Проза

Торгом Постаджян

Предложение

1.

Я армянин родом из Палестины. Уже по одной этой фразе любому должна быть понятна моя история. Он должен знать, например, что я одна из несчастных жертв Израильско-Арабской войны. Несчастных, еще и потому, что жаль было также нашу живую и деятельную армянскую общину в Палестине, частью которой был я. И она распалась, эта община, рассеялась по белу свету.

С щемящей болью в сердце я вспоминаю нашу бывшую армянскую общину в Иерусалиме. Армянский квартал, церковь Св. Акопа, шествия Патриарха*, восхитительные красочные обряды Храма Св. Воскресения, память о которых жива во мне до сих пор.

Так вот, я один из осколков этой общины, попавший в Чикаго и ступивший на путь... вырождения и разврата.

На самом деле зовут меня Петросом, однако, на службе моей в Чикаго, меня окрестили на американский манер – Битом. Так что сейчас я – Бит.

У меня определенная слабость к женщинам. Очень уж я их люблю. Люблю золотой нимб их светлых волос. Люблю траур черных волос, ниспадающих на плечи. Люблю их розовые щеки и гладкую, атласную кожу. Обожаю великолепные пышные выпуклости их тел. Пьянею от восхитительного аромата и женского обаяния.

Мне уже за сорок, и я холостой. Однако, вопреки своей необычайной слабости к женскому полу, я принял странное решение. Решил жениться. В последнее время я немного приболел, что заставило меня с беспокойством задуматься о своем немолодом возрасте. Если так продолжать, думал я, то в один прекрасный день стану больным стариком, обреченным на одиночество.

Ужас! И ни одна женщина не подойдет ко мне! Нет, лучше жениться, думал я. И решил жениться на армянке. Армянские женщины не так избалованы и лицемерны как иностранки.

Пришло время моего отпуска. У патрона я попросил несколько дополнительных недель и предпринял длительное путешествие. Решил побывать везде, где есть армяне, запланировал даже Ближний Восток, только бы найти подходящую кандидатуру.

Сначала я решил на несколько дней поехать в Нью-Йорк, там у меня предстояла встреча с друзьями и знакомыми. Дело было в пятницу, и, о сюрприз, я узнаю приятную новость. На следующий день, в субботу вечером, в Нью-Джерси, в одном из шикарных салонов «Эспри Парк» Женским Советом при армянской церкви Нью-Джерси организована вечеринка. Лучшего повода могло не представиться! Вечером, в точно объявленное время, я был на месте.

Собралось много молодежи, юношей и девушек. Там я встретил молоденькую армянку, черные глаза которой взволновали меня, не давая покоя весь вечер. На красивом ослепительно белом лице эти черные как уголь глаза будто звали меня куда-то... бесконечно звали...

Не важно, как я познакомился с ней, важно, что мы познакомились и что потом весь вечер были вместе. Танцевали, пили. Потом опять пили и опять танцевали. Кроме ее красоты, была еще и другая причина, приковавшая мое внимание к ней. Ее лицо показалось мне знакомым. Как и мое казалось знакомым ей. Когда мы представились друг другу по имени, то выяснилось, что и на самом деле знакомы...

Она была дочкой Гарегина, нашего Иерусалимского друга семьи. Я знал ее, когда она была еще десятилетней девочкой. Много лет прошло с тех пор. Сейчас она была привлекательной и обольстительной девушкой, чуть больше двадцати пяти. То, что мы оказались старыми знакомыми, сблизило нас еще больше. Между нами была «небольшая» разница в возрасте. Я был старше ее на пятнадцать лет. Однако, мой богатый опыт с женщинами в Америке давно убедил меня, что когда мужчина старше женщины на пятнадцать лет – это не такая уж и большая разница. Во время нашей беседы выяснилось, что у нас очень много схожего во вкусах и характерах. Она, как и я, любила классическую музыку, театр и путешествия.

Ее звали Адрине. В Америке и ее имя было искажено и превратилось в «Адри». Она посещала местную школу и колледж.

Вечеринка закончилась, время пролетело быстро, но мы никак не могли насытиться друг другом.

Робея, я пригласил ее к себе в отель. На какое-то мгновение сердце у меня сильно забилось от страха, что она откажет. Однако, мои сомнения тут же рассеялись: Адрине любезно приняла мое приглашение.

В одном из шикарных отелей Нью-Йорка я снимал большую, красивую комнату. Адрине прошла ко мне в номер без препятствий. Когда мы вошли в комнату, случайно или нет, не знаю, рука моя коснулась ее руки. Рука моя прильнула к ее руке с любовью и нежностью. Затем интимность обстановки раскрепостила нас и мы, потянувшись друг к другу, слились в горячем и долгом поцелуе. И, когда страсть стала непреодолимой, мы бросили свои тела в пучину губительного сладострастия.

Несмотря на то, что был я человеком похотливым, тем не менее сохранил в себе чуткое сердце. Был добр и совестлив со всеми женщинами, ставшими жертвой обмана. Однако, иное, совершенно иное отношение у меня было к армянским девушкам: к ним у меня была жалость и невыразимая любовь, и мне совершенно не хотелось быть в роли их соблазнителя и обманщика.

Армянка всегда была предназначена только для брака и материнства. Несмотря на то, что живем мы в эпоху, когда семейные нравы и патриархальные обычаи стали считаться анахронизмом, мое отношение к чести армянской девушки оставалось крайне уважительным и исключительно бережным... Из-за этих вот моих убеждений меня сразу же стала мучить совесть за мое обхождение с Адрине. Мой поступок был ничем иным, как явной подлостью. Как я посмел завлечь в постель армянскую девушку, да еще дочку знакомых?!

Я же сказал, что вступил на путь разврата. Затем логические размышления привели меня к следующему умозаключению: эта девушка до меня явно с кем-то уже спала, а теперь переспала со мной...

– Зачем же ее жалеть? – думал я.

Армянская девушка, живущая в Америке, часто вынуждена следовать примеру местной молодежи. Это явление достойно сожаления и отнюдь не приемлемо. Однако, не знаю почему, мне казалось, что у Адрине должна была быть душещипательная любовная история, какая-то особая причина, заставившая ее вести распутную жизнь.

Из широкого окна нашей комнаты открывалась великолепная панорама: изумительное освещение «Таймз Сквера», крикливые цветные вывески, исполненные в сюрреалистическом стиле, рекламы больших учреждений. Со всех сторон виднелись небоскребы, в окнах которых мерцающий свет представлял восхитительную картину беспокойного города.

Я сказал Адрине о волновавших меня мыслях и чувствах. Оказалось, что мои предположения были верными. У Адрине, на самом деле, была трогательная и печальная любовная история. Я выказал любопытство. И вот что она мне рассказала.

2.

– Еще со школьной скамьи, – сказала она, – моим самым любимым уроком было пение. Когда мне исполнилось восемнадцать, отец мне подарил пианино ко дню рождения. С тех пор я вся отдалась музыке. В Пристонском университете я прошла специальный курс музыки и фортепиано.

Вскоре я привлекла внимание своих преподавателей, которые, в свою очередь, познакомили меня с известными музыкантами и дирижерами. Как пианистка я стала участвовать в многочисленных концертах. Получала приглашения играть с оркестрами из разных городов: Нью-Йорка, Филадельфии, Бостона и многих других...

Благодаря своей музыкальной деятельности я знакомилась с очень важными персонами. Так я познакомилась и с кларнетистом, господином по имени Ховард. С Ховардом мы участвовали в одних и тех же концертах. Часто нам приходилось бывать вместе во время загородных концертов. Я стала замечать, что Ховард неравнодушен ко мне и выказывает знаки внимания. Как только у нас антракт, он тут же оказывался рядом со мной, особенно, когда мы выезжали за город. Я постоянно чувствовала его присутствие. Мы вместе пили кофе, вместе обедали и иногда даже выпивали пару стаканчиков... Но было одно мешающее обстоятельство... Нет, то, что Ховард иностранец, не было помехой. Помехой было то, что он был женат и имел детей... Да, он был женат... Какое значение имеет его национальность? Он был простым американцем. Он следовал за мной повсюду и хотел всегда быть со мной. Какое-то время я сопротивлялась его неотступным преследованиям, но настал момент, когда... когда я не смогла оставаться равнодушной к знакам его любви и внимания... особенно, когда он восхвалял мою красоту и таланты... вольно или невольно я отдалась его любви. Я отдалась ему вся, до конца... отдала свою девственность, свою молодость.

Бывало также, что встречи эти были крайне поспешными. За пятнадцать-двадцать минут наших коротких свиданий я впопыхах отдавалась капризам его сумасшедшей страсти.

Он звонил мне и говорил:

– Hye, love! (Привет, моя любовь!).

Так он меня приветствовал всегда. Говорил, бесконечно повторял, что любит и что скоро разведется со своей женой и женится на мне. Все эти речи внушали мне надежду и подстегивали мою «неопытную» любовь.

Звонил мне и говорил:

– Hye, love! У меня час времени, через пятнадцать минут жди меня там-то и там-то...

И я шла в это назначенное место свидания, и мы проводили там этот час.

Но однажды произошло событие, которое...

Моя младшая сестра, Мария, которая уже несколько лет как была замужем и жила в Филадельфии, как-то приехала проведать нас. Событие, о котором я говорю, произошло именно в тот вечер, когда Мария была у нас дома... Неожиданно зазвонил телефон... Мария находилась ближе к телефону и сняла трубку... Звонил мой возлюбленный, Ховард, который спутав голос Марии с моим, приветствовал как обычно:

– Hye, love!.. (Привет, моя любовь!).

– I am not your love!... Who the hell are you?.. (Я не твоя любовь... Откуда ты взялся, черт бы тебя побрал...?!) – ответила Мария.

Ховард, естественно, сразу же бросил трубку.

Мария обратилась ко мне:

– Кто этот человек и что у тебя с ним?

А я, притворившись совершенно невинной, просто ответила:

– Говорила с ним ты, а спрашиваешь у меня?..

Мария ничего не ответила, но я заметила, как она вдруг помрачнела. Потом незаметно поднялась в свою комнату, которая прежде принадлежала ей и которой она продолжала пользоваться каждый раз, как приезжала к нам. Там она пробыла около часа, затем неожиданно спустилась с сумкой в руках и сказала:

– Я уезжаю.

Вопреки моим и родительским просьбам она решительно отказалась остаться и в тот же вечер вернулась в Филадельфию.

Я не могла сама позвонить Ховарду, поскольку он был несвободен, и к телефону могли подойти жена или дети... А сам Ховард больше не позвонил, вероятно, решив, что у меня гости...

Я осталась одна... в отчаянном одиночестве... как часто долгими вечерами оставалась одна, без всякой надежды...

Вечером, когда ложилась спать, на подушке нашла письмо от сестры своей, Марии, адресованное мне. Письмо было приблизительно следующего содержания:

«Дорогая Адри,

Я знаю, что у тебя с твоим женатым приятелем Ховардом... С некоторых пор мне стало известно о ваших любовных отношениях и встречах.

Я твоя сестра и, действительно, обеспокоена этим... И, поскольку очень люблю тебя, не хочу быть свидетелем твоих мук и страданий впоследствии.

Человек этот, Ховард, не такой уж замечательный, как тебе кажется. Сожалею, что выражаю мнение, противное твоим убеждениям, однако я против того, чтобы ты продолжала с ним отношения, так как он обыкновенный проходимец и обманщик.

Очень хотелось бы поговорить с тобой обо всем этом. Уверяю тебя, если поговорим чистосердечно, это принесет только пользу. Повторяю, что люблю тебя, как может любить младшая сестра.

Значит, я жду. Если хочешь, позвони мне. Я тут же приеду из Филадельфии, и мы проведем с тобой целый день...

А если не хочешь, можешь вообще забыть об этом письме.

Что бы ты ни решила, знай, что я не буду на тебя в обиде и останусь всегда любящей тебя сестрой.»

Мария

Я не придала никакого значения этому письму Марии, отбросила его в сторону и никогда не говорила с ней на эту тему. Можете вообразить себе? Ах нет, только не это! Трудно даже представить, как я была унижена.

Прошло много времени, ровно год. Я продолжала жить со своим возлюбленным как прежде. Целых три года мы пробыли вместе на тот же манер: он женат, я – холостая. Но неожиданно ситуация стала меняться. Жена Ховарда узнала о наших отношениях. Это стало причиной, чтобы их супружеская связь дала трещину. Жена Ховарда потребовала развода.

Радости моей не было предела. Я на самом деле очень любила Ховарда. Единственным счастьем для меня было быть с ним. Новые и как будто уже исполнимые надежды открывали передо мной блестящие перспективы. Вот, скоро у Ховарда преграды исчезнут навсегда, и я смогу нерасторжимо соединиться с ним.

После этого события наша с ним связь стала еще прочней. Он уже предпринял бракоразводный процесс. Еще немного терпения, и мечта моя воплотится в жизнь!

Но вдруг ухаживания Ховарда и чувства его ко мне неожиданно изменились. Он перестал мне звонить. Отношение было удивительно холодным. В какой-то момент мне показалось, что, может быть, у него серьезные проблемы и сложности с разводом... или, может, жена передумала?..

Вскоре предстоял концерт в Нью-Йорке в зале Карнеги Холл. Перед концертом должно было состояться две репетиции для участников-музыкантов. Мы оба были в составе оркестра.

На первую репетицию я пришла пораньше в надежде встретиться с ним. Его не было. Появился он в последнюю минуту. Я быстро подошла к нему и потребовала объяснения переменам в его поведении.

– Я очень занят, – лаконично ответил он.

После репетиции надеялась увидеть его и окончательно понять что происходит.

Но после репетиции и даже во время перерыва он очень ловко увиливал от меня, так, что я даже не смогла подойти к нему. Я провела мучительную ночь. Что там ночь, ночи! Я воочию убедилась в крахе всех моих надежд, после трех лет мучений и терпеливого ожидания.

Но у меня еще теплилась надежда увидеть его на следующей репетиции, через неделю.

В этот день произошло мое окончательное прозрение. Ховард был не один. Привел с собой девушку. Молодую представительную блондинку с вульгарными манерами и вызывающим взглядом. То, что они пришли вместе, говорило о многом, и мне все сразу стало ясно. Когда Ховард был связан семьей, я была его любовницей, и он был очень доволен этой ситуацией. У него была законная жена и я в качестве любовницы. Но с той минуты, как он получил полную свободу и освободился от семейных пут, именно в этот момент, он больше не нуждался во мне, поскольку вокруг было полно свободных женщин, и он мог быть с любой из них и в любое время.

Тяжелое разочарование, постигшее меня, на какое-то время приковало меня к постели. Тяжесть моего горя казалась еще более несносной по той причине, что я не могла ни с кем поделиться. Гордость не позволяла признаться друзьям в совершенной ошибке.

Сестра моя, Мария, догадалась о происшедшем и очень мудро, не говоря об этом напрямую, как настоящая сестра поддерживала меня и всегда и во всем была рядом со мной.

Прошло больше года, как мы расстались с Ховардом, и будет неправдой, если скажу, что больше не думаю о нем. Бывает, что вспоминаю его с болью в сердце.

Пару месяцев назад, когда мы были в нашем приморском домике и гуляли с Марией по песчаному пляжу, она неожиданно завела разговор:

– Адри, – сказала она, – ты и сейчас думаешь, что твой приятель, Ховард, порядочный человек, и что ваши с ним отношения были нормальными?

– Да, – ответила я, – и сейчас думаю, что Ховард прекрасный человек, и наши отношения были совершенно нормальными...

На это мое непоколебимое упрямство Мария ничего не ответила, вновь озабоченно замолчала и тут же поменяла тему разговора.

– Вот и вся история моей печальной любви, – сказала Адри в завершение.

3.

Когда Адри закончила свой рассказ, то показалась мне несравненно красивей. Тревоги и волнения прошлой любви вновь пробудили ее чувства.

Она помолчала немного.

Эмоциональное одиночество и душевная пустота, наступившие после потери любимого человека... крах иллюзий... – все это сейчас, в этом гостиничном номере, она пережила как бы заново, преображаясь на моих глазах, и это сделало ее еще красивей.

Я немного винил себя за то, что проник в тайны ее души и тела... И поскольку я был человеком восточным, в сердце у меня родилась злобная месть, и я проникся ненавистью к этому мерзкому существу, по имени Ховард.

Потом я задумался о судьбе Адрине и других армянских девушек, которых постигла та же участь...

Быть девушкой, к тому же, армянкой... в этом бескрайнем океане, называемом Америкой... означает бесконечную войну... войну и битву с акулами разных национальностей. Означает борьбу с разного рода опасностями. Опасностью захлебнуться, утонуть и, наконец, опасностью бесследно исчезнуть...

Та важная роль, та миссия, которая отводилась армянской девушке в семейном кругу, была под угрозой, я это четко видел, и столь жизненно важное для нашего народа понятие – армянская семья, здесь, в этой всепоглощающей и прогнившей системе, растворялось и исчезало... как капля сладкой воды в горечи морской пучины.

Семья была той цитаделью, в которой еще можно было спастись от опасностей. Семья как хранилище наших нравов и обычаев, как храм нашей нравственности.

Печальная история Адрине заставила меня вдруг отрезветь. Я понял, что и сам по горло в болоте. Мысли эти терзали меня всю ночь и весь следующий день.

Пребывать в Нью-Йорке было выше моих сил. И я, оставив свое путешествие незавершенным, вернулся в Чикаго. Пару дней хотелось отдохнуть и забыться, но не смог. Адрине не выходила у меня из головы, сердце мое было наполнено ею. Своей красотой и нежностью души она застила весь мой горизонт. Я больше не оглядывался, не засматривался на сексапильных женщин. Постоянно и всюду я искал глазами Адрине, любил Адрине. Я понял, что зря теряю время и что нужно возвращаться в Орендж, в Нью-Джерси, где она жила. Нужно было разыскать Адрине и жениться на ней, свить свое гнездо, о котором мечтал: неприступную крепость, армянский очаг...

Летел я самолетом. Сердце мое горело нетерпением скорее приблизиться к желанной цели. Всю дорогу до Нью-Джерси я провел в возвышенных мечтах. Я строил великолепной красоты воздушные замки.

Я думал только об одном, только об одном мечтал. Неразрывными узами связать свою жизнь с Адрине.

Когда я прибыл в Нью-Джерси, душа моя, казалось, еще витала в небесных высях. Несмотря на поздний час я позвонил Адрине и долго говорил с ней, восхваляя ее бесчисленные достоинства. Потом мы договорились о встрече на следующий вечер, чтобы вместе поужинать и поговорить...

Мы встретились в одном из шикарных ресторанов Оренджа. Адрине блистала красотой. Она была в фиолетовом платье, которое очень шло ей и прекрасно гармонировало с прической. Переливающееся шелковым блеском платье на спине было перетянуто золотистым поясом. Тщательно подобранный, этот наряд выгодно подчеркивал все ее прелести... Гладкую лебединую шею, изящно выгнутые ключицы, пышную соблазнительную грудь и в добавок ко всему – ее пронизывающий как луч взгляд.

Пребывать с ней в этой приятной обстановке было настоящим блаженством. До ужина положено было заказывать напитки, и мы заказали... Осмелев, я сказал Адрине о своем намерении сделать ей предложение. Сказал также о глубоком чувстве любви к ней и добавил, что единственной мечтой и идеалом моей жизни было соединение с ней в браке и что сейчас, предлагая замужество, я обещаю сделать ее навеки счастливой.

После сделанного мною предложения она как бы на мгновенье растерялась, затем, собравшись с мыслями, удивленно закачала головой и как-то невнятно сказала, что она вовсе... вовсе не имеет никакого желания выходить замуж. И объявила, что предпочитает оставаться холостой... и свободной.

На мое страшное удивление и ужасающее разочарование она попыталась произнести какие-то странные фразы, смысл которых, однако, сводился к категорическому отказу моего предложения.

Я был в отчаянии... и оскорблен.

«Семейная» дверь, в которую я так мечтал войти, захлопнулась перед самым носом...

Перевод с западно-армянского Анаит Топчиян.

[На первую страницу]
Дата обновления информации: 02.08.11 15:34