Дневники

Лия Давтян

Дневник 16-летнего Левона Урекляна*
(Публикация* и редакция Лии Давтян, племянницы автора)

* Публикуется с небольшим сокращением.

Гимназист Левон Уреклян

Фрагмент дневника Левона Урекляна

1918 год. Ганджа.
5 января.
Ура! Пришла открытка от Вартана с изображением самаркандской святыни – мечети Биби-Ханым. В последние часы Поста мы, мужчины нашего дома, папа, Аршо, Коля и я, пошли мыться в баню.
В 7 часов вечера наступило Рождество!

6 января.
Первый день Рождества печальный: забрали нашего Аршо на войну. Мама волнуется и плачет.

8 января, понедельник.
Встал в 8 часов. Собрался в гимназию в полдень. Было всего 3 урока. Не успел за хлебом в кондиторскую Григорьева.

9 января, вторник.
Болит голова. Прочитал биографию основателя США Георга Вашингтона, – интересно.
В 11 проверил Колины уроки, – не доволен.
К 12-ти отправился в гимназию. Хотел до занятий поработать в библиотеке. Наш библиотекарь и учитель по латыни, Михаил Михайлович Миронченко оставил мне ключи, а сам отправился обедать домой, предоставив в мое полное, хотя и временное, распоряжение все 7 тысяч библиотечных книг.
Я блаженствовал.
В 2 часа дня раздался звонок: пора в класс. Там, как обычно, шумели.
В 7 ч. отправился в библиотеку Общественного Собрания. Книгу «Литературный Олимп» обменял на «Энциклопедию остроумия».
День был хороший, вечер лунный. Ночью стреляли, но мы так привыкли к этому, что уже не обращаем внимание. Лег спать в 9.

10 января, среда.
Сегодня я встал в половине 10-го, умылся, расчесал свои пышные волосы и пошел к чайному столу. Выпив 3 стакана чая с сахаром, отправился в кондитерскую Григорьева купить для нас 3 фунта хлеба, но хлеба уже не было. Дома не осталось ни крошки. К тому же Коля не пошел с утра в очередь за причитающимися нам 5 фунтами. Папа отправился в городскую пекарню. Хлеба не оказалось и там. Он купил у татар с рук 2 лепешки домашних хлебцев по 1 р. 50 коп. штука и принес домой. Я, как, впрочем, и все, остался голодным.
В пол 12-го я отправился в гимназию, чтоб до занятий поработать в библиотеке. Но опоздал на 10 минут. В час, ко мне зашел Коля и сунул мне кусочек хлеба с сыром, от которого я почувствовал голод еще сильнее.
На большой перемене после 3-го урока в городе событие, определившее всю нашу последующую жизнь.
Расскажу последовательно.
Поднимаясь с первого этажа по лестнице я услышал громкие выстрелы из винтовок и сначала не предал им значения. Но выстрелы перешли в залпы, за редкими последовали частые. Я быстро отошел от окна, зная, что когда стреляют стоять у окна опасно. В это время я увидел бегущего по лестнице ученика нашего класса. Пробегая мимо меня по коридору, он крикнул: «Бунт! Татары режут наших!» и побежал дальше, крича одно и то же отчаянным голосом…
…Выстрелы усиливали суматоху, воцарившуюся в гимназии. Учителя отправили большинство учеников, которые жили в армянской части города, по домам. Они быстро исчезли. Вслед за ними ушли и учителя, живущие в армянской части города.
Учителя же и гимназисты, как мы с Колей, жившие в татарской части, нервничали, боясь возвращаться домой под пулями…
В это поистине смутное время ко мне подошел директор гимназии и спросил: «Вы ученик 4 класса Уреклянц?» – «Я». – «Звонила Ваша мать, и сказала, что пока все не успокоится, вы бы с братом не шли в татарскую часть города домой. В крайности, можете с ним придти ко мне на квартиру». Я поблагодарил и пошел сказать все это Коле. Коля ответил, что в гимназии оставаться нечего, лично он пойдет к нашей родственнице, Мелик-Шахназаровой. Я оставался еще некоторое время в гимназии с тремя десятком учеников, живших в татарской части города.
Выстрелы были слышны так, как будто стреляют в двух шагах от нас… С армянской стороны отвечали. Учителя, живущие в татарской части, в том числе и Мих. Мих., беспрестанно звонили к своим родным. Я стоял, вслушиваясь в выстрелы, не зная как быть. Но, после настойчивых уговоров преподавателей, хотевших меня побыстрее «сплавить», я перелез через стенку двора нашей гимназии во двор неизвестного мне дома. А через ворота этого дома вышел на улицу, с которой перешел на Дондуковскую, где в квартире наших родственников должен был находиться Коля.
По дороге я увидел вооруженных армян. Они перебегали с места на место, выкрикивая приказания своим подчиненным. Везде, буквально у каждого дома, стояли армяне с оружием наготове.
Я заметил Баграта Минаевича, с винтовкой и патронами на поясе, оживленно беседующего с несколькими русскими офицерами, а неподалеку от него – его семью и Колю. Я расспросил Б.М.о положении дел в армянской части города. Отсюда мы с братом отправились к своей тете, Анне Никитовне.
Перестрелка прекратилась лишь в 10 вечера. Я хотел идти домой, но тетя и Коля возражали: «Тебя или татары или же сами армяне застрелят. Сейчас идти опасно!» – твердила тетя.
– А как же с ночовкой? – спросил я.
– Не думай об этом. Вы с братом будете ночевать у нас! – ответила она.
Попили чаю, поговорили, я прочел несколько биографий из книги Трубе, которую так и не успел передать товарищу. Часов в 12 ночи, мы с Колей отправились спать. Разделись и бросились в кровать. Хорошо! В нашей комнате легли спать и тетя с подругой. Но я буквально не сомкнул глаз. Когда ночную тишину нарушали выстрелы, обе тетушки ахали и начинали причитать.
Подумать только, такая нежная, лунная ночь, и эти выстрелы, несущие людям смерть…

11 января, четверг.
Утром, когда я открыл глаза, обе тетушки занимались своими делами, забыв о своих ночных страхах. Как я понял, ночью им казалось, что вот-вот к нам в армянскую часть проберутся татары и всех прирежут!..
Утром пришли две гимназистки, живущие у Анны Никитовны. Думая, что мы с Колей спим, они шепотом рассказали о том, что вчера зашли к подруге, дом которой был расположен по правую сторону сухой «реки» Ганджи. Там их застигла перестрелка, и они остались ночевать. (Забавно получилось: мы спим в их постелях, а они – в чьих-то еще). Потом они перевязывали раненых.
В это время я с закрытыми глазами мечтал об одном, чтоб все поскорее вышли из комнаты, и я бы мог спокойно одеться. Вдруг Коля громко вздохнул в кровати! От неожиданности гимназистки вздрогнули.
Наконец, все вышли, я начал одеваться. Только натянул брюки, снова входит одна из гимназисток и, сев на кушетку, начинает на меня глазеть.
Не очень-то приятно одеваться под наблюдением молодого женского пола… (Недостающие пуговицы на тужурке я не мог при ней заменить булавками, а мой «низ» требовал защиты, т.к. «форточка» на брюках еще была открыта). Кое-как прикрывшись, я пошел в уборную, завершил свой туалет, умылся на кухне и явился к завтраку. Но выпил, против обыкновения, всего один стакан чая, т.к. все время смеялся с гимназистками сам не знаю почему.
Наконец, мы распрощались и побежали с Колей домой в татарскую часть города.
Мама не беспокоилась за нас, она знала где мы.
Выпив свои любимые два стакана чая, я рассказал домашним как объясняют на армянской стороне происшедшую вчера перестрелку:
Прибывший поездом армянский эшелон, шел с вокзала в армянскую часть города. На Майдане, он был окружен большим отрядом татар, которые стали его обстреливать. Армяне тоже схватились за оружие, и началась перестрелка. Отстреливаясь и пригибаясь, армяне пробивали себе кровавый путь к армянской части города. Татары, напав на армян, хотели завладеть обозами с оружием и их получили. Наши не хотели отдавать обозы и поэтому перестрелка шла все время.
Сегодня не пошел в гимназию.

12 января, пятница.
Сегодня не был в гимназии уже по приказанию папы.
Я вырезал из журналов портреты. Папа после обеда отправился спать. И вдруг раздался выстрел! За ним два других! И завязалась перестрелка, еще более ожесточенная, чем два дня назад. Папа проснулся в ужасе. Мы быстро закрыли ставни на всех окнах и дверях и заперли все двери на ключ! Папа вытащил револьвер, наш сторож Яков, совсем больной в последнее время, тоже. Стреляли до глубокой темноты.
Оказалось, что из Тифлиса прилетел сюда аэроплан, чтоб узнать что здесь происходит, т.к. все средства сообщения эти дни не работали! Аэроплан шел на посадку в армянской части города, а разозленные татары, над головами которых он пролетал, снижаясь, стали в него стрелять из винтовок. К великой досаде татар, он благополучно приземлился там, куда летел. На аэроплане были летчик и три комиссара, посланные Закавказским Комиссариатом, – армянин, грузин и татарин.
Сегодня же с вокзала прибыло еще 30 армянских солдат нам на помощь.

13 января, суббота.
Не пошел в гимназию. День прошел без перестрелки. Пасмурно. Колю под вечер лихорадило.

14 января, воскресенье.
В городе спокойно. Погода хорошая.

5 января, понедельник
В гимназии было всего 3 ученика. Уроков тоже три.

16 января, вторник
Пошел в гимназию в полдвенадцатого. Теперь мы будем учиться только до двух, так безопаснее. Значит, всегда будет три урока. Сегодня пришли 20 учеников. Вечером была сильная стрельба.

17 января, среда.
Пошел в гимназию. Работал в Библиотеке. Мих. Мих., уходя домой, меня запер и где-то задержался. Вот я и пропустил все уроки.

10 февраля, суббота.
С 18 января я совсем забросил свой дневник.
Много было за это время и слухов, и происшествий. Но я не буду к ним возвращаться. Постараюсь, хотя бы продолжать свой дневник.
У меня появилась идея своего призвания. Я буду собирать всевозможные монеты и медали, старинные и редкие, и стану нумизматом.
Собирая разные редкие иностранные и совсем старые марки (19-го века), можно сделаться филателистом.
А еще интереснее собирать автографы знаменитых людей, старинные указы, исторические документы, манифесты и стать палеографом!
Совсем просто сделаться библиофилом. Для этого нужно собирать разные редкие старинные книги.
Помоги, Бог, осуществить мою мечту!

11 февраля, воскресенье
Пошел в библиотеку работать. Потом безуспешно старался купить для нашего ученика Саака Саакова керосин. За доставку керосина он мне предоставил в полное распоряжение свою коллекцию марок, из которой я взял для своей коллекции 100 марок, чем увеличил численность моих иностранных марок со 160 до 250-ти штук!
Взял в библиотеке «Всеобщюю Историю» Оскара Иегера.

12 февраля, понедельник.
Пошел в гимназию. Сааков подарил мне 5-ти копеечную серебряную монету в мою нумизматическую коллекцию.
Наконец-то после двухмесячного молчания получил открытку от Мамиконянца.

13 февраля, вторник.
Хочу собирать разные печати и сделаться сфрагистиком, а собрав достаточное количество старинных документов можно стать архивоведом. Дай-то Бог.
Опять не сумел купить керосина Саакову, не знаю что и делать.
Была стрельба.
Объявили, что заключен мир с Германией. Ура!

14 февраля, среда.
Сегодня армянское Сретенье Господне, – занятий не будет. Работал в библиотеке.
Керосин для Саакова так и не достал.
Папе передали, что Габо находится в Баку, его произвели в офицеры. Мы очень обрадовались.

16 февраля, пятница.
Вечером у меня страшно болела голова.

17 февраля, суббота.
Снова болит голова, но я все-таки пошел в гимназию. Лег спать в 4 часа дня.

18 февраля, воскресенье.
Начал читать «Итоги науки» – большое впечатление.
В понедельник: работал в библиотеке, сдал «Всемирную историю» взял «Историю письмен» Шницера. Стрельба.
Во вторник получил 2 по французскому. Пасмурно.

21, 22, 23 февраля.
Гимназия.

25 февраля, воскресенье.
Работал в библиотеке. Взял читать «Жизнь европейских народов» в 3-х томах сочин. Водовозовой и «Исторические очерки и рассказы» соч. Шубинского. Сдал два объемистых тома «Истории царствования Александра II» Татищева.

26 февраля, понедельник.
Подумать только, сегодня ровно два с половиной года как я выехал из Самарканда!
В городе тревожно. Своеволие татарских сельчан невообразимо. Выстрелы и убийства. Поезда не ходят. Дороги на вокзал практически не существует.

27 февраля, вторник.
Пошел в гимназию. Распустили на масленицу до понедельника.
Купил у нашего сторожа Михаила за 5 рублей седьмой том из серии «Промышленность и техника». Называется «Обработка камней и земель». Эта книга драгоценная и редкая. Очень хорошая. По теперешним ценам она должна стоить рублей 25.
Ночью была страшная стрельба. Все ждут резни…

28 февраля, среда.
Со дня революции прошел целый год! В нашем городе этого дня не празднуют.
Пошел в 9 ч. в библиотеку и работал. Взял 6 книг, – в том числе Историю западно-европейской литературы Когана и сочинения Доде. Ну и любимых мною Тома Сойера и Гекльберри.

1 марта, четверг.
Работал в библиотеке до 12 часов.

Пятница.
После работы в библиотеке пошел в баню.

3 марта, суббота.
Библиотека. Вечером стреляли.

4 марта, воскресенье.
Сидел дома. Говорят, что взят Петроград, Харьков, Одесса и другие города германцами (?)...

5 марта, понедельник.
Был в гимназии, занимался до 12-ти.
Сегодня случилось неприятное происшествие с Колей.
Папа дал Коле бутылки и отправил его в армянскую часть города за вином. Коля положил бутылки с вином в корзину и стал возвращаться. В армянской части его не обыскали, а на татарской – милиционер, отобрал вино и велел принести разрешение от Хас-Мамедова (председатель комитета общественной безопасности, папин приятель). Коля записку принес, взял вино и притащил его домой.
Когда Коля кончил рассказывать, к нам вошли хозяин лавки на армянской стороне с двумя милиционерами. Лавочник потребовал, чтоб Коля вернул ему 20 рублей, которые, когда тот вышел, сегодня днем самовольно взял из-под гирь с прилавка. Покупатели и его сын, это видели и ему рассказали. Коля все отрицал. В это время вошел папа. Услышав претензию, он тут же расплатился с лавочником и упрекнул его в том, что вместо того, чтоб все сделать по-хорошему и получить от него свои деньги, притащил в наш дом милиционеров.
Торговец смутился и сказал папе, что он сам позвал в лавку Колю, чтоб тот рассказал всем, кто был в лавке, новости с татарской стороны города.
Они ушли. Папа был взволнован и сердит. Мама страдала. А Коля продолжал все отрицать.
Папа сказал, что Колю с его наклонностями непременно убьют татары.
Я думаю, что Коля мог взять деньги.

6-го, вторник.
На уроке немецкого меня вызвали. Получил кол. На русском письменном работал и получил хороший балл.
Сегодня, с полпятого страшная стрельба. Как выяснилось стреляли в честь «Байрама». Стрелять будут еще не менее пяти дней.

7 марта, среда.
Из-за пальбы я не пошел в гимназию на первые два урока. Вызывали по алгебре и закону Божьему.
Пришел домой и обрадовался: получил две почтовые открытки от двух Гриш: Арутюнова и Тер-Оганесова. Я от них не имел вестей с ноября! Смешно, товарищи меня поздравляют с «Новым Годом». Вместо того, чтоб идти один день, открытки шли 2 с половиной месяца!

8 марта, четверг.
По немецкому получил 4.
Пожертвовал 3 р. 50 к. в пользу нуждающихся учеников нашего класса.
Пришел домой в час дня. А с полвторого началась такая стрельба, что все хозяева позаперали свои лавки.
Папа в это время находился в армянской части города и пришел домой только в полшестого. Обедали без хлеба. Вечером снова стрельба. Надоело!

9 марта, пятница.
Много стреляют из-за Байрама. Стреляют в воздух и утром, и в полдень, и вечером, и особенно – ночью. Измучили.

10 марта суббота.
Пошел в гимназию.
Приезжавшие из Баку делегаты уехали сегодня, с ними уехало множество армян и татар.
Сегодня вечером мама говорила с Колей. Она так горько, от всего сердца описывала свои переживания, свою беспрестанную тревогу за сыновей, что я в другой комнате расплакался. А Коле, хоть бы что…

11 марта, воскресенье.
Сдал много книг, а, когда хотел взять себе что-нибудь для чтения, Мих. Мих. вдруг отказал. – «У тебя, говорит, и так слишком много книг взято!» Я был оскорблен его отказом.
Узнал, что сегодня армяне отдают татарам предназначенные им несколько тысяч винтовок, несколько сот тысяч патронов, шинели, обмундирование и прочее…

12 марта, понедельник.
Прочел гениальные творения Шекспира...

13 марта, вторник.
Наш класс вывел из себя Иосифа Михайловича Высоцкого, нашего классного наставника. Довели его до того, что он расплакался. Я был страшно разозлен этим и в лицо ругал товарищей. Они все против Иос. Мих., а теперь и против меня. Дураки, они даже грозились меня убить, но я сказал, что я их не боюсь.
Прочел еще «Короля Лира» и «Макбета». Ни с чем не сравнимо.

14 марта, среда.
Написал толстое письмо и отправил Жоржику Мамиконянцу. Взял в библиотеке «Шекспир, его жизнь и произведения» Чуйко.
Стреляют.

15 марта, четверг.
Было 4 урока. Сегодня нужно было внести деньги за обучение. Я сказал папе, но он вдруг отказался платить.
Не знаю в чем дело.

16 марта, пятница.
Пошел в гимназию. День очень теплый.

17 марта, суббота.
Пошел в гимназию. Пасмурно. Опоздал на первый урок.
Сегодня случилось еще одно событие, героем которого стал Коля.
Я сперва опасался писать это в дневнике. Но совсем молчать не могу.
Я слышу из соседней комнаты плач, жалобы и наставления бедной моей матери. Но он, собака, упрямо молчит.
Несчастная мамочка, сколько ей досталось! Она положительно потеряла голову от отчаяния.
Но этого простить невозможно!
Папе мамой было рассказано все.

Воскресенье.
Сегодня вечером на общем семейном совете под председательством папы была решена судьба моего младшего брата. Коле больше не будут давать образование, а отправят со знакомым в Тифлис, где находится Аршо (теперь он служит в авиационном отряде). Там Колю определят на какую-нибудь ремесленную работу – сапожником, поваренком, или кем-нибудь другим, в общем его удел – физический труд. Это делается для того, чтобы Коля почувствовал жизнь без поддержки и участия родителей и понял каково зарабатывать деньги самому, те самые деньги, которые он крал у отца, когда убегал из дома. Все мы согласились. Участь Коли была решена.
При этом я почувствовал, что Коля, пожалуй, был доволен этим решением. Когда мы вечером спросили его кем же он хотел бы стать? Он долго молчал, потом сказал: «Военным». Мама ему объясняла как тяжело жить, когда тебе приказывают, когда ты не свободен, когда тебя могут заставить делать все, что угодно… Но он, как всегда, не хотел к ней прислушаться.
Тогда мы решили, раз так, пусть Коля станет солдатом, Бог с ним. От себя прибавляю: И черт! Не жалко брата, который позорит имя своего отца.

19, понедельник, март.
Опоздал на первый урок. Получил по истории 3, так будет и в четверти.
Колю никуда не выпускают, даже в гимназию. В три часа я пошел в гимназию. День пасмурный. Татары злятся.

21 марта, среда.
После обеда 4 часа работал в библиотеке.
В татарской части чувствуется какое-то волнение. Что будет? Ночью опять пальба.

22 марта, четверг.
Сегодня случилось несчастье...
Утром я к 8-ми часам пошел в гимназию. По пути столкнулся с товарищем из класса Луйсом, который мне сообщил, что магазин парфюмерии Чандарлиоти полностью разорен татарами. (Надо сказать, что я дружу с младшим сыном хозяина магазина, грека Чандарлиоти, Евстратием. Мы учимся в одном классе. Он – веселый, добрый, славный товарищ, хотя и учится как попало.) Я был очень огорчен этим известием. Все представлял себе лицо Евстратия, когда он войдет в класс. Мы с Луйсом поспешили в класс, чтоб рассказать товарищам о случившемся. Оказалось, что они знали самое страшное. Они сказали, (какой ужас!), что нашего Евстратия застрелили татары! Сегодня утром застрелили. Мы остолбенели. Я не мог поверить, что мальчик, который вчера смеялся у дверей гимназии и, шутя, всем, кто проходил мимо, раздавал фиалки, – мертвец! Здесь что-то не так, этого не может быть!
Тогда мне рассказали все: Лет 5 тому назад в Елисаветполе существовал единственный парфюмерный магазин и принадлежал он татарину Сулейману. Грек Чандарлиоти, отец Евстратия, тогда бедный человек, приехал в наш город, сколотив кое-какую денежку, он вступил в кампанию с одним русским человеком (скажем, Иваном), и они открыли свой парфюмерный магазин. Татарин, видя, что его дела пошли хуже, решил убрать конкурентов. Ему удалось подкараулить и убить Ивана, что касается Чандарлиоти-отца, – тот скрылся. На следующий день после того, как был обнаружен труп его совладельца, Ивана, Чандарлиоти подал в суд жалобу на убийцу и вскоре Сулейман был сослан. Все имущество компаньона перешло к Чандарлиоти-отцу, и он вскоре разбогател.
Несколько дней тому назад, отсидев, Сулейман вернулся в наш город и стал выжидать удобного момента, чтоб отомстить Чандарлиоти-отцу. Вчера ночью он со своими головорезами взломал парфюмерный магазин бывшего конкурента, и все, что смог, забрал, а то, что невозможно было вынести, его сообщники испортили и сломали. Сегодня ранним утром, когда сторож вышел на работу и увидел распахнутый и полностью расхищенный магазин, он побежал к дому своего хозяина, чтоб сказать ему о случившемся. На разведку отец послал в магазин трех своих сыновей. Подходя к магазину, три брата увидели настежь открытый разграбленный магазин своего отца. Все трое бросились к дверям магазина, но тут раздался свист пуль, – по ним стреляли из укрытия, которое находилось где-то рядом. Двое старших скрылись в магазине, закрыв ставни и заперев дверь. Младший же, Евстратий, побежал по направлению к своему дому. Это-то и было нужно врагам его отца. Пиф-паф, и мальчик лежит на мостовой, раскинув руки и смотря в небо невидящими глазами. Но убийцам этого было мало. Они раздели нашего товарища донага и в знак презрения и поругания бросили его тело в клозет!.. (Боже, почему ты не уничтожил их в этот миг?..) Родные еле смогли очистить сына от клозетной гадости. Труп был изуродован.
Рассказывая мне эту трагедию, ребята дрожали от негодования и жалости.
Только мы овладели собой, снова началась стрельба, суматоха и появилась еще одна новость: убита вдова полицмейстера, а дом ее разорен.
Не успело улечься это волнение, как пронесся душераздирающий слух о массовой резне татарами евреев: ограбление переплетной Неймана, затем магазина Ильясова, затем – бесконечные ограбления домов просто евреев.
Я так был напуган всем этим, что боялся возвращаться домой. Мне казалось, что стоит мне перейти на татарскую сторону и начать путь к своему дому, меня непременно застрелят из-за угла.
Хотя уроков было всего четыре, я просидел в гимназии полные шесть. Дальше здесь оставаться было невозможно. Холодея от страха, я один поплелся в татарскую часть города. При виде татар, меня пробирала дрожь. Я старался не глядеть им в лица. Так я дошел до своего дома. А когда дошел, то увидел, что группа татар толпится около дома напротив нашего. (Как выяснилось, они здесь были давно, надеясь выследить якобы спрятавшихся в нем евреев). Позже, оставив у дверей стражу, они разошлись.
Дома, все были крайне нервны.
Перед обедом к нам зашел учитель Донатий Осипович, живший в нашем дворе. Он сказал папе, что с сегодняшнего дня все мужчины нашего двора должны караулить дом в две смены. Папа согласился участвовать. На всех было: 3 ружья, 7 револьверов и 3 бомбы. Может быть, буду сторожить и я.
Дело в том, что одна стена, окружающая наш двор, имеет пролом, за ней находится татарский разбойничий притон. Несколько раз татары выглядывали из-за этой стены, как бы осматривая наш дом, а один раз даже пробовали перейти к нам, но вооруженный офицер, живший у учителя, отогнал их прочь. Вот так.
Итак, сегодня на первую смену назначен Яков, а на вторую – инженер и Донатий Осипович. Завтра подойдет моя очередь.

23 марта, пятница.
Узнали, что в эту ночь чуть было не убили управляющего Волжско-Камского Банка. И началась у нас дома суматоха.
Все ценные вещи и банковские бумаги уложены в несгораемую кладовую Банка и заперты. Все домашние вещи отправлены в сундуки.
Комнаты опустели. Папе советуют переехать сегодня в армянскую часть города, но он решил, будь, что будет, лучше оставаться на посту рядом со своей семьей.
Я тоже собрал свои книги и вещи и уложил в сундук.
В городе зловещая тишина.
В 10 часов ночи наступила моя очередь сторожить, но мама меня отправила с Яковым, а в 11 я вообще вернулся домой, т.к. во дворе караулили милиционер, Махмед и учитель Панкевич. Вот такое было у меня дежурство.
С сегодняшнего дня в нашем коридоре нас и Банк сторожит милиционер.

24 марта, суббота.
Узнал по телефону, что занятий не было, хоронили бедного Евстратия. С татарской стороны не было ни одного ученика…
Мир праху твоему, товарищ! Царство тебе Небесное!
Не знаем, будем ли мы живы. Эти татары так озлоблены против армян, да и армяне раздражены сверх меры… Говорят, скоро резня. Не дай Бог!
До каникул осталась одна неделя.
Завтра воскресенье. Настроение паршивое. Сегодня вечером опять пришел караульщик. На словах он храбр, а вообще, кто знает?
Решено – сами больше не караулим двора.
Винтовку с патронами нам вернули.
Я совсем обалдел. Никуда не выхожу!
Апатия ко всему. Больше не могу, как раньше, читать. Опустился. Господи! Уехать бы куда-нибудь далеко-далеко из этого проклятого Елисаветполя.

25 марта, воскресенье.
Рано утром зазвонил телефон. Спрашиваю откуда, ответ: «Междугородная из Тифлиса, просят Уреклянца.» Я позвал папу. Папа начал говорить, и мы поняли, что звонит Аршо. Он сказал, что здоров, что сегодня именины Арусяк, что Сарыкамыш взят турками и горит, русские ж отошли к Карсу, что в Тифлисе спокойно, но квартир нет, дороговизна не очень страшная, за деньги можно достать все. Мама была страшно рада, расплакалась, когда начала говорить с ним и услышала его ясный голос по телефону…
Впрочем, все мы были очень рады его звонку.
Сегодня в татарской части ловили армян. (Убить?) Поймали и нашего Колю, но наш караульный, случайно бывший в это время на Майдане, узнал его и стал уговаривать татар освободить его. После долгих просьб, он добился своего. Пока не было Коли, мы очень волновались.
Сегодня в городе таилось что-то зловещее… Боюсь выйти на улицу.

26 марта, понедельник.
Сегодня мы продавали вещи. Продали ковров на 3000 рублей. И еще кое-что: стулья, лампу, 2 столика, 2 большие и маленькие кровати и т.п. всего на 500 р.
Итак, продано на 3500 рублей.
Было много покупателей, но купили мало что. Каждый день слышу страшные рассказы о событиях в Баку, в нашем городе и других местах.
Хоть бы уехать!

27 марта, вторник.
Папа мне сказал, что мы с мамой уедем в Тифлис.
Не выхожу из дома почти неделю. Узнал по телефону из разговора с товарищем, что завтра дадут четвертные.
Из вещей не продали больше ничего!!!
Город хмурится. Стреляют.

28 марта, среда.
Пошел в гимназию и, встретив Мих. Миха, обрадовался. Сдал в библиотеку около 20-ти книг, у меня их больше нет.
Работал в библиотеке с полдевятого до полдвенадцатого. Разложил по номерам все сданные учениками книги, которые залежались на столе во время моего отсутствия.
В 12 часов получил годовые отметки, в которых написано (О, радость!) «Перешел в 5-ый класс».
Первый раз в жизни я перехожу из класса в класс без переэкзаменовки и без оставления на второй год!
Отметки: все тройки, кроме русского и туземного языков, по ним четверки, поведение 5. Сегодня сказал ученикам, что уезжаю! Простился с ними и с Иосифом Михайловичем, с которым поцеловались и простились трогательно.
Папа мне сказал, что мы уезжаем в пятницу, 30 марта!
Итак, ПОСЛЕЗАВТРА! Ура! Ура! Браво!
Складываю вырезки. Ученые тетрадки, выписки из книг. Листы с портретами, книги и прочие мои вещи.
Я очень рад отъезду. Но доедем ли мы благополучно до Тифлиса? Этого никто не знает. Говорят, что всех армян, маленьких и взрослых, татары, останавливая поезда, убивают. Неужели я скоро умру?
В Тифлис поедут: мама, бабушка, я, Коля, Бела и Ваганчик!
Папа остается в Елисаветполе один в Банке. Мама очень беспокоится за его жизнь. Не дай Бог ему погибнуть. Тогда мы все пропадем…
И все равно, то что я пятиклассник это победа, и она меня сводит с ума!

29 марта, четверг.
Сегодня утром 30 милиционеров-армян с комиссарами, окружили все входы и выходы в гимназию и стали задерживать гимназистов-татар.
Задержали 5-6 ни в чем неповинных мальчиков татар, пришедших за своими отметками. Не знаю какой разговор при этом велся. Задержанных учеников проводили со стражей до моста (граница между двумя частями города) и отпустили домой. Все нервничали.
Коля тоже получил четвертные. И его перевели в следующий класс. Теперь он третьеклассник.
Сегодня я подарил библиотекарю и музыканту Михаилу Михайловичу Миронченко, металлический блестящий пюпитр и нотные тетради.
Он благодарил. Я с ним трогательно простился и отправился домой.
С этого дня я армянскую часть города Елисаветполя больше не видел, и надеюсь не увижу никогда.
Складываем последние вещи. Завтра в 9 часов утра покидаем этот проклятый город и уезжаем в мамин любимый Тифлис, где наш Аршо нас встретит!
Сегодня произошла заключительная катавасия, связанная с Колей: мама послала его в армянскую часть за ботинками.
Коля пошел и пропал. Во время укладки вещей входит Яков и говорит: «Колю задержали татары и отправили не знаю куда».

Мы звоним в комитет, в штаб, в Комиссариат, к знакомым, – никакого результата. Пропал мальчишка. Наконец, входит наш конторщик Мамед Ягубов, и говорит...

Этими словами дневниковые записи гимназиста Левона Урекляна обрываются.

Москва. Август, 2010 года.

Экслибрис Левона Урекляна.
Художник Назели Терьян, гравюра на линолиуме, 1933 г.

[На первую страницу]
Дата обновления информации: 08.08.11 16:44