Леонид Енгибаров: Мим, говорящий с вечностью
Вчера светило яркое солнце. А сегодня – пасмурный, печальный день...
Но лучше сказать – задумчивый. Потому что есть, есть, о чём подумать.
Сегодня – 25 июля 2009 года. Дата. Не круглая, но, тем не менее, очень значительная, особая дата: 37 лет.
Леониду Енгибарову было 37 лет, когда он ушёл из жизни. Нет, не умер! Ведь художник не умирает. Слишком много себя он оставляет здесь – на земле. Он ушёл – словно вышел в другое измерение...
И вот прошло ещё 37 лет. Как будто ещё одна жизнь Леонида Енгибарова. Здесь, на земле, – в его отсутствие. Да, он так много оставил нам, что его физическое отсутствие не отменяет его присутствия духовного.
Сегодня я начинаю новую книгу о нём. О его второй жизни – о том, как он жил и живёт среди нас все эти 37 лет. О том, как он продолжает работать на земле. На своей планете. Великий Мим, он же – маленький принц, который пришёл когда-то на нашу планету, чтобы сделать её лучше, чище, а наши души – свободнее. И он, удивительным образом, продолжает трудиться на нашей планете.
* * *
Марсель Марсо называл Енгибарова «гением пантомимы», «великим поэтом движения». Чехи окрестили его «Клоуном с осенью в сердце», и это стало его вторым именем. Хотя на самом деле у Енгибарова много имён, и по каждому из них его можно узнать. Потому что ни о ком, кроме него, нельзя сказать: клоун-поэт, клоун-романтик, клоун-лирик, клоун-интеллектуал, клоун-философ, грустный клоун... А Ролан Быков настаивал на том, что Енгибаров – солнечный клоун! И всё это в нём присутствовало – и осенняя грусть, и поэзия, и философия, и романтизм – и много света, много солнца!..
Каждый в нём находил то, что искал. А ищут все обычно ответы на вечные вопросы: в чём смысл жизни, что такое любовь, призвание, человеческое достоинство? И как быть, когда ты чувствуешь, что тебя предали, в тебя не верят и ты совершенно одинок? И где взять силы, чтобы надеяться?..
Но разве клоун может ответить на эти вопросы? Клоун, который, к тому же, не произносит ни слова?..
Оказывается – может. Да, он нам отвечал. Тем, кто приходил на его выступления в цирке, некоторые – каждый вечер, «стреляя» у входа лишний билетик. (О, помню, помню я эти волшебные билетики!..) Да, он отвечал. Тем, кто приходил на его вечера пантомимы. Тем, кто зачитывался его новеллами...
Он отвечает и сегодня. Надо только уметь слышать его ответы.
* * *
Не думала, что буду писать ещё одну книгу о Енгибарове.
Я полагала, что «Клоун глазами поэта» – моё последнее «спасибо» любимому клоуну. Моя последняя книга о нём. В которой я сказала всё, что хотела, и всё, что могла.
Но после того, как книга была опубликована, – на меня обрушился поток писем от читателей. Я благодарна всем, кто написал мне. Во-первых, читая эти письма, я увидела, как вовремя написала свою книгу. Потому что выросло новое поколение, точнее, уже два поколения, которые хотят знать о Енгибарове. И знать как можно больше!
Мои читатели засыпали меня вопросами: а что было дальше? Приезжал ли в Москву внук Енгибарова? Удалось ли организовать всё, о чём я мечтала в эпилоге книги: устроить фотовыставку, презентацию книги?.. Звучит в письмах и такой вопрос: откуда я знаю то, о чём пишу в своей книге?
Произошло и ещё одно событие. Мне позвонила Людмила Рябова-Ивлева, бывший цирковой режиссёр. Я давно знала, что у неё находится часть библиотеки Енгибарова, какие-то его вещи. И вот звонит мне Людмила, с которой мы не виделись лет восемь, и говорит о том, что через два дня они с мужем, Владимиром Ивлевым, уезжают из Москвы на жительство в Пушкинские Горы, где купили дом. В раздумьях, кому бы оставить на хранение енгибаровские книги, фотонегативы и старые не оцифрованные бобины с вечеров памяти, Людмила вспомнила обо мне. Везти это всё в Пушкинские Горы они с мужем не решились. Людмила сказала просто: «Детей у нас нет. Мы с Володей люди уже не молодые, нас не станет – и кто этим будет заниматься? Кто это будет хранить? Новый хозяин дома выкинет, как ненужный хлам... Приезжай и забери, чтобы это всё не пропало. Может, используешь что-то в своей работе?..»
Так у меня оказались коробки с книгами, бобинами, фотографиями, старыми цирковыми журналами... А ещё у меня в доме поселилось кресло из старого цирка на Цветном бульваре. Всё-таки Люда Ивлева – удивительный человек! Долго и внимательно разглядывая одну из фотографий Енгибарова, на которой он, с букетом жёлтых листьев, сидит задумчивый в полумраке циркового амфитеатра, она сумела вычислить ряд и номер этого кресла! И, когда ломали старый добрый цирк на Цветном бульваре в 1989 году, она позвала одного своего приятеля, и они вдвоём выпилили это кресло из ряда кресел в партере! Кресло, в разобранном виде, хранилось у неё около двадцати лет на балконе. Теперь оно живёт у меня. И ждёт мастера, который его отреставрирует...
А потом мне написала Джульетта Шварцман из Нью-Йорка, которая прочла мою книгу и прислала через океан своё огромное и горячее «спасибо». Джульетта – ровесница Енгибарова, музыкальный эксцентрик, из старой цирковой семьи. Она в молодости много раз выступала в одной программе с Енгибаровым, дружила с ним. Джульетта прислала мне по электронной почте свой прекрасный рассказ-воспоминание о Енгибарове...
А потом мне позвонил Юрий Павлович Белов, режиссёр Енгибарова, который приехал в Москву из Америки в отпуск, и первым делом купил в Доме книги на Новом Арбате мою книгу, прочёл её, не отрываясь, за ночь. И мы дважды, по часу, или даже дольше, говорили с ним по телефону...
И я поняла, что надо писать продолжение. Фактически – ещё одну книгу.
Книга «Клоун глазами поэта» – это мой взгляд, мой рассказ о Енгибарове, моё понимание его жизни, его личности и творчества.
Книга «Леонид Енгибаров: Величие и бессмертие смеха» – это уже многоголосие... Голоса многих и многих, знавших Енгибарова при жизни и не знавших, успевших увидеть его на манеже, на сцене. И тех, кто видел его потом только на экране. И тех, кто вовсе не видел, а только читал его новеллы. Это признания в любви Великому Миму, успевшему сказать так много! Признания в любви многих и многих, людей самого разного возраста и самых разных профессий, людей имеющих отношение к цирку, и людей, от цирка очень далёких. Признания значимости творчества Енгибарова и поныне. Признания значимости его творчества для будущих поколений. Потому что и в своих пантомимах, и в своих новеллах он говорил не о суетном, преходящем, а о вечном. О том, что для каждого человека, в какие бы времена он ни жил и чем бы по жизни ни занимался, – остаётся главным и насущным. Леонид Енгибаров говорил о любви, о добре, о сострадании, он говорил о разбившихся мечтах, о сломанной скрипке, об одиночестве непохожего на других человека, о стремлении души к свободе, говорил о плачущих фонарях, о ярко горящем тополином пухе, о цветущей в сумраке, на грязном откосе, белоснежной яблоне, о призывающей к философским раздумьям осени, о жёлтых листьях на чёрном асфальте, похожих на звёзды, и о манящих звёздах над головой, похожих на окна ночных городов, и вновь – о любви и нежности, о пронзительной радости каждого дня на этой земле, и о том, что надо беречь нашу маленькую, прекрасную планету. Говорил о том, что за любовь надо бороться, о том, что даже в маленьком человеке кроются большие силы, если человек любит, если он умеет верить, ждать и надеяться...
* * *
Мне трудно определить жанр этой книги. Она абсолютно документальна, здесь нет ничего придуманного. Но это ни в коем случае не монография и не сухой документ. Может быть, кому-то моя книга покажется слишком необычной, написанной «не по правилам». Но человек, о котором я пишу, сам был необычный, жил не по правилам, творил не по шаблону, так что было бы странно писать о нём обычную, трафаретную книгу. Моя книга о том, как Енгибаров живёт с нами, среди нас, как судьбы многих людей так или иначе переплетаются с его судьбой.
ГЛАВА 1. РОЖДЕНИЕ КНИГИ «КЛОУН ГЛАЗАМИ ПОЭТА»
После того, как однажды, летней, туманной ночью 2007 года на меня как будто просыпались с неба листочки моей будущей книги о Енгибарове... я поняла, что эта книга уже существует в мирозданье, а мне остаётся только записать её на бумаге... После того, как я написала основу книги – названия всех будущих глав, и даже написала уже первую главу, – после такого хорошего начала, в моей жизни стали происходить, одно за другим, трагические события. И ровно полгода я не включала свой рабочий компьютер и не написала больше ни строки. А первая, готовая, глава мне совершенно разонравилась.
Мне было очень горько, что я не успела завершить книгу. Что упустила «волну». И теперь вообще непонятно, когда смогу (и смогу ли вообще когда-нибудь) вернуться к работе над ней...
И ещё одно обстоятельство меня удручало. Дело в том, что незадолго перед Новым 2008 годом я написала Марине Чебышевой, русской девушке, живущей в Праге, письмо для Петра Поппера – внука Енгибарова. Пётр не знает русского языка, я не знаю чешского, поэтому Марина, которая дружит с Петром и которая знает и русский, и чешский, взялась быть связной между нами. Я написала Петру, что моя семья хочет пригласить его в гости. И Пётр очень обрадовался, что наконец-то сможет побывать в Москве и поклониться могиле своего великого деда.
Но в той ситуации, в которой я оказалась после нового года (зима 2008), всё это выглядело очень и очень проблематично. Мой муж Виктор лежал после тяжелейшего инсульта, наполовину парализованный, я была полностью сосредоточена на нём, все дни мои были заполнены заботами и хлопотами. Какая тут книга? Какие гости?..
Но. Я всегда выполняю свои обещания. Чего бы это мне ни стоило. Такой уж у меня характер.
Поэтому я позвала на семейный совет свою дочь Ксению. И, обсудив всё, мы решили, что откладывать приезд Петра на неопределённое будущее не будем. Да, Виктор ещё лежит. И всё же самый острый период уже прошёл. Мы сказали Виктору о своём решении. Он не возражал. «Конечно, пускай приезжает». Написала электронное письмо сыну Антону, который был сейчас в очередном большом путешествии – на пути к папуасам. Спросила у него: можно ли будет у него поселить енгибаровского внука? «Конечно, пусть приезжает, нет проблем!» – ответил Антон.
Теперь на повестке дня стояли три вещи:
1. Оформление приглашения для Петра.
2. Мне надо срочно учить чешский язык, потому что: а как же иначе мы будем общаться с Петром, когда он приедет?! Переводчицы-Марины с ним не будет.
3. Надо срочно писать книгу!!! и к его приезду книгу издать!
Надо, надо делать всё, о чём я мечтала осенью. Чего бы это мне ни стоило...
ПОХОД В ВИЗОВЫЙ ОТДЕЛ
Приняв решение пригласить Петра, я на следующий же день отправилась в Визовый отдел, чтобы узнать порядок оформления приглашения иностранцам.
В Визовом отделе оказалась огромная очередь. На пять часов...
Сюда мне придётся ходить много раз. Потому что быстро у нас ничего не делается, к сожалению.
ОПЯТЬ ПИШУ КНИГУ
15 марта 2008 года, в день рождения Енгибарова, я включила свой рабочий компьютер. И продолжила писать книгу...
После всех событий, которые мне пришлось пережить за последние полгода, у меня родилось совершенно иное виденье книги. И вообще – другая интонация, другой нерв запульсировал в строчках...
Так как дни мои были заполнены заботами о муже, писать я могла только ночью. После того, как муж и дочь засыпали, я включала компьютер на кухне и работала до двух ночи. Потом ложилась немного поспать. Спала ровно три часа.
Просыпалась без всякого будильника, мгновенно. И в пять часов утра уже включала на кухне свой старенький компьютер...
ПРО АРТЁМА АКОПДЖАНОВА
Вышла как-то поздно вечером продышаться. Бродила в пустом заснеженном дворе и думала: ну вот, напишу книгу, а на какие деньги я её издам?.. Все деньги у нас уходили на врачей и на лекарства для мужа. Ещё и друзья помогали, спасибо им огромное, без поддержки друзей мы бы в той ситуации просто пропали!
Ходила, бродила, думала, ломала голову – ничего не придумала. Посмотрела в тёмное, усеянное крупными звёздами небо... «Господи, где мне взять деньги на книгу?..»
Захожу в квартиру, ещё не успела скинуть пальто, как звонит телефон. Снимаю трубку – слышу голос Артёма Акопджанова из далёкой Америки, из маленького городка Саус Оранж, штат Нью-Джерси... Голос того самого Артёма, который и подтолкнул меня на написание этой книги. Больше года мы обменивались электронными письмами и так, заочно, сдружились семьями. Артём и его жена Манана немного моложе нас с Виктором, но, в принципе, мы – люди одного поколения, а их дочка Лайза немного младше нашей Ксюши. Потом, когда заболел мой муж, Артём, понимая, что у меня не всегда есть время на письмо, стал мне звонить. Где-то раз в неделю. Услышав мой грустный голос, он обеспокоенно спросил:
– Мария, что случилось? Что-то с Виктором?
– Нет-нет, слава Богу, у Виктора дела улучшаются. У нас замечательный доктор – молодая женщина, но очень опытная, специалист по послеинсультным состояниям. Каждое утро приезжает к нам, и всё делает сама: массаж, иглоукалывания, уколы... И сто лекарств! Так что Виктор уже потихоньку ходит – до кухни: с палочкой и с моей поддержкой.
– Это хорошо, Мария. Но я же слышу: вы чем-то расстроены.
– Да вот, думаю: напишу я книгу, а где взять деньги на её издание? Пока не решила эту проблему.
Артём думал минуту, не больше.
– Я вам вышлю, – просто сказал он.
– Ну, что вы, Артём! Я же без всякого намёка это сказала. Просто вы спросили, и я честно ответила, почему я грустная.
– Я же сказал: я деньги на книгу вышлю. Вы там подсчитайте, сколько нужно... И чтобы обложка красивая была. И чтобы обязательно фотографии в книге были!
– Фотографии будут обязательно...
Вот такие чудеса случаются на свете! Хотя Артём совсем не богач, отнюдь. Даже наоборот. Он там, в своём Саус Оранж (Оранжевый Уголок), живёт довольно-таки трудно. Дочке даже пришлось бросить фигурное катание, потому что – дорого. Я как-то спросила Артёма о его работе, и он рассказал:
– Работаю на стройке, очень устаю. Английский язык так и не смог взять. Поэтому так и застрял на стройке. Хотя профессия у меня – химик. Я в Баку химический окончил... Столько лет уже в Америке, а говорю на очень среднем уровне, даже когда шёл на почту отправить вам бандероль, взял с собой Манану, жену. Она хорошо знает английский. Ну, Лайза, конечно, блестяще знает – она родилась уже тут. А я – человек русского языка. Смешно сказать: по национальности – армянин, родился и жил в Баку, теперь вот уже почти 20 лет живу в Америке. Но ни армянского, ни азербайджанского языка не знаю. И английский плохо. Я – человек русского языка, русский язык – мне родной, никакой другой не могу выучить. А Москва – мой любимый город... Представляете, я уже 15 лет в Москве не был! А вы презентацию книги будете устраивать?
– Надо будет... И одновременно фотовыставку.
– Мечтаю приехать на презентацию вашей книги...
Вот такой Артём Акопджанов. Настоящий друг Енгибарова. И друг нашей семьи. А ведь мы даже ни разу не виделись. Артём и на лекарства Виктору деньги высылал. И на печать енгибаровских фотографий для фотовыставки. А ещё выбрал из Интернета интересные статьи о Енгибарове, распечатал их, выделил в них маркером самое ценное и выслал мне бандеролью с припиской: «Может, пригодится в работе над книгой?» Понимает, что у меня самой нет на это времени – перечитывать всё, что есть в сети и отделять зёрна от плевел... Спасибо, спасибо Артёму Акопджанову за всё!
ДОГОВАРИВАЮСЬ О ПРЕЗЕНТАЦИИ
Конечно, это была ещё та авантюра – идти договариваться о презентации ещё не написанной книги! Тем не менее, я пошла. Потому что знаю: такие вещи с бухты-барахты не делаются, надо всё обговаривать заранее, чтобы презентацию включили в план мероприятий. И чтобы не запросили деньги за аренду зала. И чтобы всё было абсолютно точно. Чтобы на презентации смог присутствовать внук – чтобы всё совпало во времени.
Почему-то решила, что звонить надо в Союз армян России. Попросила мужа сделать первый звонок: хотела, чтобы он тоже участвовал в этом процессе. Потом уже звонила сама. Предварительно договорившись с Гагиком Габриеляном из Союза армян России, поехала в старую уютную усадьбу у Красных ворот, где располагается Дом национальностей. Здесь проводят свои культурные мероприятия разные диаспоры, проживающие в Москве.
– А книгу принесли? Хотелось бы посмотреть.
– Она ещё не издана.
– ???
– Она выйдет из печати в начале лета.
– А, понятно.
– А что, у Енгибарова какой-то юбилей?
– Да нет.
– Плохо. Если бы юбилей – было бы легче убедить начальство, что надо провести вечер.
– Кстати, внук Енгибарова приедет на презентацию.
– О, внук – это хорошо! И давайте ещё фильм покажем. «Путь на арену». Знаете, есть такой фильм? Очень хороший.
– А у меня есть «Леонид Енгибаров, знакомьтесь!»
Оказывается, Гагик об этом фильме даже не слышал.
И только по дороге домой меня осенило: конечно, юбилей, да ещё какой! 50 лет! Именно 50 лет назад Енгибаров вышел на сцену. Да, он сначала вышел на сцену – как мим. Когда ещё был студентом циркового училища. В 1958 году. А в следующем году – 2009-ом – 50 лет, как Енгибаров вышел на арену цирка. 50 лет эпохи Енгибарова в искусстве! Позвонила Гагику, сказала ему об этом – он обрадовался.
УРОКИ ЧЕШСКОГО
На 8 марта дочка Ксюша одарила меня целым комплектом книг для самостоятельного изучения чешского языка: самоучители, разговорники, словари, диски...
Каждую свободную минуту я теперь хваталась за самоучитель. Я должна выучить чешский язык к приезду енгибаровского внука! Готовила обед – и ставила на проигрыватель диск с уроками чешского. Шла в поликлинику, чтобы продлить бюллетень мужа, сидела там в очереди с учебником чешского. Шла в очередной раз в визовый отдел, сидела там в очереди тоже с самоучителем чешского...
И ещё был один момент с чешским языком, очень положительный. Когда-то в молодости мой муж со строительным студенческим отрядом ездил в Чехословакию, и там студенты МГУ прокладывали оросительную систему в какой-то деревне. Конечно же, Виктор тогда учил чешский язык, мог разговаривать и неплохо понимал. Но это было так давно!.. плюс нынешний инсульт. Я стала учить язык, провоцируя и Виктора на вспоминание, на восстановление утраченного. И дочка, глядя на нас, радовалась...
НАС ВСЕГДА СЛЫШАТ
Учу чешский...
Моя племянница Марианна, которая учила когда-то в школе чешский, отдала мне свои учебники. Теперь у меня столько учебников чешского языка, что я просто не могу его не выучить!
И всё-таки в каких то моментах, касающихся произношения, самой разобраться трудно. А главное – я никак не могла прочесть письмо Енгибарова, адресованное Ярмиле Галамковой. Точнее – не могла прочесть его последние строчки – написанную кириллицей чешскую фразу. Приблизительно я поняла, о чём она... Но мне необходим был точный перевод! Я чувствовала, что это очень, очень важная фраза.
Мне нужен был чех. «Мне нужен чех!» – думала я каждый день, глядя на эту фразу в его письме... «Без чеха мне не обойтись.»
«Господи, где мне взять чеха?!» – воскликнула я как-то вечером, сидя в своём старом кресле на кухне, зарывшись во все эти словари и разговорники... «ГДЕ МНЕ ВЗЯТЬ ЧЕХА?» Вопрос был абсолютно риторический, так как на кухне в тот момент я была одна. Не считая трёх милых крыс в вольере напротив: белой, чёрной и голубой. Они смотрели на меня своими умными глазками, но ответить на мой вопрос не могли. И тут меня позвал из комнаты муж. Ему лечащий врач разрешил уже немного, пятнадцать минут в день, работать на компьютере, ну не работать ещё, конечно, а хотя бы просматривать почту.
– Посмотри, какое интересное письмо я получил! – сказал Виктор.
– От кого?
– От Эвы Маленовой. Она – чешка. Занимается русской литературой, в частности, современной русской сказкой.
– Чешка?! – воскликнула я потрясённо.
– Да, чешка. А что тебя так удивило? Она прочла мои сказки и хочет взять у меня интервью. Ты как на это смотришь? Мне уже можно давать интервью? Позовём её в гости?
– Немедленно! В первый же удобный для неё день! Ведь это я её вызвала!
– Вызвала?.. Откуда?
– Из космоса! Ну, не знаю, как сказать. Просто только что на кухне я спросила: Господи, где мне взять чеха? И вот – пожалуйста! Наши желания иногда сбываются мгновенно!
ПРИХОД ЭВЫ МАЛЕНОВОЙ
Это было ещё одно чудо в моей жизни. Я открыла ей двери – и увидела родного и близкого человека, которого давно ждала. С которым была знакома, может, в какой-нибудь другой жизни... Высокая, тоненькая, с сияющими глазами светло-кофейного цвета, русоволосая девушка улыбалась мне как старой знакомой. В первую же минуту мне хотелось её обнять и сказать: «Наконец-то ты пришла!»
(Но около полугода мы говорили друг другу «вы», чтобы потом всё-таки перейти на «ты», потому что «выкать» близкому человеку невозможно).
Эва перевела мне фразу из последнего письма Енгибарова Ярмиле Галамковой. Да, я не ошиблась: это действительно была чешская фраза, написанная кириллицей. Но не по своей тупости я так долго билась над ней и никак не могла перевести. Оказывается, в этой фразе была неточность: то ли ошибка, то ли описка. Но Эва прочла и перевела. Эта фраза стала лейтмотивом моей книги, как она была лейтмотивом и его жизни.
«МАМ ТЭ РАД. ТО Е ЛАСКА НА ЦИЛЫЙ ЖИВОТ. Я ТО ВИМ».
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ЭТО ЛЮБОВЬ НА ВСЮ ЖИЗНЬ. Я ЭТО ЗНАЮ.
Я рассказала Эве про Петра. Узнала, кстати, что правильно его имя по-чешски произносится – Пэтэр. Рассказала Эве про то, что мы хотим позвать его в гости. Рассказала про книгу, которую пишу, и про презентацию, которая обязательно будет. Нет, Эва ничего не слыхала про Енгибарова. Она была смущена своим незнанием. Но ведь она совсем молоденькая! Она только чуть старше его внука. Мы показали ей Ксюшин мультфильм «Звёздный клоун», посвящённый Енгибарову, показали фильм «Леонид Енгибаров, знакомьтесь!», и я подарила ей свою раннюю повесть «Не прощаюсь с тобой». Эва прочла, «заболела» Енгибаровым и, когда пришла к нам в гости в следующий раз, сказала:
– Я, к сожалению, скоро уезжаю, моя учёба подошла к концу. Но я очень хочу приехать на вашу презентацию! Вы не могли бы мне сделать приглашение?
– С радостью! – сказала я. – С великой радостью!
ЗВОНОК АРТЁМА
– А вы успеваете с книгой до приезда внука? – озабоченно спрашивает он.
– Успеваю.
– Вы уверенны?
– Почему-то уверенна.
– Но ведь работы, как я понимаю, ещё много?
– Много. Я в середине книги.
– И всё-таки вы уверенны, что успеете?
– С Божьей помощью, успею. А ещё, я чувствую, мне сам Енгибаров помогает.
– Вау!.. Да что вы говорите?.. Мария, а Антон успеет сверстать книгу? Он когда возвращается из путешествия?
– Через месяц. Всё успеем, Артём, не волнуйтесь.
– Ну, это хорошо. У меня ещё вот такой вопрос: а как вы будете общаться с Петром? Вы уже достаточно хорошо выучили чешский?
– Ещё недостаточно, но кое-что сказать уже могу. Так что на бытовом уровне, я надеюсь, не будет проблем.
– А на презентации? Вы сможете ему переводить?
– Я – нет. Но будет переводить Эва Маленова, переводчица из Чехии. Она тоже приедет на презентацию.
– Вау!..
ВОЛШЕБНЫЕ ДВА МЕСЯЦА
...Я писала книгу ровно два месяца. С 15 марта по 15 мая.
Это были удивительные два месяца. Я жила одновременно в двух измерениях, жила двумя жизнями: своей и – его. Полгода назад, обдумывая книгу, я решила, что буду писать только о его творчестве плюс некоторые биографические данные: когда родился, где учился... Я думала, что буду максимально избегать рассказа о его личной жизни. Постараюсь не касаться ничего личного. Это будет книга только о творчестве! – решила я полгода назад.
Но теперь... да, наверное, мне нужно было пройти через испытания последних месяцев, чтобы понять: я должна писать обо всём, что я знаю. Я почувствовала, что уже ничего не боюсь. Не боюсь никаких тем. И буду писать обо всём. Потому что сколько можно терпеть все эти сплетни, которыми опутали за десятилетия его имя, его образ? Сколько можно терпеть? И кто расскажет правду, если не я? И вовсе это не самонадеянность. А трезвый взгляд на ситуацию. Все умерли, кто мог бы рассказать. А если не умерли, то уехали за океан. А если не уехали, то состарились и уже вряд ли найдутся на это силы.
Надеяться, кроме себя, не на кого. Значит, надо писать всю его жизнь. Максимально очистив её от наносного, от всей этой шелухи домыслов, кривотолков, досужих фантазий желающих примазаться к великому человеку...
...Когда начинается взаимодействие с человеком на всех уровнях, когда входишь с ним в глубинный контакт, когда настраиваешься на одну волну переживаний, – происходит удивительное... Я читаю новеллу – и вижу не только напечатанный текст, но и то, что стоит за этим текстом: о чём он думал, когда писал, и о чём умолчал... в каком настроении она написана и по какому поводу. Раскрываются ВСЕ смыслы... упоминание вскользь о чём-то, небольшой штрих – и перед тобой раскрывается целостная картина, панорама чувств и переживаний...
Когда ты входишь в глубинный контакт с личностью, с душой человека, о котором пишешь, – то всё, решительно всё начинает работать на ваше взаимодействие. Малейшая деталь, намёк говорят об очень многом, об очень важном. Раскрываются причины и поводы слов и поступков, смеха и слёз... Окунаешься в течение его жизни, ищешь глубины и чистоты, надо только довериться... А потом набираешься отваги и начинаешь плыть против течения – к истокам – слов и поступков, сказанного и несказанного...
* * *
Наивная, я думала: напишу человеку письмо, в котором приглашу его приехать к нам в гости, и ему тут же выдадут визу. А ничего подобного! Мне много раз пришлось сидеть по целому дню в огромной очереди.
Почему-то очередь была общая: и на оформление виз, и на оформление загранпаспортов, и на оформление приглашений в гости. Кстати, звала к себе в гости только я одна. Все остальные рвались куда-нибудь уехать! Надвигалось лето – пора отпусков. А русский народ теперь отдыхает от Майами до Филлипин! Даже старушка Европа уже не так котируется. Европу наш народ уже изъездил вдоль и поперёк...
А Енгибаров когда-то так мечтал побывать в Париже!.. Не сбылось. Как невероятно изменился за прошедшие годы мир! Точнее, – Россия. Даже с этими приглашениями. Ещё не так давно, чтобы пригласить к себе в гости иностранца, надо было предоставлять справки о зарплате и о жилплощади. И проходить собеседование в каких-то строгих кабинетах. Помнится, моя подруга, приглашая иностранцев, должна была подробно отчитаться в особой инстанции: где и когда она с ними познакомилась, да по какому случаю? Обязательно отдельную комнату нужно было предоставить иностранцу. Полный пансион, естественно. А для этого мы с мужем должны были бы быть зажиточными людьми. А тут я приглашаю в гости двух иностранцев в свою однокомнатную квартирку – и никого это не удивляет и не шокируют.
– Вообще-то, они будут жить в квартире сына, там целых две комнаты, – извиняясь, говорю я.
– А нас это не касается, где они будут проживать, хоть на Луне! – говорит абсолютно равнодушно приёмщица документов.
О, чудо!
– Главное, напишите гарантийное письмо, что они будут под вашей опекой, и вы им всё гарантируете – от проживания до медицинских услуг, в случае чего.
– Да-да, конечно, гарантируем!
– Ну, и всё.
Мне был выдан список необходимых документов, квитанции на оплату госпошлины и четыре анкеты. Вот с этими анкетами пришлось повозиться! Не могу уже вспомнить, сколько раз я их переписывала. И сколько раз сидела в той очереди. То запятая не там, то нечаянно напишу одну букву не латиницей, а кириллицей, то ещё к чему-то придерётся приёмщица. Не только ко мне. Почти каждый выходил из этой комнаты обескураженный. Только с третьей, а то и четвёртой попытки удавалось, наконец, сдать документы. Хотя люди все были не дураки. Но приёмщицы просто виртуозы по части придирок! А чтобы попасть в заветную дверцу, надо было приходить рано утром, ещё до открытия Визового отдела, часа за два, то есть в семь утра, и ждать у ворот, пока охранник пропустит волнующуюся толпу сначала во двор, а потом внутрь здания.
С четвёртой попытки сдала документы и я. Сначала для приглашения Пэтэра. А потом всю эту тягомотину прошла с документами для Эвы. Он приезжает в середине августа, а она – в начале сентября, на две недели. Приглашения, и то и другое, обещали подготовить через месяц-полтора.
После чего у меня начались поездки и походы по разным конторам, чтобы оформить мужу инвалидную пенсию. Врачи сказали, что ни о какой работе не может быть и речи. По крайней мере, в ближайшие годы. И опять эти безумные очереди. И – самоучитель чешского языка в руках.
Поэтому на работу над книгой у меня оставались только глубокая ночь и раннее утро.
«Ну, ты даёшь! – говорили мне мои домашние. – О презентации уже договорилась, приглашения Пэтэру и Эве делаешь, а книгу ещё не написала!»
Да, это было так. А ведь её ещё и издать надо успеть! Больше всех волновался Артём Акопджанов. Он звонил мне регулярно, в субботу или воскресенье, и тревожно спрашивал: «А вы успеете?» – «Успею, успею...» – отвечала я совершенно спокойно. Даже не знаю, откуда брались это спокойствие и эта уверенность? Не было ни страха, ни тревоги, что не успею.
КОГДА Я ПРИХОДИЛА В ПЯТЬ УТРА НА КУХНЮ...
...Когда я приходила в пять утра на кухню и включала свой компьютер, слепящее оранжевое солнце светило в окна дома напротив и отбрасывало в моё окно яркие солнечные потоки... Яркое апрельское солнце, прозрачный воздух какого-то нежно-персикового цвета, полный птичьих звенящих голосов... А через дорогу – Химкинское водохранилище, взломавшее зимние льды и сбрасывающее с себя ледяную чешую... Синее небо. Синяя вода, чистый, звенящий воздух... в эти часы мир для меня был совершенно прозрачен.
И река жизни протекала сквозь меня... Мне не нужно было в неё входить – она текла сквозь моё сердце... И все сверкающие излучины, и все пенящиеся перекаты этой реки были видны в ослепительном утреннем свете... Мир был прозрачен. Жизнь была прозрачна. Никаких помех для видимости, для осознания и понимания. Как с моего 13-го этажа был виден горизонт в дымке первой зелени, так же мне был виден сочинский сентябрь 1967 года, когда мы познакомились с Енгибаровым... Видны были камушки на морском берегу, сумасшедшие субтропические ливни, прибившие к земле тёмные листья магнолий, и старый цирк на берегу моря... Так же мне была видна весна 1970 года, когда он приехал на гастроли в Москву, и мы общались, дружили, разговаривали, спорили, бродили весенними бульварами... Так же мне была до прозрачности видна вся его жизнь, от первого дня до последнего. Я могла плыть по этой реке жизни вверх по течению, чувствуя упругость и холодок времени, то нежное, то болезненное покалывание часов и минут... Но не чувствуя сопротивления. Он сам был моим проводником. Он распахивал передо мной любой из дней. Поэтому я ничего не придумывала. Мне не надо было придумывать и сочинять: как что было. Я просто ВХОДИЛА – в этот день, в эту минуту – и всё видела своими глазами и слышала своими ушами: голоса, звуки, запахи, шаги, стук двери, звон капели и дождя... Слышала его мысли и желания, его боли и страдания... его сны и смятения пролетали сквозь меня, сквозь моё сознание... Да, я видела его сны, знала, о чём он тоскует, кого любит, знала, о чём болит его душа... Всё это проходило через меня, через моё сердце сверкающим, бурлящим потоком, этот поток был во мне – и в это же время я была в нём – в потоке... Я чувствовала его усталость от тренировок и репетиций, чувствовала его ликование перед восторженным залом, бурлящим эмоциями... Я чувствовала боли в его сердце, и режущую боль в простуженном горле... и привычную боль в плече... Я чувствовала любовь и нежность его любимой женщины, чувствовала боль и тревогу его матери: нельзя, нельзя так много работать! хотя... Лёнечка ещё молод, а пока молод, то разве можно по-другому? Она ведь и сама была когда-то молода... Я чувствовала его горечь и бессилие, когда он оказывался перед стеной, которую не пробить ничем... когда он чувствовал себя в клетке, в клетке! Эта клетка была огромных размеров, но от этого не переставала быть клеткой – он не мог увидеть ту, которую любил больше всех на свете, он не мог растить свою дочь... он загонял эту боль как можно глубже в сердце...
Персиковое утро звенело птичьими голосами, деревья под окном покрывались светло-зелёной пеной первой листвы... я не чувствовала прикосновений моих пальцев к клавишам компьютера, не чувствовала усталости от недосыпа, не чувствовала страха и тревоги «не успеть». Я чувствовала только ликование. Ликование от самого прекрасного, что может быть между людьми. Доверие! Он доверил мне свою жизнь, он верил, что я расскажу так, как оно было, ничего не присочиню лишнего, ничего не зачерню и ничего не приукрашу. Он доверял мне. И это было самое прекрасное доказательство нашей дружбы. Дружбы, над которой не властна смерть. Дружбы длящейся, продолжающейся – как эта сверкающая, струящая река жизни в моём сердце...
Когда я подходила к какому-нибудь очень трудному эпизоду, как август 68-го в Праге, как предательство жены, как ссора с любимой матерью, я останавливалась, замирала, прикрывала ладонями глаза и так сидела какое-то время в тишине, и просила его: «Покажи, как это было». И – он распахивал передо мной двери в тот день, в ту минуту... и я входила внутрь этого дня, внутрь этого события, я реально присутствовала и всё видела, всё слышала... видела его даже в те минуты, когда его не видел никто... Он позволил мне это. Он мне доверял.
...А потом краски в моём окне загустеют, птичьи голоса примолкнут – и наступит второе утро.
Провожание дочки на работу. Прочитывание писем от сына: где он, как он там, мой милый странник?.. Зимой, когда случилось несчастье с Виктором, Антон прервал своё большое путешествие в Новую Гвинею и вернулся в Москву, чтобы быть рядом с нами. И очень помог, сделал за тот месяц всё возможное: нашёл врачей, достал деньги на лечение... А потом продолжил своё путешествие. «Ну, что поделаешь, работа у меня такая!» – говорит он. Работа у него такая: идти по Земле, забираясь в самые удивительные её уголки, а потом рассказывать об этом в своих книгах. Всё дальше и дальше уходят его пути... На страницах его Живого Журнала вижу новые фотографии. Он уже добрался до папуасов! Очень забавные эти папуасы, маленькие, полуголые – как и раньше, ничего-то у них не изменилось с тех пор, как их посетил Миклухо-Маклай. Антон рядом с ними кажется великаном!.. Храни тебя Господь, мой мальчик!
Потом – выныриваю в нашу действительность. Приезд врача к мужу, разные процедуры, массаж, иглоукалывание, измерения давления четыре-шесть раз на дню, лекарства, готовка еды, магазин, пробежка по аптекам в поисках нужного, но редкого лекарства, готовка обеда, звонки покупателей, заказы книг, пробежка на почту, очереди (в руках – чешский!), прогулка с мужем по зелёным дворикам: за руку и с палочкой, и уже зацветают вишни!... Да, это всё тоже жизнь, которую никто не отменял. Тоже зримая, бурлящая, настоящая. И почему-то не было ощущения раздвоения личности. Всё было – едино и слитно, и все мы – я и мои близкие – все были вместе.
– А кто будет вести мою презентацию? – сокрушаюсь я.
– Как кто? – изумляется мой муж. – Я буду вести!
– Ты?.. – опешила я.
Мне трудно это было себе представить в ту минуту. Но я не сказала «нет». Я подумала: впереди ещё целое лето. И в июле ещё одна больница: Виктора в очередной раз подлечат. Даст Бог, всё будет хорошо.
* * *
Я продолжала бегать в Визовый отдел: приглашение для Пэтэра обещали уже вот-вот выдать, но там сломалась система в компьютерах, поэтому всё приостановилось на неопределённое время...
Ну, наконец-то заветная бумажка у меня в руках! Теперь – бегом на почту. Пэтэру надо теперь заказывать визу и покупать билеты.
КНИГА ЗАВЕРШЕНА
15 мая 2008 года. Книга завершена! Неужели я писала её всего два месяца? По ощущениям – прошла огромная жизнь...
А тут и сынок из Папуасии вернулся!
Распечатала книгу. Виктор и Антон прочли, отлавливая опечатки. Сделали некоторые замечания, но это всё мелочи. Я прошлась ещё раз по тексту... Ну, кажется, всё!
Антон, как всегда, стремительно, за один день, сверстал книгу. Нам легко работать в паре, мы понимаем друг друга с полуслова. И у нас одинаковый темперамент, мы оба всё делаем быстро: быстро принимаем решения, быстро реагируем. Я умею ему объяснить, что мне нужно: какой я хочу видеть книгу. А он умеет меня понять. И материализовать мои желания. Выбор гарнитуры, выбор кегля, вид и размер заголовков... На всё наши взгляды совпадают. Волшебные, сладкие минуты... Сидим рядышком у компьютера, колдуем... Так радостно, так приятно чувствовать рядом плечо сына, моего верного помощника...
И вот моя драгоценная книга «упакована» на маленьком диске. Всё! Теперь уже действительно всё. Можно сдавать её в печать.
Обложку я придумала давно. И эскиз обложки уже нарисовала. Артём, как и обещал, прислал деньги. Антон звонит в Раменскую типографию, где мы печатаем почти все наши книги. Выясняется, что через три дня верстальщица уходит в отпуск. Значит, едем завтра утром. А у меня ещё не отобраны фотографии и не распределены по страницам! Всю ночь сижу над ними... Сплю ровно два часа. Даже и не сплю, а так – дремлю. Опасно уснуть глубоко – очень трудно потом просыпаться. Чуть-чуть подремала, выпила крепкого чаю, и мы с Антоном мчимся в Раменское.
Весело стучат колёса электрички... Очень волнуюсь: возьмётся ли верстальщица за три дня вывести блок книги на плёнки и сделать по моему эскизу обложку?.. «Верстальщица хорошая, уговорим», – ободряет меня Антон.
Оформляем у директора заказ. Идём к верстальщице Татьяне Владимировне. Приветливая, худенькая, очень энергичная женщина. Говорит, что успеть в принципе можно. Но у неё фактически только один день – сегодняшний. А завтра мне нужно будет приехать вновь и просмотреть все плёнки. Обговариваем обложку. Даю ей фотографии. Она ими очень недовольна. Говорит, что переоцифрует всё сама. Я не согласна с ней, спорю... А мою фотографию (на 4-ю страницу обложки) Татьяна Владимировна и вовсе забраковала. Сказала, что у меня лицо на фотке синее, как у утопленницы. Так и сказала. Велела выслать по электронной почте другую. А у меня ничего приличного нет.
Приехала домой. Чуть жива от усталости. Говорю мужу: нужна приличная фотка. Вышли мы с ним на нашу лоджию, и он меня пофотографировал. На фоне нашего зеленеющего дикого винограда, в лучах закатного солнца... Я с трудом держала глаза открытыми, просто засыпала стоя, но фотки получились почему-то неплохие. Отослали тут же в типографию, верстальщица работала до позднего вечера. Фотография ей понравилась, а она выслала мне на одобрение обложку. Главное – она сделала всё точно, как было в моём эскизе. Я люблю, когда верстальщики понятливые и не делают ничего от себя лишнего.
Утром следующего дня опять стучали колёса электрички... Весь день я просидела в типографии, считывая свой текст, выведенный на плёнки. Это было страшно утомительно, читать с плёнки раз в десять труднее, чем текст на бумаге или на компьютере, к вечеру в глазах у меня уже всё двоилось и троилось... Но я успела! Я всё сделала. И Татьяна Владимировна, которая уже прочла мою книгу, пока выводила её на плёнки (таким образом, она была моим первым «свежим» читателем), – так вот она была в восторге и сказала, что вообще ничего подобного в жизни не читала. Просила подарить ей книгу с дарственной надписью, когда она выйдет. Книгу обещают напечатать через месяц.
...Когда я вышла из типографии и пошла к станции на электричку, солнце уже садилось... Я упустила ближайшую электричку, не успев добежать до неё, но ничуть не огорчилась. Было 27 мая 2008 года, волшебный тёплый вечер, почти летний уже, чистое, прозрачное небо, солнце садилось, рельсы сверкали оранжевыми стремительными лучами, убегающими на запад – к Москве... Платформа была совершенно пустынна. Только я, мягкое оранжевое солнце и эти сверкающие, убегающие в будущее рельсы... И почему-то, глядя на эти сверкающие на солнце рельсы, я чувствовала огромное ликование внутри. Я успела! Я сделала огромную работу. Несмотря ни на что. А может быть – и благодаря всему тому, что произошло в моей жизни. Благодаря этому я повзрослела (хотя куда уж больше взрослеть? но, оказывается, душа может взрослеть до бесконечности), – и поэтому смогла. Всё, что должна была сделать.
И теперь стояла на этой пустой вечерней платформе совершенно опустошённая и – одновременно – переполненная до краёв огромным счастьем. Слава Богу за всё! За дружбу с Артёмом, за то, что муж справился с инсультом, за то, что дарованы были силы – и ему, и мне, спасибо за хорошего врача Ирину Михайловну, за помощь и поддержку друзей и детей, Ксюши и Антона, за то, что впереди у нас у всех ещё так много изумительно интересного, захватывающего и важного!
(Продолжение следует)
Леонид Енгибаров и его близкие в фотографиях
В Праге (1964 год)
Леонид Енгибаров мог выразить жестом очень много...
Леонид Енгибаров и его постоянный режиссёр Юрий Белов.
Москва, Театр Эстрады, премьера спектакля «Звездный дождь» (Март, 1971)
С Ярмилой Галамковой. Москва. (Весна, 1970)
Барбара Галамкова - дочь великого клоуна, родилась в Праге в 1965 году
Пэтэр Поппер у памятника своему великому деду Леониду Енгибарову.
Москва, Ваганьково. (Август 2008)
[На первую страницу]
Дата обновления информации: 30.03.11 20:09