Поэзия Румынии
Стихи
(В переводе с румынского Кирилла Ковальджи)
Это мучение
кто еще вспомнит что я здесь? Мать и
отец умерли, другие не знают, если спросить их,
даже если родня, они про это
слыхом не слыхали. Придётся
каждый день извиняться что сею
путаницу? Извиняться что беспокою своим присутствием,
вызываю неприязнь, нервирую. У меня ритм
неверных вибраций? Моя изоляция
то растёт до Холма Митрополии, то
сжимается. Дурная бесформенная,
не сегодня-завтра охватит весь
Бухарест, потом всю страну – пока опять не уменьшится
в объеме и сможет уместиться
в яме на кладбище
где-то в сторонке. Меня тревожит только неверность
вообще, и то что я
не в силах утешить скорбящих. К тому же не силах
и себя утешить…
Мне трудно продолжать и что толку? Напрасная мука.
Пожалуй, и мне ни к чему.
И тем не менее бьюсь чтобы остаться на плаву –
втиснутый какой я есть в самого себя
многослойно и плотно. Вдобавок даже
с некоторых пор, наивный, живу
с чувством что я принадлежу к огромному беспрерывному
электромагнитному току…
Сумка с черешнями
Сумка с черешнями в комнате, со стола
опрокинутая на тесовый пол, мучает его с тех
пор как встал на ноги, проснувшись
в гостинице, где снилось
что надо маму
вести на кладбище, на санях, стукнул по дереву –
и в спешке, не понимая как, опрокинул
сумку с черешнями…
слышит снова мамины причитания и хриплые звуки коз
ищущих пищу под его
окном!
Господи, если бы мог
собрать все ягоды, сумка большая: черешни белые
и посинелые, разбросанные,
плохой знак…
козы, козы туманные, возникшие в болезненном
мозгу – пожирали
грязь и содержали аллею в чистоте. Но когда
встал на ноги, пробужденный явью: вдруг вспорол
живот. Облился кровью. Что ты наделал, кретин!
держит кишки в руках, роняет. Смотри, не наступи
на них! Он объят
аурой, в состоянии
аффективного давления
плюсового, предельного, одержимый рассыпанными черешнями,
сумкой: после того, как накануне вечером
анализировал примитивные орбиты
каких-то комет.
Напоить жаждущих
сошедшие из запылённых дрожек, вернувшиеся
домой
попить кофе по-турецки, которое только мужчина умеет приготовить
на берегу
солёной запруды – женщины
желающие урока преходящих вещей. Жаждущие. Сошедшие
по одной, по две, по три
женщины, поколение за поколением, преследуемые
червем
одиночества. «Нет, преследуемые любовью», утверждают
они… Между собой, беседа
тянется: женщины? Клокотание сожалений способных
свести тебя с ума. Разделяешь
горечь: «Их болтовня? Похоже
на навоз»… Они, которые
являют тип элементарных частиц… Женщины
сухие с годами, замещённые другими,
испаряющимися,
сплющенными под землей в соляные формы,
возвращенные живыми в сей мир иногда, изредка, сошедшие
из запыленных дрожек
попить кофе
по-турецки на берегу какой-то запруды…
Музей переделанный в церковь
Бог проходит перед окном, с сиреной – видишь
сколько морщин у него на лице? Не вижу.
Скрипит пол. Облокотившиеся, немые
и ныне, мешаете
ложку в чашке, недовольные. Ворона на входной
двери каркает кричит хлопает
крыльями, только мы оба
её понимаем: «вновь вам счастье улыбается», говорит она.
вы из народа, аплодируйте. Чего так таращишься: что с тобой,
у меня болит голова, чтоб не сглазили… Я не на голову жалуюсь, а на то
что ты в поле ржи на фотоснимке рядом
с той особой с голой грудью: дрожит
её голос, опять
начинаешь? Спускаясь вместе с холма… Едва
избавившись от лицемерия и вступившие
в музей естественных наук,
свободные, в музей переделанный в церковь – будьте
все благословенны, «небытие
пребывает во мне…»
Будьте поблизости
что за душный дым! Кашляет, задыхается.
Тлея, сгорает мокрая солома в тебе. Солома таинства
покаяния… Сгораешь в собственном
нутре на медленном огне,
в одиночестве, старик, брось теперь поучения.
Щупает снова мешочек с ружейным
свинцом: скоро,
скоро крикну: «Примите Дух Святой!», будьте поблизости…
С татуировкой на толстых руках,
с серьгами в ушах – тихо-тихо снимает зелёную маску с лица,
тяжелую, из окислённого свинца
и щелкает презрительно пальцами: во мне
третий день всё зовут меня воды глубинные,
дабы огонь загасить
но я глух. «По правде давно надо было
порвать с прошлым»… Пришло ли новое
на место старого?
Идёт неторопливо, потупившись,
посох в руке
а за спиной охотничье ружье
и пустой ранец из козьей кожи. Может ему удастся
повлиять на определённые события, чтобы произошли быстрее.
Или медленнее.
Любовная связь, пожелтевшая, смятая
любовная связь, живая, пламенная, мелко написанная,
полная размазанных чернильных пятен
синих по краям,
с зачёркиваниями и поправками.
Любовная связь – приходит, изредка, царапая
когтями
штукатурку квартиры на втором этаже
садится на подоконник закрытого окна в столовой
и молча смотрит на меня, паршивка, оттуда. Я…
Сажусь с другой стороны окна и кричу:
целую тебя, любовная связь, ты
унаследованная от деда с маминой стороны, с напором,
не хочешь ли в этот раз спуститься, старая
маска сирени?
Любовная связь, пожелтевшая, смытая, с почерком,
неразборчивым,
сладостным
и горьким, как перечтёшь: «мол, существует
другая наша страна в другом мире, просящая подаяния».
Любовная связь, живая, вспугнутая мной всякий раз,
когда я появляюсь
у Площади Воссоединения в Бухаресте - держа в руках
анафору и освященное вино.
Почему
почему я родился в румынии, а не в тигриной семье
в зоосаде,
почему здесь, куда я дошёл, ничего не имеет смысла
и почему нынешний свет родился
из мрака того кем я был 58 лет, почему
ты оглядываешься, когда я впереди – отвечаю:
“я здесь и теперь потому что должен был быть здесь и теперь”
[На первую страницу (Home page)]
[В раздел «Румыния»]
Дата обновления информации (Modify date): 21.12.2011 22:46