Воспоминания

Захарий Агаджанов

Записки врача о тбилисской отшельнице*
(Снова в гостях. О Гаянэ Хачатурян)

* Начало в № 1 (3) за 2007 год.

Я уже писал, что, будучи по сути затворницей, Гаянэ очень любила принимать гостей и ходить в гости. Главное, – чтобы люди были интересные. Такая потребность в общении появлялась у нее обычно после длительного периода творческого уединения («Я закрылась», – говорила Гаянэ). Она как будто бы выходила из транса. Начинала звонить друзьям, а если я опережал ее со звонком, то по ее голосу я мог понять, что она готова к общению и, более того, рада этому.

Помню, как мы впервые пошли к Зулейке1. Жила она с мамой на плато Нуцубидзе. Это достаточно далеко от центра города, но район интересный. Дорога на плато кружила серпантином. Вдоль дороги стояли красивые особняки, большая часть из которых принадлежала художникам. Жила Зулейка почти на вершине горы, но дом был обычный, многоэтажный.

1 – Зулейка – Зулейка Бажбеук-Меликова, тбилисская художница, дочь Александра Бажбеук-Меликова (1891 – 1966) – известного тбилисского художника.

С Зулейкой мы уже были знакомы. Неоднократно виделись у Гаянэ.

Раньше, когда отец был жив, Зулейка жила в центре города, на Колхозной площади. Место замечательное, но дом был старый, без удобств. Этот старинный район подлежал реконструкции. Зулейка получила квартиру в новом районе, а этот квартал старого Тбилиси был превращен в красивый уголок города, где сейчас находится всемирно известный театр марионеток Резо Габриадзе. Перед театром стоит старинная конка, а рядом – замечательные уличные скульптуры из черного металла: старый дворник в стиле Пиросмани, хоровод ряженых и фонарщик. Автор работ, если не ошибаюсь, – А.Монаселидзе.

На скамейках конки можно сидеть, дожидаясь маршрутного автобуса. Гаянэ очень любила этот театр. Репертуар театра был небольшой. Помню всего несколько спектаклей: «Осень нашей весны», «Альфред и Виолетта»... Было еще два-три спектакля. Они шли периодически, не каждый день. Билеты надо было покупать заранее. Мы с Гаянэ неоднократно бывали в этом театре. Гаянэ отмечала очень высокий уровень постановок. Режиссер Габриадзе, конечно же, заслуживает всяческих похвал. Здесь, в Москве, уже много лет спустя, я случайно оказался на выставке картин его дочери – художницы, талантливой, как и отец.

Спектакли были озвучены очень известными драматическими актерами – Эроси Манджгаладзе2, Рамазом Чхиквадзе2, Кахи Кавсадзе2... Многих актеров уже давно нет, а спектакли с записью их голосов все еще идут. Это и есть бессмертие...

2 Эроси Манджгаладзе, Рамаз Чхиквадзе, Кахи Кавсадзе – известные грузинские актеры театра и кино.

Знакомство Гаянэ с отцом Зулейки – великим Бажбеуком состоялось в их старом доме. Гаянэ всегда считала его выдающимся художником. Он же, в свою очередь, сразу распознал в ней и природный талант, и самобытность. Общался с нею на равных, считая, что поучать ее ничему не следует. Гаянэ рассказывала забавные вещи о Бажбеуке. Оказывается, несмотря на свой почтенный возраст он всегда был не прочь приударить за подружками своей младшей дочери. Причем эти ухаживания иногда носили двусмысленный характер.

А еще Гаянэ рассказывала забавную историю, связанную с матерью Бажбеука. Овдовев и при этом оставаясь, как говорится, в полном расцвете сил, она, по-видимому, испытывала определенные страдания. А проявлялось это следующим образом. Каждое утро под окнами проходил торговец зеленью и зазывно кричал: “Зеле...нь! Зеле...нь!” Это был грубый деревенский мужик. Она с нетерпением ждала этого момента. Быстро подходила к окну, распахивала его и, опираясь на подоконник, начинала глубоко дышать. Она провожала его взглядом до тех пор, пока он не пропадал из виду. Потом она бросалась в комнату, садилась за рояль и начинала громко играть. При этом грудь ее высоко вздымалась. Очень жалею, что в свое время не расспросил Гаянэ, что именно она обычно играла.

Итак, в назначенный день и час мы с Гаянэ, преодолев серпантин дорог, подъехали к дому Зулейки. Она нас ждала. Действительно, дом был расположен на вершине горы.

Стандартная двухкомнатная квартира с лоджией-мастерской. Мне нравится осматривать чужие квартиры, если хозяева квартиры интересные люди. Две тахты, покрытые старинными коврами, комод, старый рояль, занимавший полкомнаты, книжные полки с хорошими книгами... Одним словом, много вещей – и ничего лишнего, кроме рояля, на котором никто не играл. По-видимому, память о бабушке. Стены увешаны картинами и рисунками отца, а также картинами Зулейки и ее брата Вазгена. В мастерской – само собой, мольберт и штабелями уложенные (очень аккуратно) картины Зулейки. Ни у кого из знакомых мне художников я не видел такого количества картин. Просто Зулейка не очень любила дарить картины, а если продавала, то достаточно дорого.

Однажды в Доме кино была устроена выставка-продажа картин современных художников. Были там и картины Зулейки. В моей коллекции ее работ не было. Это были перестроечные годы. Я хорошо зарабатывал. Ее манера работать мне нравилась. Своего рода пуантилизм. Я выбрал одну из картин. Это был большой букет цветов. Зулейка назвала максимально возможную для того времени цену, и я, не торгуясь, заплатил. Потом, как бы оправдываясь, она неоднократно говорила, что ее картины стоят дорого потому, что она расходует большое количество краски, так как кладет мазки очень толстым слоем. А когда ей приходилось дарить свои работы, она выбирала самые маленькие, размером с ладонь. Такие у нее всегда имелись в наличии. При этом она говорила, что ее маленькие работы гораздо интереснее больших. Однажды она подарила мне небольшую работу, чуть больше спичечного коробка. Мой друг, очень остроумный человек, сказал: «Скоро Зулейка начнет рисовать на пуговицах».

Угощала нас Зулейка пирогом, который сама испекла, и фруктами. Ее мама, тетя Лида, когда приходили гости, не отходила ни на шаг. Не то чтобы она суетилась вокруг гостей, просто боялась, как бы «дорогие гости» не выпросили у дочери рисунок или картину. А если речь заходила о покупке картин, тетя Лида всегда была рядом, и без ее участия цена не назначалась. Иногда Зулейка, чувствуя себя неловко, отсылала маму посидеть на кухне.

В дальнейшем я неоднократно бывал у Зулейки, иногда с Гаянэ, иногда с другом или племянницей. Я всегда приносил с собой фотоаппарат. Однажды мне пришла в голову интересная мысль. На стене в гостиной висела работа отца – портрет Зулейки в возрасте 10 лет. Она лежит на тахте, покрытой старинным ковром, подперев голову рукой. Под головой – мутака3. Картина замечательная. Она есть во всех альбомах.

3 Мутака – восточная подушка в виде валика.

Я попросил Зулейку перевесить картину на другую стену – над той же тахтой, что и на картине, уложил Зулейку на тахту, с мутакой, в ту же позу и сфотографировал. Получилась замечательная фотография. Зулейке в тот год было 60 лет, т.е. фотография была сделана через 50 лет после написания картины. Все, кто видел эту фотографию, говорят, что это была оригинальная находка.

Однажды, показывая мне свои старые работы, Зулейка вытащила из своих запасов одну интересную вещь. Это был портрет Гаянэ в молодости. Очень хорошая работа, в черно-оливковых тонах. Тогда Зулейка работала в другой манере – не точками. Работа была сделана лет тридцать назад. Я спросил Зулейку, почему она не подарила портрет Гаянэ. Она ответила что-то неопределенное. Я рассказал Гаянэ об этой картине. Она вспомнила ее. Я спросил, почему Зулейка не подарила портрет ей. Она сказала, что сама не настаивала, а Зулейка не очень любит расставаться со своими картинами.

Год или два спустя я снова приезжаю к Зулейке. Если не ошибаюсь, ей понадобилось что-то исправить в электропроводке – выключатели или розетки. Мой друг Эдишер отлично разбирался в этих делах. Беру его, садимся в мою машину и едем на плато Нуцубидзе. Все быстро починили. Потом нас угощали чаем с вареньем. Потом Эдишеру показывали картины. Зулейка подарила нам по одному рисунку из своих запасов – почти на выбор. Рисунки тушью. И вдруг выносит тот самый портрет Гаянэ и говорит: «Знаете, Захарий, я все-таки решила подарить его Гаянэ!» Я обрадовался этому решению и вслух одобрил его. Одним словом, увожу работу с собой. Несколько дней она стояла на полке у меня в квартире. Я даже сфотографировал своих племянников на ее фоне. Потом я отвез портрет Гаянэ. Дальнейшую судьбу картины я не знаю. Скорее всего, она ее кому-то подарила.

С Зулейкой мы почти породнились – вместе крестили сынишку моего друга Славы Степаняна – Тиграна.

Гаянэ с Зулейкой связывали долгие годы дружбы. Обе много читали, обе любили музыку. Зулейка – больше джаз, а Гаянэ – старую классическую музыку, особенно добаховского периода. Бывало, мы вместе ходили на выставки или концерты. Потом я развозил всех по домам – сначала Зулейку на ее гору, а потом Гаянэ. И как бы поздно это ни было, с Гаянэ мы ехали не спеша. Обязательно включалась музыка – что-то очень старинное: «Коронация Поппеи» Монтеверди, мотеты Люлли или «Бранденбургские концерты» Баха... Подъехав к ее дому, мы еще долго оставались в машине и разговаривали – обо всем на свете. Я уже отмечал, что круг интересов Гаянэ был обширен. С удовольствием говорили о книгах, кино, музыке, театре, друзьях...

Весной 1991 года умер Дилбо4 – неожиданно, трагически: упал ночью в яму, вырытую строителями перед их домом, – и всё.

4 Дилбо – Альберт Дилбарян, тбилисский художник (1928 - 1991)

С Гаянэ и Зулейкой ездили на панихиду. Гаянэ очень переживала его смерть. Говорила, что после Бажбеука такого художника не было. Картины, виденные мною ранее у него в мастерской, меня особенно не волновали, но то, что увидел здесь, – великолепно.

Гаянэ говорит, что Дилбо, имея семью (жену и двух дочерей), чувствовал себя сиротой. Всегда много пил. Почему? Почти всё время находился в мастерской. Гаянэ говорила, что его друзья завидовали ему и сознательно спаивали. Он просыпался очень рано и чуть ли не в 6 часов утра уходил в мастерскую. Эти ранние утренние часы и были самыми плодотворными, так как потом приходили приятели, и начиналась попойка.

За несколько дней до смерти Дилбо жена ему сказала, что скоро выходит на пенсию, и теперь всю свою жизнь посвятит ему. Он радовался, как ребенок. Говорят, даже перестал пить.

В один из дней после панихиды, в доме у Роберта Кондахсазова5, Зулейка вдруг «вспомнила», что двадцать с лишним лет назад Дилбо распространял слухи, что Гаянэ влюблена в него и бегает за ним. Гаянэ было очень неприятно слышать это, тем более, что сплетня эта ни для кого не была секретом.

5 Роберт Кондахсазов – тбилисский художник (1937 - 2010).

«Пожалуй, Дилбо был чуть ли не единственным мужчиной, который физически всегда был мне неприятен», – сказала мне Гаянэ. Я, говорит, чуть ли не каждый день в течение этих 27 лет собиралась к Дилбо, чтобы выяснить отношения, но так и не собралась. И вот он умер...

До того, как Зулейка сообщила эту «старую новость», Гаянэ очень переживала смерть Дилбо. Говорила, что, пожалуй, больше, чем смерть Параджанова. Я думаю, это потому, что смерть Параджанова не была столь неожиданной.

В один прекрасный день Гаянэ вдруг сказала, что почему-то перестала переживать смерть Дилбо. И все из-за Зулейки. Очень переживала, что перестала переживать.

Через несколько лет у Зулейки умерла мать. Тбилисскую квартиру она продала и переехала в Ереван.

Фотографии из личного архива Захария Агаджанова

22.08.1999. Тбилиси. У Зулейки. На фоне портрета Гаянэ

У Зулейки. На фоне портрета, написанного ее отцом 50 лет назад

«Дворник» в стиле Пиросмани

Тбилиси. Мои племянники на фоне портрета Гаянэ и студенческой работы Зулейки («Дворовая сцена»), снятой с подрамника

У Зулейки. На стенах – картины ее отца

Скульптурная группа «Ряженые» перед театром марионеток в Тбилиси

Могила Гаянэ Хачатурян