всего народа против царского насилия увлек их, и вскоре дашнаки и гнчакисты старались опередить друг друга в руководстве национальным сопротивлением. Последовавшие непосредственно за этим инспирированные властью массовые армянские погромы во всем Закавказье, окрещенные более деликатным названием «армяно-татарских столкновений», окончательно было убедили армянский народ, что наряду с Турцией злейшим его врагом является Россия. Такой вывод мог бы внести в вековую ориентацию армян на Россию коренное изменение, если бы не русская революция 1905 года и ... диаметрально противоположная политике ненавистного князя Голицына политика нового начальника края, наместника графа Воронцова-Дашкова*****.

***** Корреспондент известной итальянской газеты «Коррьере делла сера» Виллари,
бывший в конце 1905 г. в Тифлисе и посетивший наместника,
говорил мне тогда, что наместник сказал ему про политику Голицына:
«Политика князя Голицына была гибельной».

Эти два фактора вновь воскресили в армянском обществе и народе тяготение к России, а «свободы», добитые революцией 1905 г., окрылили армянскую молодежь новыми идеалами, связав ее с российскими революционными и социалистическими организациями. Создалась возможность деятельности на общегосударственной почве. Зиявшие армянские раны стали залечиваться, возбуждение и озлобление утихать и сменяться новым чувством удовлетворения, что в конце концов «правда» восторжествовала и что вековая верность армянского народа России, наконец, «оттенена». Но вот спустя некоторое время для армян Турции тоже наступает новая эра. Их, забитых и покинутых, вновь вспоминают, и прежде других хочет помочь им та самая держава, которая в 1895г., вопреки своим «освободительным» традициям, тайно сопротивлялась введению реформ в Турецкой Армении с циничным лозунгом «нам нужна Армения без армян»*.

* Началом радикального поворота в малоазиатской политике России является известная депеша
русского посла в Константинополе Гирса министру Сазонову.
Фритьоф Нансен в своем сочинении «Обманутый народ» так саркастически
выражается о начале новой политики России:
«Россия, которая к тому времени отыскала свою любовь к армянам...»

Если Россия так внезапно воспылала любовью к Армянам вообще и к турецким, в частности, то, по всей вероятности, она была побуждаема к тому предвидением возможной в ближайшем будущем войны с Tройственным союзом (Германия, Австрия, Италия). Рост влияния Германии на Босфоре, ее Багдадская железная дорога, занятие Австрией Боснии и Герцоговины (1908 г.), войны Балканских государств против Typции, – все эти моменты являлись как бы предвестником надвигавшейся грозной мировой катастрофы, которая неизбежно должна была перекинуться на области азиатской Турции. Чтобы обеспечить здесь себе сочувствие христианского населения (в данном случае армянского), необходимо было благожелательным отношением к нему заставить его забыть прошлое, отвлечь его взоры от «Европы», подогреть в нем недоверие к новым правителям Турции – младотуркам, укрепить его экономически и политически и, таким образом, сделать его надежной опорой на случай войны и проводником дальнейшей политики России на Востоке.

И вот с исключительной настойчивостью Россия вместе со своими союзниками Францией и Англией, преодолев сопротивление Турции и держав Тройственного союза, провела в 1914 г. важную административную реформу для шести армянских вилайетов Турции, примыкающих к русской границе. Этим был завершен весь курс новой политики к армянскому населению как в Турции, так и в России. Для всего армянского народа, всех его классов и политических партий российская ориентация (а с возникновением войны – ориентация на союзников России – Англию и Францию) вновь стала единственной, бесспорной и незыблемой. Вспыхнула мировая война. Для русского правительства, как бы наступил момент пожинать плоды своего «благоволения» к армянам. Устами наместника кавказского Воронцова, министра иностранных дел Сазонова и даже царя были даны, правда, смутные обещания относительно армянской автономии в Турции, и русское правительство, делая вид, что идет навстречу настойчивому желанию самих армян, организовало роковые армянские добровольческие отряды, послужившие, по общему мнению, сигналом для младотурок к уничтожению (с весны 1915 г.) всего армянского населения Турции**.

** Я думаю, это мнение неправильно. Образование добровольческих отрядов, конечно,
было бестактным до преступности и могло стать толчком к массовому истреблению армян.
На самом деле младотурки, надо думать, руководствовались другими соображениями:
в случае потери своих европейских областей Турции ничего не оставалось,
как сосредоточиться в своем первоначальном очаге Анатолии.
А последняя, начиная с 1915 г., была под таким сильным давлением русских войск,
а армянское население в ней настолько дышало жаждой занятия страны русскими войсками,
что уничтожение армян должно было парализовать всякую помощь с их стороны русской армии
и одновременно раз и навсегда покончить с «армянским вопросом», кошмаром, душившим Турцию.

Однако отчасти из-за инерции добровольческого движения, отчасти вследствие нетвердых сведений о трагической судьбе армян в Турции все армянское население в России продолжало с энтузиазмом относиться к войне. Такое же отношение было среди армянских воинов в государственных и добровольческих отрядах несмотря на начавшееся явно недоброжелательное отношение к армянам со стороны русского военного командования на Кавказском фронте. Но первое весьма чувствительное разочарование в этот период испытало армянское общество, когда стало известно намерение кавказского начальства организовать в занятых по праву войны армянских вилайетах колонии «Заефратского казачества». Однако самое большое потрясение испытал армянский народ с уходом после 1917 г. русского войска с фронта. Но, если этот факт мог быть расценен как явление стихийное безотносительно к армянам, то иное моральное впечатление должно было произвести возвращение Брест-Литовским договором Турции не только ее армянских областей, занятых по праву войны, но и сдача входивших в пределы России важнейших для края и решающих для русской Армении округов – Карса, Ардагана и Батума. Сарказм истории! Этого ли могли ожидать армяне от русской социалистической демократии, всегда утверждавшей, что только с падением царизма и с приходом ее к власти армяне, как и все угнетенные народы, получат свободу самоопределения?

Позиция, занятая грузинами с их пассивным сопротивлением, и активное содействие азербайджанских татар проникающим в Закавказье турецким войскам довершали картину отчаянного положения армянского населения и бежавшей из Турции армянской массы, которым по географическому положению предстояло принять на себя первые и главные удары от турецкой армии при обнаженном фронте. При этом армяне отлично сознавали, что турки применят к ним ту же политику истребления, какую они провели у себя. Вot to положение, в котором оказались армяне в конце 1917 г. Это было время полной растерянности и, по моему мнению, вынужденного и вымученного энтузиазма, борьбы неорганизованной нации против испытанной турецкой армии. Бесконечные словопрения в Закавказском Сейме о необходимости отстоять общий фронт при фактическом расхождении интересов главных закавказских народов были совершенно бесплодны. Тщетными были также запугивания Сеймом Турции «революционной демократией». Представители держав Антанты в Тифлисе заявили о своем бессилии помочь надвигающемуся на край бедствию. Армянский народ был предоставлен исключительно собственным силам. Надежда одними армянскими силами предотвратить оккупацию Закавказья турками была очень слаба, тем более при настроениях в татарских массах. Все это повелительно требовало от Армянского национального совета принятия всех мер, в чем бы они не заключались, прежде вceгo, для спасения физического существования армянского народа. Какой ценой? Не было ни времени, ни обстановки для обсуждения. Закавказская власть, а вместе с нею и остатки войска на Кавказском фронте в состоянии непонятной атрофии шаг за шагом делали туркам дипломатические и позиционные уступки, и линия фронта все больше приближалась к армянским областям.

В этих условиях отправка делегации в Германию является скорее жестом отчаяния, чем более или менее обдуманной мерой. Быстрота, с которой делегация была командирована, диктуется элементарным инстинктом физического самосохранения, и никто не делает себе иллюзии насчет того, что вопрос состоит не в столкновении двух армий, а в уничтожении армянского населения Закавказья, которое турки считают препятствием своей государственной прочности. Поэтому первейшее жизненное требование – сделать все, чтобы предотвратить такую катастрофу.

Мы так и понимаем нашу миссию. Но именно эти широкие, ничем не ограниченные полномочия, весьма тягостны. Не имея никаких официальных доказательств нашего права идти на переговорах на самые крайние меры, вроде принятия так называемой германской ориентации, и не имея уверенности, насколько мы могли бы иметь достаточный авторитет для ведения от своего имени переговоров в этой плоскости, мы не знаем, какие собственно конкретные уступки мы могли бы сделать в Берлине, чтобы добиться воздействия Германии на свою союзницу – Турцию.

Я сознательно дал исторический очерк политической ориентации армянского народа, чтобы самому и всем, с кем придется обсуждать этот вопрос, было ясно, насколько армянский народ был традиционно верен своей ориентации на Россию, несмотря на иногда очень горькие разочарования, прожитые им. Трудность изменения этой ориентации усугубляется тем, что судьба Турецкой Армении не может разрешиться ни при каких условиях без согласия России как пограничной державы, и, следовательно, отвернуться от России значило бы собственными руками погубить дело, из-за которого армяне понесли гекатомбы жертв. Кроме того, отвернуться от России означало бы для армян ни что иное, как оказаться в тисках своих ближайших соседей, без выхода к морю и с очень сомнительным покровителем – Германией. Армяне чувствуют все это и потому не решаются непоправимым шагом погубить и себя, и идею автономной Армении. Для армян это роковой вопрос. Это вытекает из моего доклада. Но из него же следует, что армянский народ попал в такое положение сейчас, которое требует какого-то нового способа разрешения, ибо помощь от традиционного «покровителя» исключается. Крайние революционные элементы в лице большевиков были виновниками оголения фронта и, кроме того, они же широко открыли ворота в Закавказье турецким войскам, сдав им Карс, Ардаган и Батум. Таким образом, на обоих полюсах российской ориентации, – в лице царя и большевиков, эта ориентация дрогнула, а вместе с ней и всякая надежда ожидать спасения с севера. В корне изменившееся положение требует соответствующих мер. Это сознают все. Но, если углубиться в свои собственные чувствования и чувствования армянского народа, можно уловить инстиктивную потребность не сделать ничего такого, что может оказаться непоправимым, если колесо истории вновь повернется в пользу России. И, в самом деле, кто из нас, ошеломленный внешними и внутренними событиями в России при продолжающейся в Европе войне, верит безоговорочно, что положение вещей внутри России и позор Брест-Литовского договора останутся незыблемыми. Наоборот, хотя это, может быть, привычка мысли, все мы чувствуем, что такое положение вещей долго продержаться не может. Поэтому создавшееся положение предписывает такие меры с нашей стороны, которые отвечали бы его статике, не исключая Германии с ее предполагаемой динамикой. А это значит, что мы должны приспособиться к создавшемуся положению, не предрешая дальнейших шагов, иначе говоря, не ставить резко вопроса о принципиальной позиции армянского народа. Так ограничительно и следует понимать это громко и страшно звучащее слово «ориентация», и в таком понимании небезнадежны и вполне реальны те уступки, которые мы могли бы сделать Германии и ее союзникам.

Выезжая на переговоры в Германию, мы исходим из убеждения, что народ, оторванный от государства и покинутый им, вправе решать свою судьбу по собственному усмотрению и, если ему угрожает опасность физического уничтожения (по примеру армян в Турции), он вправе, а руководители его политики обязаны не останавливаться ни перед какими средствами и избирать тот путь, который окажется для народа спасительным.

melik-karagez.jpg (20742 bytes)

1918 год. Ереван. Геворк Мелик-Карагезян (Георгий Павлович Мелик-Каракозов) – министр просвещения и искусств Первой Республики Армения в своем кабинете. С ним рядом: слева – заместитель Айрапет Ионисян, справа (сидит) – другой заместитель Борис Меграбов, стоит – помощник Сотникян. В углу комнаты (справа) – бюст Ф.Шаляпина работы известного художника и скульптора Гюрджяна.


[На первую страницу]
Дата обновления информации: 27.06.07 17:18