Символы

Владимир Мыльцин

Ковёр

Ковёр был куплен где-то во второй половине 30-х годов (теперь приходится уточнять: прошлого ХХ века), когда жизнь после трудного периода наладилась, и в семье появился достаток. В памяти сохранилось: ослепительный жаркий день, залитая ярким солнцем центральная улица Ашхабада, и родители несут из магазина свёрнутый в рулон ковёр, а я вприпрыжку бегу между ними, касаясь рукой его шершавого бока. Дома ковёр торжественно вешается над кроватью, он кажется огромным, занимающим всю стену, нижняя кромка его на уровне моих глаз. По вечерам, засыпая, я долго рассматриваю яркие и таинственные узоры ковра, обступающие меня со всех сторон, заполняющие всё пространство.

Вот длинный-длинный ряд разноцветных человечков со странно поднятыми плечами (…какая-то тайна пляшущих человечков?) или же это нахохлившиеся птицы среди болотной топи. А вот чуть повыше выстроились в ряд разноцветные жуки, перебирают своими длинными лохматыми лапками. Перевожу взгляд – и фигурки, как живые, перемещаются, разбегаясь в разные стороны. В центре ковра угловатые геометрические узоры с яркими белыми пятнами, как пропеллер (…вот почему летает ковер-самолёт!). Рисунок ковра завораживает, убаюкивает…

Потом уже, многие годы спустя, в интерьерах бытовых сцен, мелькающих постоянно на экране телевизора или в кино, взгляд, как в стоп-кадре, выхватывает деталь – ковёр на стене – и подсознательно ищешь узор знакомого рисунка. И вот после длительных разъездов и долгих лет разлуки я оказываюсь среди родных, и мне готовят постель на диване, над которым висит тот же так хорошо знакомый мне с детства ковёр…

Передо мной знаменитый туркменский ворсовый ковёр. Раньше подобные ковры назывались персидскими и были предметом роскоши и признаком достатка. Название это не верное, и пришло оно к нам из Европы, куда восточные ковры были завезены из Ирана. В период ренессанса художники западноевропейских школ, как бы щеголяя друг перед другом, изображали на своих полотнах восточные ковры из-за их красочности и замысловатого рисунка. В бесконечном множестве зооморфных и растительных орнаментов на этих коврах использованы в стилизованной форме символы и тотемные знаки различных туркменских племён. Эти знаки в виде коврового рисунка дошли до наших дней из глубины доисторических времён и были когда-то предметами культового поклонения или талисманами (оберегами), многие из них до сих пор не объяснены учёными и их смысл, по-видимому, утерян навсегда. Рисунок туркменского ковра строго специфичен для каждого племени, и по нему можно определить место его изготовления, и к какому племени он относится. В центре Ашхабада стоит памятник В.И.Ленину, на постаменте которого с четырёх сторон изображены символы текинского, салорского, йомудского и пендинского ковров, что символизирует дружбу и единство туркменского народа.

И вот я сейчас стою в уютной городской квартире в центре России и внимательно рассматриваю наиболее известный из туркменских ковров – текинский, а точнее – это ахалтекинский ворсовый ковёр ручной работы. Это самый красочный ковёр, вобравший в себя всё разнообразие орнаментов туркменских ковров. В его расцветке преобладает густой красный цвет, цвет зёрен спелого граната. На общем красном фоне рельефно выделяются отдельные яркие белые пятна, как блёстки солнечных бликов. Можно думать, что красочность ковра контрастирует с представлением об унылом и однообразном пейзаже туркменской пустыни. Но это не так. Яркие краски ковра – это жар полуденного солнца и пурпур заката над Кара-кумом, в них вся палитра цветущих оазисов и богатств щедрой туркменской земли.

В центральной части ковра размещаются в три ряда крупные, величиной с ладонь, своеобразные эмблемы или медальоны, имеющие эллиптическую форму с изломанными и угловатыми обводами. Внутри медальонов заключён прямоугольник, в середине которого находится ромб. Медальоны вытянуты по горизонтали и делятся на четыре части тонкими нитями тёмно-синего цвета, которые разделяют и всю центральную часть ковра на прямоугольники. Внутреннее пространство эмблем заполнено рисунками в виде нескольких трезубцев, которые напоминают перепончатую лапку птицы, и фигурок, похожих на головки то ли верблюда, то ли коня. В орнаменте преобладают трезубцы, которые являются отличительным племенным знаком, а вся эмблема, по-видимому, представляет собой своеобразный герб племени. Возможно, что трезубец является предшественником старинного рунического знака, означающего «мир», «покой». В свободном пространстве между крупными эмблемами размещаются дополнительные более мелкие эмблемы со сложно орнаментированным рисунком, который вряд ли поддаётся интерпретации.

Центральное поле ковра обрамляется широкой каймой, состоящей из девяти рядов. В орнаменте каймы присутствуют и стилизованные изображения птиц, жуков, и просто геометрические фигуры, в расцветке которых используются три цвета: чёрный, белый и оранжевый, чередующиеся таким образом, что создаётся иллюзия их перемещения, так называемый бегущий рисунок. По краям ковра, снизу и сверху, имеется ещё одна дополнительная кайма с рисунком в виде ромбов с гребенчатыми краями, которая заканчивается красивой бахромой из белых скрученных нитей основы. Длинная белая бахрома придаёт ковру особую торжественность и нарядность.

Когда умерла мама, прожившая долгую полную тревог и забот девяностотрёхлетнюю жизнь, я попросил у брата на память один из оставшихся по наследству ковров. Это был небольшой, метр на полтора, уже старый и сильно потрёпанный по краям ковёр, который принадлежал ещё нашей бабушке. Возможно, что его видели и держали в руках и её родители. Но странное дело: краски ковра нисколько не потускнели, они такие же яркие и привлекательные. Особенность туркменских ковров: время не старит их, и со временем они становятся ещё краше и наряднее. Рассказывают, что в старину новые ковры бросали под ноги проходящего каравана верблюдов, чтобы придать коврам блеск и свежесть.

Я постелил ковёр в своей комнате около кровати, и каждое утро, будь то зимой или летом, когда солнечным светом наполняется вся комната и яркие лучи солнца падают на него, я долго всматриваюсь в ковровый рисунок: минувшее чередой проходит перед моими глазами, и я мысленно разговариваю с родными…

Это салорский постилочный ковёр ручной работы, наиболее красочный и богато орнаментированный из всех туркменских ковров. В цветовой гамме ковра преобладает тёмно-вишнёвый фон. Ковёр тонок, его можно свернуть как простынь. Он на удивление гладок и при прикосновении даже не ощущаются его ворсинки. Это достигается применением при создании ковра так называемого полуторного узла. Мне посчастливилось посетить ковровую фабрику в Ашхабаде и наблюдать процесс создания ковра. Ткут ковры только женщины, и в старину особенно ценилась невеста, умеющая ткать ковёр. Ковровщица ловкими и быстрыми движениями рук завязывает узел нити и тут же её обрезает на нужную длину и берёт новую нить, причём нужного цвета, так как цвет меняется постоянно в зависимости от рисунка. Чтобы не ошибиться в последовательности смены цветов, надо держать в уме весь ковровый рисунок и каждый узор в отдельности. Кажется, что это под силу только компьютеру! А ведь только в пределах одной эмблемы таких узлов необходимо завязать около двух-трёх, а иногда и более тысяч, в зависимости от плотности ковра и толщины нити.

В центральной части солорского ковра размещены правильные восьмиугольники, которые украшены рядами парных завитков, которые похожи на рога и символизируют барана. Это характерный элемент салорского ковра, который присутствует также и в кайме, состоящей из нескольких рядов. Кайма богато орнаментирована разнообразными зооморфными и геометрическими фигурами. По низу ковра имеется ещё одна дополнительная широкая кайма, заполненная узорами в виде чередующихся геометрических фигур.

Все узоры ковра – это своеобразные руны, только, к глубокому сожалению, читать которые современные люди разучились, а предки посредством их передают нам свои душевные ощущения и восприятие жизни. В симфонии цветовой гаммы ковровых узоров чудится мелодия – это голос Древнего Турана – звучит торжественная мелодия, но слов разобрать невозможно: ключ к расшифровке их давно утерян.

Брюки
(Рассказ-быль)

Случай, конечно, не уникальный, описан в художественной литературе, обыгран юмористами и не единожды, но, наверное, интересно то, что это произошло в нашем семействе. Сейчас трудно вспомнить в какой связи, но однажды при беседе за столом, когда семья была в сборе, мама, как бы мимоходом, упомянула об этом случае и была удивлена, что я об этом не знаю. Правда, потом я вспомнил, что когда-то мне рассказывала бабушка об этой одной из, так сказать, «легенд», которые существуют в наших семьях.

А дело вот в чём. Когда в Ашхабаде после революции умер наш прадедушка (прабабушка умерла раньше), две его дочери, наша бабушка Анна Николаевна Лазарева и её сестра Нина Николаевна Трозьян, жившие уже отдельно со своими семьями, поделили оставшееся наследство родителей между собой. Время было беспокойное и тревожное: германская война, революция, гражданская война, разруха в стране. И когда после всех этих событий в Ашхабаде появилась их третья сестра – Тамара Николаевна Хатисова, то естественно она спросила о своей доле наследства. Обе сестры ответили, что за это время практически ничего уже из вещей не сохранилось, и отдали ей, как память о родителях, единственную вещь, которая оказалась не проданной – брюки отца. Эти брюки незадолго до своей смерти сшила для мужа наша прабабушка, и, как рассказывает моя мама, прадедушка в последние дни перед смертью засыпал прямо в кресле, не снимая их.

Прадедушка Николай Емельянович Саркисьянц (он же Никогос Микaелович Саркисьянц) родом из г. Сигнах (Кахетия) в конце ХIХ в. служил губернским секретарём в Тифлисе, а в начале прошлого (ХХ) века занимал должность почтмейстера в Ашхабаде. Прабабушка София Яковлевна Саркисьянц (в девичестве Србуи Акоповна Темуразянц) родом из Тифлиса, в период жизни в Ашхабаде преподавала в женской гимназии. Семья была с достатком, прадед имел в собственности, по рассказам родственников, какие-то лавки, а недалеко от Ашхабада в Фирюзе в предгорьях Копетдага обширную дачу, где семья скрывалась от изнурительной Ашхабадской жары в летний период.

Тамара Николаевна приехала в Ашхабад с малолетним сыном где-то в первой половине 20-х годов прошлого столетия, после трагедии, разыгравшейся, кажется, в 1918 году в Карсе: резни армян, организованной турками. К ним в дом стучали, и глава семьи, уже, по-видимому, ожидая неприятности, предварительно договорившись о месте встречи, приказал домочадцам, — жене с младенцем и домработнице, — немедленно бежать через чёрный ход, а сам пошёл открывать парадную дверь. Как рассказывали потом очевидцы, он был зарезан ворвавшимися сразу же на пороге дома. Практически он своей смертью спас свою семью, дав ей возможность скрыться.

Но вернёмся к нашему повествованию. Приехавшей в такое трудное время с маленьким ребёнком женщине, естественно нужны были не вещи, а средства к существованию, и она решила продать брюки, чтобы выручить хоть какую-либо сумму денег. На барахолке, куда Тамара Николаевна первым делом понесла брюки, никто их не покупал и даже не приценивался. Тогда она решила отнести их к старьевщику, который одновременно занимался портняжеством. Старьевщик долго рассматривал брюки на свет, сдвинув треснувшие очки на лоб, мял сукно пальцами, пробуя тихонько растянуть старую ткань, потом поцокал языком и брать категорически отказался. Уговоры и объяснения причин, побудившие продать эту вещь, не оказали на старьевщика никакого воздействия.

Расстроенная Тамара Николаевна вернулась обратно и, посоветовавшись с сестрой, решила распороть старые брюки и сшить из них что-нибудь для своего сына. Благо старшая сестра – наша бабушка Анна Николаевна – в это время занималась пошивом на заказ для дополнительного приработка, и в доме была швейная машинка «Зингер». Тамара Николаевна принялась осторожно, чтобы не повредить ткань, распарывать брюки. Когда дело дошло до широкого пояса, очень плотно простроченного, по-видимому, сначала на машинке, а потом и вручную, пришлось его взрезать ножницами, и вдруг… из распоротого пояса на стол посыпались бриллианты. Изумлению сестёр не было предела. На предложение поделить нечаянно свалившееся богатство с сёстрами, Тамара Николаевна ответила отказом. Через некоторое время она отбыла в Тбилиси, где и устроила свою дальнейшую жизнь.


[На первую страницу]
Дата обновления информации: 12.08.11 12:49